Где-то в опустившемся сердце города моё послание услышал вор в глубинах мрачной и тревожной дремоты. Он поднялся и выскользнул из логова головорезов и распутниц, скрывая лицо под капюшоном изношенного плаща.

Вор прокрался по заполненным переулкам, избегая попадаться на глаза ухмыляющимся дьяволам и марширующим отрядам бронированных копьеносцев, которые поддерживали порядок в Городе Бродящих Демонов. Когда он добрался до стен дворца, что когда-то служил домом Святому Императору, то без особого труда подкупил голодную стражу, чтобы ему позволили пройти.

Вновь вор услыхал в глубине своего разума мой шёпот, ведущий его к подземелью, где томился я. В тронном зале Валликус наслаждался мрачными удовольствиями пороков и мучений. Даже его древние глаза упустили грабителя, проползшего по верхней галерее, а потом вниз, в самые нижние глубины дворца. Наконец он достиг дверей оружейной. Единственный страж стоял там начеку, этот пост всегда содержался наготове. Тот копейщик так и не увидел разбойника, что перерезал ему глотку и забрал с его пояса ключ.

Оказавшись в стенах оружейной, вор незаметно подкрался к стене, где я висел в инкрустированных чёрными самоцветами ножнах. — Боги моих предков, я слышал тебя… — пробормотал вор. Он снял меня от стены, завернул в складки плаща и покинул дворец, словно мелькающая тень. Я так и не узнал его имени.

— Яхгором, — шептали голоса. Теперь вор тоже их слышал.

На украденном коне он сбежал из Омбрус Калу, держа путь на юг, мимо вымерших от голода деревень, вырезанных городов и замшелых развалин храмов.

Яхгором.

— Яхгором, — повторял вор. Он всё время направлялся на юг, через кишащие волками холмы Арриакса в степях Тьюргии, где не было никаких городов, вызывающих у него тревогу. Один раз бродячая разбойничья шайка остановила его, но, когда он выхватил меня из блестящих ножен, разбойники в ужасе сбежали.

За несколько недель путешествия вор пересёк иссушённую пустошь, где змея укусила его коня за ногу. Он тащил меня вперёд и вперёд, с трудом пробираясь по пустоши, его живот ввалился, а руки и ноги стали тонкими. Временами я думал, что он уже не поднимется, когда солнце прорывалось через край мира и изливало на нас утренний свет. Но грабитель всегда вставал снова, сильный, невзирая на отсутствие воды и пищи. Может быть, лишь моя сила поддерживала его. Или сила его забытых богов. Теперь я был их орудием.

Когда вор достиг цепи зелёных гор, то обнаружил, что от голода его спасут незрелые фрукты и дикие коренья. Ручьи наполнили его пустой бурдюк пресной водой и он двинулся вперёд, по заросшим перевалам, где веками не ступал человек. В конце концов, оборванным и кожистым бедолагой, он достиг дальней стороны гор и вступил в душные джунгли.

Это произошло незадолго перед тем, как южный жар доконал его. В конце концов он свалился на перевитую корнями изумрудную поляну, его руки всё ещё сжимали меня.

— Яхгором, — бормотал он. — Яхгором.

Там его и нашли дикари. Они не смогли высвободить меня из костлявых кулаков, которые сомкнулись на моих ножнах. — Яхгором, — молил он. Они потащили его висящим на шесте, словно убитого кабана. Их кожа была бронзово-загорелой, закалённая жестоким солнцем. Они носили шкуры тигров и пантер, а на могучих шеях — ожерелья из клыков и когтей. Вооружены они были копьями и топорами из серого камня, стекловидными и бритвенно-острыми. Они никогда не видели людей, подобных этому полумёртвому вору или столь искусно изготовленное оружие из сверкающего металла.

Они долго несли нас через джунгли и вверх по склону горы, где их языческий король восседал на престоле, вырезанном из слоновьих бивней. Его примитивный трон был увешан черепами побеждённых вождей, будто раздувшимися жемчужинами. Их было слишком много, чтобы сосчитать. Дикари низко склонились перед своим королём и положили вора к его ногам.

— Могучий Яхгором, — восславили они его хриплыми голосами.

