Просить или намекать уже не требовалось. Трусики быстро полетели вниз, а сама Наташка подлетела вверх, упираясь спиной в плитку у стойки душа. Мощные руки подняли её за бёдра и под попу, а немного обветренные губы принялись целовать там, где заканчивалась дружба между мужчиной и женщиной.

Наташка закатила глаза, понимая, что падает. Но не телом, а духом. Он сначала улетел куда-то под потолок, а потом треснулся, разбился на осколки и посыпался вниз, на дно ванны. И принялся таять.

Тогда как тело, которое подобных трансформаций не понимало, крепко удерживал человек-воля. Он как фэнтезийный дендроид врос корнями в землю и ни за что бы не упал, даже стоя на мыльном полу или наступив на само мыло. Он держал её крепко, и вера в эту крепость была непоколебима.

Наталью устраивал даже вариант, где они разом бы свалились и разбились насмерть. Ведь он делал ей настолько приятно, что дальше можно спокойно переламываться пополам, крушить кости и отдыхать месяц на вытяжке в гипсе. И весь этот месяц будет только приятное послевкусие после ПИКА, на который она в один миг вознеслась.

Продолжение оказалось интереснее. Едва она протяжно застонала, гораздо длиннее обычного, как её резко опустили на дно ванной на шторку, повернули и требовательно наклонили… одним пальчиком.

В этот момент Наталье показалось, что Боря мог бы просто дунуть на неё и этого достаточно, чтобы склонилась по его воле. Но коварный пальчик не давил ей на плечи, ставя на колени. Он лишь обозначил давление чуть ниже шеи, и она поняла, что пришло время наклониться.

Коварный водяной и неожиданный гость душа овладел ею сзади, едва нашла опору на стене. Встав напротив душа, она ощущала, как в короткие носочки затекает падающая вода, а в неё входит мокрая и жёсткая елда. Но всё же достаточно упругая, чтобы не порвать её надвое, а лишь вырвать очередной сладкий стон, на грани истомы.

— Боря…

— Наташка! — чуть вскрикнул он на ухо, наверное, впервые ответив на её призыв за всё время подобных встреч, игр, отношений и ещё Бог знает, чего.

Определения её в данный момент не волновали. Отдалась ощущениям прикосновения сильных пальцев на плечах. Она таяла мыльной пеной, стекая вместе с обильными соками давно жаждущей женщины в полном расцвете сил.

— Боря! — громче выкрикнула она, больше не думая о соседке Оксанке снизу или Эльвиры Гавриловны сбоку.

Все они перестали иметь значения, когда что-то в ней ускорилось, выдавливая стон. И ощущения стали настолько острыми, но что миг испугалась.

Не за себя. Уже минул второй месяц без регулярных отчётов. И судя по обострённым запахам, лёгкой тошноте по утрам вместо привычного аппетита и гормональному перепаду скупе с буйным, периодическим накатывающим желанием заебаться до смерти, их точно стало больше, чем двое. И сейчас этот третий человечек мог пострадать. Такой не окрепший, ещё не прочный, почти эфемерный. Но уже живой.

— Боря, — сказала она почти требовательно, впервые в эти минуты думая не о себе или нём, а о третьем.

Но больше говорить не пришлось. Боря вдруг зарычал над ухом и начал наполнять ей чем-то вроде взбитой мыльной пены. Наверняка, такой можно было бриться после нанесения. Она даже слышала, что эстеты добавляют подобное в кофе по утрам перед работой, но сейчас этого было так много, что сдавай они подобное хоть на развес это были бы весомые дивиденды в семейный бюджет.

Но он не сдавал. И никому не раздавал их, судя по литражу. Однако ей, и видимо только ей, вдруг досталось всё это горячее богатство, сбегая по ляжкам вместе с её соками.

От понимания этой простой истины, Наташка застонала. Ноги схватило судорогой и стоять, выгнувшись полудугой так просто она уже не могла.

Едва Новокурова начала таять и опадать, как осенний листик на ветру, как Глобальный подхватил. Посадил на край ванны. Стоит на надёжном постаменте, не завалится. К стене приклеена что надо. Там жидкие гвозди под керамическими бордюрчиками и два слоя санитарного герметика снизу и сбоку. Капля не просочится, а вместе с тем — хоть качай. Оторвать сложно.

