«Там такая нежнятина розовенькая у сосочков», — заявил таким тоном внутренний голос, что слюнки потекли.

Остро желая полностью освободить сосок и впиться губами в этот массивный седьмой-восьмой размер без тени силиконовых вставок, Боря углублялся в процесс и как будто бы внутренне разгружался. Грудь расплылась тестом, норовила убежать обратно под бюстгальтер, но навострившийся сосок уцепился за край защиты одежды и не желал продвигаться ни туда, ни сюда, как бы Глобальный не толкал и не подталкивал расслабленное тело.

Выдав протяжный звук, Аглая прикусила губу, отдаваясь ощущениям. Боря замедлился, позволяя окунуться в ощущения, но выходить не собирался. Процесс нравился обоим и прекращать его было просто кощунством.

Но от риелторши не укрылось, куда смотрит партнёр.

— Борь, помоги приподняться.

Немного повозившись, она сняла пиджак, пока придерживал её за под спину. А затем она приблизилась к уху и прикусив за мочку на секунду, добавила:

— Снимай. Дай им свободу!

О, как он ждал этого момента! Она обняла его за шею. Придерживая её за спину, но при этом даже не думая выходить из тесного плена девушки, Боря вцепился пальцами в застёжки. Если треска и не произошло, то его стоило бы придумать. А может, его перебил стон освобождения?

— О, да! — заявила Аглая, и следом за пиджачком и бюстгальтером на стол полетела блузка.

Боря присмотрелся. В этом что-то было. Повисшая на одной ноге колготина, туфелька на высоком каблуке на ступне другой, разбросанные по всему полу документы с договором, девушка, упёршаяся руками в стол, а на фоне всего этого два огромных бидона покачиваются из стороны в стороны.

Грудь была настолько массивной, что не могла просто прыгать, подпрыгивать. Она словно знала себе цену и неторопливо покачивалась, пока он не осмелел настолько, чтобы погрузиться лицом в ложбинку примирения между парой мешков удовольствия.

Столько нежности Боря не помнил. Совсем не пожалел, что побрился у Степаныча. Теперь к коже прислонилась мягкая, почти воздушная масса. Он мог мять её, поигрывая и неторопливо перекатывая между пальцами вечно, но сама картинка настолько подстегнула процесс, что организм заявил: «пора!».

Боря сжал грудь чуть сильнее, ускорился до предела, а затем вошёл глубоко, почти жёстко и обоих понесло под потолок, закрутив сначала каждого в финале, а потом слив воедино.

Он наполнял её доверху, даже не думая извлекать корень. Она откинулась на спину, устав держаться и всецело отдавалась ощущения наполненности. Да, у неё было несколько квартир, дом, престижный автомобиль и порядочный счёт в банке под будущие планы, но оказалось, что всего этого недостаточно, чтобы почувствовать вкус жизни. Теперь же словно к монохромной картине под названием «работа и жизнь» подошёл весёлый, озорной художник и достав мольберт, принялся раскрашивать яркими красками всё, что видел.

Красный — и она ощущает сокращения стенок истерзанной вагины.

Оранжевый — и ноги начинают дрожать, устав от растяжки, которую давно себе не позволяла.

Жёлтый — и что-то внутри начинает естественный отбор. Миллионы сперматозоидов устремились к цели, но привередливая яйцеклетка выберет лишь одного, максимум — двух.

Зелёный — он вышел с чавкающим звуком и всё лишнее из вытекает из неё прямо на рабочий стол из массива дуба.

Голубой — и уже не важно его это соки или её. Всё смешано в одном причудливом коктейле, который может и должен порождать жизнь.

Синий — оба тяжело дышат и порой глядя друг на друга, устало улыбаются.

Фиолетовый — закрепляющий поцелуй, чтобы зафиксировать произошедшее. Это надёжнее любого договора.

— Борь…

— Да, Ага?

— Ага?

— А как уменьшительно-ласкательно говорить Аглая? Не Агуша же. Нет?

— А… ну да… зови Ага, — снова улыбнулась риэлторша.

Когда мужчина ищет слова, чтобы сделать приятно, после того, как уже сделал приятно — это сверхусилия. Ведь всякий человек знает, что после секса мужчина отворачивается и засыпает… Даже если стоял.

— Агуша это какой-то перебор, — заметил Боря, ощущая, как кровь возвращается в голову. — Нам же ещё работать вместе.

