Парни помогают мне удобно устроится, при этом каждый пытается прикоснуться ко мне, или поцеловать. Такие себе мамочки наседки.

— Добрый день, — в кабинет входит женщина лет пятидесяти. — Готовы к встрече?

— Конечно, — радостно отвечает Рой, Макс молчит и хмурит брови.

На живот попадает холодный гель, а следом чувствую давление самого аппарата на животе.

— И-и-и, вот! — восклицает женщина. Три пары глаз тут же прилипают к экрану. Жадно ловим картинку, пытаясь разобраться в темном фоне. — Два прелестных малыша.

Врач что-то щелкает, измеряет.

— Все в норме, отклонений никаких не вижу. Оба плода развиваются, как и положено сроку. Советую уже начинать искать клинику, где будете рожать. Обычно, двойни и близнецы появляются раньше положенного срока, — подмигивает. — Им там тесно вдвоем.

— А можно узнать пол детей? — хрипло спрашивает Макс.

Врач смотрит на меня, молча спрашивая разрешения. Киваю.

— Посмотрим, — задумчиво елозит по животу и смотрит на экран. — Первый мальчик точно, а вот второй малыш прячется. Не дает разглядеть.

— Мальчик, — выдыхает Рой.

Выходим, как бетонной стеной прибитые. Даже я, которая была уже не раз на УЗИ, сейчас пережила совершенно новые ощущения. Парни же, словно с креста снятые. Пялятся перед собой и молча следуют к машине. Становится страшно и неудобно. От чего такая реакция?

Пассажирскую дверь Макс открывает заторможено глядя перед собой. Я же стараюсь держать себя в руках. В сумке звенит телефон. Кому я могла понадобиться? Достаю и не глядя провожу пальцем по экрану.

— Алло? — отвечаю сразу.

— Доча? — голос мамы вводит в ступор. Она впервые мне позвонила за несколько месяцев. И голос взбудораженный, я бы даже сказала расстроенный. — Доченька, ты меня слышишь?

— Да, — выдавливаю из себя.

Сердцем чувствую, что это конец.

В номере отеля быстро собираю вещи. Скидываю, даже не стараюсь по-человечески складывать. В чемодан летит всё без разбору. В ушах стоит звон, а сердце бесперебойно стучит о ребра. Даже дети притихли.

— Лис, крошка, стой, — сзади по пятам ходит Макс и пытается меня остановить. — Мне не нравится что-то.

— Например? Что именно? То что мама в больнице? Или то что я уезжаю? — говорю резко, не из-за того чтобы обидеть, просто переживаю.

Ведь кроме мамы у меня никого нет. И какая бы она не была — это же мама. Не могу сказать, что я безумно её люблю. Она со своей стороны сделала многое, чтобы это чувство притупилось. Но и бросить её не могу.

— Из-за всего. Давай я пошлю нашего адвоката собрать инфу сначала?

Останавливаюсь. Перевожу дыхание. Всё-таки быстрые телодвижения для меня сейчас это почти как марафон. Поворачиваюсь и натыкаюсь на встревоженный взгляд Макса.

Рой, чертыхаясь и матерясь на русском, уехал на встречу. Отменить никак не смог. Сейчас даже радуюсь, двоих мне не потянуть.

— Крошка, ну?

— Нет. Макс, пока он будет собирать инфу, я уже буду дома и сама смогу оценить масштаб бедствия, — выдыхаю и плюхаюсь на кровать. — Я должна, понимаешь? Она же…мама.

— Понимаю, малыш, но у меня плохое предчувствие.

— Чего ты боишься? — бью в лоб.

Парень заметно тушуется. На секунду отводит взгляд и вся напускная стальная маска слетает с лица. Медленно подходит и садится рядом. Рука берет моё запястье и нежно поглаживает. А я от такой простой мимолетной ласки млею и растекаюсь лужицей. Вот что значит недолюбленный ребенок. И зная это, своим детям отдам себя полностью. Они не будут знать, что такое безразличие. Любовь, забота и нежность — это то, что заслуживает каждый ребенок.

Заглядываю в черную бездну глаз, ищу ответ, который не спешит озвучивать Макс.

— Я боюсь, что ты не вернешься, — говорит откровенно.

Теперь тушуюсь я. Впервые секунды не знаю, что ответить. Отвожу взгляд. Знаю, как это выглядит, но ничего поделать не могу. Не получается сказать то, что храню внутри. Чувства раздирают на части, рвут душу.