Боря принялся пристраивать обратно распорку, чтобы повесить шторку. Но едва пазы сошлись на прежнем месте, чётко отмеченными тёмными окружностями на плитке, как в дверь зазвонили и застучали.

Наташка продолжала смотреть себе под ноги, опустив голову. В голове её летали вертолёты без всякого алкоголя, а перед глазами мелькали круги и светлые пятна. Идти в таком состоянии открывать дверь — себе дороже. Зоя же вряд ли бы стала открывать дверь в незнакомой квартире, как гость. К тому же что-то подсказывало, что спит она после всех приключений крепко.

Сантехнику ничего не оставалось делать, как накинуть на бёдра полотенце и шлёпать мокрыми ступнями по коридору. Распахнул дверь не глядя. Бабка стояла, уперев руки в боки за порогом второй смежной двери, распахнутой настежь, и победно заявила:

— Я же говорила, что не смывается!

Испытывая огромное желание взять её и придушить прямо на лестничной площадке, Боря сделал шаг на неё прямо босиком. Всё-таки к торговле оружием много уже не добавят. А так хоть Наташка спокойно поживёт. Но бабка неожиданно ловко отскочила и первой поспешила к своей двери.

— Ага! Сюда! — подстёгивала она Борю, как дрессировщик льва перед огненным кругом.

Босиком по бетону, в полотенце, с мокрой головой и огромным желанием покончить с бабкой в стиле Раскольникова, Глобальный вломился к ней в квартиру следом. А она, ничуть не испугавшись, только к унитазу подбежала и на этот раз давить на слив не стала.

Боря с глазами, полными крови, посмотрел на неё, перевёл взгляд на унитаз, а там вода стоит. Не то, чтобы много, совсем не у краёв. Но уровень выше той, что полагается для слива.

Сжав руку в кулак, едва не зарычав, Боря всё же разжал пальцы и кинулся к унитазу как кот к крынке со сливками. Только лакать не стал, а просто сунул в слив руку. Затем засунул почти по локоть и с удивлением для обоих извлёк из недр… крышку!

Металлическая крышка от банки. Ровно того магического диаметра, чтобы пролезть в слив, но всё же больше, чем нужно, чтобы пробежать по гофрированной трубе. Зацепившись за изгиб, она играла под напором воды. То изгибалась, пропуская воду, как шлюз, то почти полностью закупоривала проход. Но затем сдавалась снова из-за тонкого, не совсем жёсткого, плотного тела.

Подняв взгляд, полный вопросов, Боря приготовился к отборной брани. Которая вот-вот полетит из его уст.

Но тут бабка и поникла. Она сразу стала меньше размером. Куда-то подевался весь напор и наглость.

— Ой… крышечка, — донеслось от неё почти шёпотом.

Боря поднялся, фигурально сплюнул и вернулся к Наташке в квартиру. Домываться.

Позже он узнает, что намедни Эльвира Гавриловна обнаружила, что в её двухлитровой банке огурцов помутнение. Пропали. Вскрыв банку, она решила, что есть их не стоит. Но и выкидывать в мусорное ведро не стала, так-как только что вернулась от мусоропровода и делать лишние тридцать шагов снова не собиралась во внешний мир на лестничную площадку. Зато она решила, что гораздо разумнее будет слить эти уже ставшие мягкими огурцы прямо в унитаз. Так как посредником по переработке быть не желала.

Подхватив открытую банку, она подошла к белому трону и принялась трясти банкой над ним до последней капли. Про крышку впопыхах забыла, так упала первой. Но доставать её из-под огурцов она не стала.

Напротив, оценив все риски, Эльвира Гавриловна принялась всё смывать. Раз, другой, третий смятая крышка сей акт простила, придавленная огурцами в выемку гофры. Тогда пенсионерка и решила, что прокатило.

Но не прокатило уже через пару дней, когда огурцы окончательно растворились, сбежали, а крышка начала сама решать, когда и кого ей пропускать.

Ни одна бабка в результате этого инцидента так и не пострадала, но Боря впредь зарёкся заходить к кому-то и делать что-то по знакомству. Только по договору или через кассу.

Нервы дороже.

Просыпаться утром рядом с красивой женщиной всегда приятно. Кудряшка на лбу рыжая в отсвете фонаря виднеется. Всё как полагается: вспотела ночью, прилипла, высохла. А теперь чудо на голове. То ли хаос упорядоченный, то ли лёгкое утреннее недоразумение. Но смотреть приятно. Глаз радует.