— Вот уж точно, — рассмеялась девушка так свободно и звонка, как никогда прежде.

Словно струны запретные порвало, замки сорвало, а то и наручники заточения спали. Пришёл мужик, победил, освободил. А ей нет, чтобы повозмущаться — молчит. Хорошо, потому что.

Натянув обратно семейные трусы и комбез до кучи, Глобальный присел рядом на стол, очень надеясь, что тот выдержит обоих. Сама-то Аглая много не весила. Маленькая, аппетитная нимфа около шестидесяти килограмм. Или даже булочка, благо что пышности и жара в ней хватало. Но он то тёртый калач с весом под восемьдесят. А может уже и больше. Когда последний раз взвешивался? Ещё перед армией, на медкомиссии, но с тех пор поднабрал.

Говорят, есть всего два типа «пох-мужчин»: те, кто к лету «поху-деют» и те, кому на это «поху-ю». Боря был пока из первой категории, держа себя в спортивно-рабочей форме. Только скидывать было уже нечего. Кожа, да кости. Всё остальное жилы. Без мышц.

«Для мышц кушать чаще надо», — заметил внутренний голос и перевёл внимание на партнёршу, компаньонку, а может, теперь и нечто большее.

Приподнявшись со стола, девушка сидела на самом краю, ощущая лёгкое головокружение. Силы оставили Аглаю. Как и желание одеваться, обуваться. Она уже потянулась к ненавистному лифчику, пытаясь вернуться в реальным мир. Но Боря поднялся, подхватил её на руки и отнёс к софе.

Ему понравился её запах. Внимание привлекало кольцо на пальце. Очень надеялся, что на обратной стороне нет свастики или прочей пакости. Сам упустил этот момент, сразу не посмотрел.

«Убедиться бы теперь, а то неловко выйдет. А о делах можно и позже поговорить», — прикинул внутренний голос.

— Слушай, давай полежим немного, — предложил он. — Смотрю, тут диванчик широкий.

— Да, я его очень…ценю, — была полностью согласна на всё Аглая, даже

если бы предложил сейчас отдать почку его родственникам. Это состояние не отпустит ещё минуты три-четыре.

Но о почках Боря не думал. Признаться, единственное, что понимал в этот момент мужчина, это то, что если положить её чуть повыше или самому спуститься пониже перекладины, то подушки искать не придётся.

«На одну сиську ляжешь, другой укроешься», — заметил внутренний голос: «Ну а если понравится, то считай не зря кольцо отдал… или — подарил? А может, для неё оно значит нечто больше, чем подарок?»

Об этом Боря уже не задумывался. Стоило коснуться щекой нежной кожи и вроде только моргнуть, как поплыл.

«Это просто божественно! Такая мягонькая», — заявил внутренний голос, пока глаза уже медленно моргали.

Аглая легла на изголовник головой. И не только не возмутилась, что её используют как подушку, но наоборот, начала гладить свободной рукой по щеке, а затем подтянула вторую грудь и вручила сосок прямо в рот.

Боря отключился, но не имел ничего против ещё одной мягкости в жизни. На грани сна и бодрствования он присосался к соску, зачмокал и его понесло по реке снов.

Аглая гладила по щеке, по тёмным волосам, порой поправляла грудь, когда уползала слишком далеко. Мысли про кешбек и маркетинг заменило на мысли о материнстве. Если отец знает толк в груди, то и сын будет чмокать за милую душу. Кормить с бутылочки не придётся как минимум до года, а то и полутора. Молока у неё будет много. Никаких нянечек и сиделок и близко не подпустит.

Сама, всё сама. Раньше просто не для кого было, а сейчас как пустится во все тяжкие вместе с этим вероломным, настойчивым и даже немного нагловатым, но таким забавным экземпляром. И будет им хорошо.

— Аглая Глобальная, — прошептала одними губами риелторша и расплылась в довольной улыбке.

Похоже, это было её лучшее приобретение за последнее десятилетие работы на рынке.

Удовлетворённая этой мыслью, она прикрыла глаза, и кто-то резко перемотал время.

Прошло буквально несколько дней, но за это время многое переменилось. Пока в мире всё взрывалось, горело, тонуло и падало, а природа искала новые способы истребить человечество и закрывала Китай на карантин, люди в России массово отправлялись за подарками под ёлку в двадцатых числах.