— Яхгором! — стонал вор, пока умирал. Его неподатливая хватка на моих ножнах ослабла.

Король Дикарей держал меня в грубых руках. Его лицо было угрюмым, как у холмовых волков, которые гнались за моим носителем. Его глаза вспыхивали чёрным, словно самоцветы на моих ножнах. Его руки были толщиной с молодые деревца, спина сильна, как у дьявольского быка, а кулаки величиной с оголовье боевого молота. Он заворчал и вытянул меня из ножен. Серебристый звон раздался по всей его царской поляне и варварские придворные попадали на колени, поклоняясь священному оружию.

Адамант, Необоримый Клинок.

«Валликус должен умереть», — прошептал я.

Яхгором Истребитель проворчал.

«Город Вечно Верных должно возвратить Ста его Богам».

В горле у Господина Язычников низко заурчало, словно у проснувшегося льва.

Он задвинул меня в разукрашенные ножны и прицепил их к своей поджарой талии. Труп безымянного вора он велел похоронить в священном кургане.

Этой же ночью, под мерцающими звёздами, он выступил на север.

В Городе Бродящих Демонов этот чужеземец держался теней, закутавшись в рваный плащ, снятый с мертвеца. Он вошёл через Купеческие Ворота, прикинувшись наёмным мечником на службе у торговца тканями. На улицах, кишащих алчными душами, его внушительный рост и широкие плечи вдохновляли карманников и убийц искать добычу в другом месте.

Шестирукий демон обратился к нему из тёмного переулка, потребовав, чтобы он пожертвовал своё тело на его гнусные забавы. Правая рука чужака дёрнулась быстрее, чем любая из демонских лап. Тварь скользнула назад в переулок, лишившись двух из своих чудовищных конечностей.

Яхгором шёл дальше, ведомый моими беззвучными шёпотами прямо ко дворцу.

После полуночи он взобрался на стены королевских садов так же легко, как поднимался на деревья в джунглях. Без единого звука он спустился в сады, за которыми присматривали рабы в ошейниках. Запах разбухших плодов, которые падали догнивать на виноградные лозы, заставил его наморщить покатый нос. Он видел голодающих людей и умирающих нищих, попрошайничающих на улицах и не понимал, почему здешний урожай не раздают, чтобы наполнить голодные животы горожан. Или почему голодающие не перелезут через стену и не возьмут пищу. Он не понимал страха и что тот делает с цивилизованными людьми.

Тихо, будто крадущийся кот, он проник во дворец через низкое окно и вошёл в огромный зал, где на мраморном помосте высился Наивозвышенный Престол. Там дремал разжиревший Король-Колдун, его богатые одежды марало пролитое вино и наркотический порошок. Его окружал гарем из тридцати бессознательных девочек-рабынь и недоеденные остатки пиров громоздились на полу среди рассыпанных грудами драгоценностей.

Яхгором освободил меня из ножен со звуком, слабым, как вздох женщины. Мой серебристый жар рассеял мрак зала с угасшим камином.

Валликус открыл холодные глаза и унизанные перстнями пальцы задёргались на подлокотниках трона. Его правая рука всё ещё оставалась иссохшей и костистой, и она поднялась, указывая на пригнувшегося дикаря.

— Адамант, — произнёс колдун. — Я всё думал, куда ты запропастился. Что ты мне принёс? Нового раба на дыбу?

Порыв леденящего ветра сорвался с его скукоженных пальцев и Яхгором вздрогнул от холода. На коже у него выросли ледяные кристаллики, словно алмазы, заморозив его на месте. Но моя сила вспыхнула пляшущим пламенем на его запястьях и могучей груди.

— Я принёс тебе смерть, — ответил Яхгором. Стремительным тигром он метнулся между обмякших рабынь, прямиком к намосту.

Валликус поднялся в воздух, когда дикарь со всей силы обрушил меня на Наивозвышенный Престол. Седалище из агата и хрусталя с громом раскололось. Все рабыни очнулись и сбежали, пища, словно котята. Колдун метнул разрушительное заклинание, но я поймал его и швырнул назад. Он бросил ещё одно и оно разлетелось от моего клинка, как стекло. Из его рта вылетело заклинание гибельной отравы, которое я тут же нарезал лентами.