— А ты бы хотел? — тихо спрашиваю. Но секунду спустя, готова закрыть уши руками, лишь бы не слышать ответ. Руки сами дергаются, но не успеваю и слышу ответ.

— Да. Мы будем ждать тебя, кроха. Столько, сколько понадобиться.

Макс аккуратно поворачивает мою голову и целует. Переплетает поцелуй с нежными фразами. Будто заклинание шепчет.

В сладкий поцелуй вплетаются мои солёные слезы. Только что, мне сказали, что будет продолжение? Или я что-то не так поняла? Отвечаю на поцелуй, но мысли роем кружат в голове. За секунды проносятся тысячи вопросов, миллионы предположений и ноль ответов.

Набатом звучат слова «Мы будем ждать тебя».

Понимаю, что они не могут поехать со мной, но после этих слов оставлять их хочется еще меньше. Саморучно бросаю свое счастье. Отрываюсь и горько всхлипываю.

— Т-ш-ш, если ты так будешь себя мучить, я сделаю по своему, Лис, — говорит в губы и смотрит в глаза, заглядывает глубоко в душу.

Макс вышел, а я захлебываясь слезами зашла в туалет. С горем пополам привела себя в божеский вид. Выкатила чемодан в прихожую и заглянула на кухню.

На столе стоит тарелка с едой и кружка травяного чая. Макс аккуратно раскладывает столовые приборы.

— Пока не поешь никуда не поедешь, — твердо, безоговорочно. — Самолет через три часа, успеем.

Покорно сажусь. Не спорю. Сама тяну время. Ещё чуть-чуть с ним, рядом. Тишину разбавляет звонок. Рой поднимается в лифте. Через пару минут входит в номере. На ходу скидывает пиджак.

— Фух, еле успел, — проходит, крадет легкий поцелуй в губы и приземляется на соседний стул. Ворует кусочек мяса из моей тарелки. — Тупые бараны. Не встреча, а просто вынос мозга. Готова?

— Угу, — рассматриваю их. Впитываю каждую черточку на лице.

— Поела?

— Угу.

— Теперь слушай, — резко меняется Рой. Из раздолбая, превращается в собранного и серьезного мужчины. — По приезду тебя встретят, отвезут домой. Затем, отвезут в больницу. Отзваниваешься каждый час. Если от тебя не поступит звонка мы поднимем всех на уши.

— Вы не сможете приехать, — кривлюсь горько.

— Это не значит, что не сможем тебя достать через знакомых и друзей, — говорит Макс.

Соглашаюсь. Без вариантов.

Дорога до аэропорта проходит относительно спокойно. Рой разряжает обстановку шутками, а я стараюсь не думать что будет дальше.

Через пятнадцать минут, объявляют о посадке. Надо прощаться, а я не могу и слова выдавить. Легкие сжались и не дают сделать вдох. Кислород обжигает огнем. Получается лишь коротко всхлипывать.

— Либо ты успокаиваешься, бэйб, либо едем домой, — серьезно говорит Рой. — Это не дело. Ты по приезду, не дай бог, тоже в больничку загремишь. И мы не сможем к тебе приехать, понимаешь?

— Угу, — утыкаюсь ему в грудь и заливаю слезами майку.

— Так что? Домой? — обнимает сзади Макс и целует шейку.

Получается смешной бутерброд, где в главной роли сосиски выступаю я. Хрюкаю от этой мысли. И сдерживаюсь чтобы не ойкнуть от крепкого удара изнутри. Дети чувствуют что мама расстроена.

Еще пара минут, два коротких но горячих поцелуя и я заливаясь слезами вхожу в рукав самолета.

Туда и сразу обратно. Повторяю себе. Но с каждым шагом, настрой пропадает и кажется что я больше не вернусь. В самолете начинаю задыхаться, словно весь воздух выкачали. Глубоко вдыхаю, но задыхаюсь. Мимо проходившая стюардесса, услужливо подает мне бумажный пакет. Дышу. Дышу.

Вернусь. Чего бы мне это не стоило.

— Вернемся, крошки мои, — поглаживаю живот и получаю пинок в ребра. Слышат и понимают. — Папы нас будут ждать.

Дыхание сбивается, захлебываю кислородом. Вдохи получаются судорожными. Слёзы стекают по щекам, не успеваю вытирать. Рядом сидит бабуличка, видно, что молодится, но руки выдают возраст. Сморщенная, как изюм кожа, покрыта пигментными пятнами. Она держит книгу и изредка поглядывает на меня.