Тёплая ладонь сжала мою руку, вырывая из тёмных воспоминаний горного домика.

– Адриана, – обратилась ко мне доктор Стоун. – Всё в порядке. Он жив.

– Спасибо, – я не знаю, кого я благодарила – её или Бога.

Самое главное, что Алессио жив, и я смогу просить у него прощения до тех пор, пока он не простит меня за то, что выстрелила в него.

– Пока что, – сквозь стиснутые зубы пробурчал папа.

Это привлекло наше с доктором Стоун внимание. Её улыбка в мгновение пропала с лица, когда она встретилась взглядом с отцом.

– Доктор, оставьте нас с моей дочерью наедине, – он смотрел только на меня.

Доктор Стоун бросила на папу недовольный взгляд, но не сказала ни слова, встала, собираясь уходить, однако я остановила её, потянув за рукав.

– Нет, подождите. В каком он состоянии?

Она взглянула на отца, словно прося разрешения говорить, но папа молчал и пристально смотрел на меня. Похоже, его молчание было разрешением для женщины, потому что, проверив свои записи на другом планшете, она начала говорить:

– Мы были вынуждены ввести мистера Уильямса в искусственную кому из-за сильной кровопотери и внутреннего кровотечения, – я непроизвольно сжала её руку, услышав эти слова. – Его внутренние органы целы. Ему повезло, что стрелявший промахнулся. Если бы пуля попала на несколько миллиметров выше, она бы задела в лучшем случае легкие, в худшем – его сердце. Тогда бы мы не смогли его спасти.

Её слова били слишком больно и прямо в нужное место. Не уверена, что доктор знала всё о случившемся, но мне казалось, она точно помнила, какие эмоции у меня вызовут произнесённые ею слова.

Стрелявший промахнулся. Она говорила обо мне.

Несколько миллиметров выше, и его было бы не спасти. Моя пуля могла попасть ему в сердце, и тогда я бы потеряла его. Но был ли он моим, чтобы терять?

– Мы продержим его в таком состоянии до тех пор, пока его организм не будет готов к пробуждению. После чего мистеру Уильямсу предстоят отдых и восстановление. Это займёт время, но он так яро боролся за жизнь, что уверена, быстро поправится.

– Не сомневаюсь, что так и есть, – голос папы прозвучал слишком грубо.

Было ощущение, что он с трудом держит себя в руках. Будь на месте доктора Стоун мужчина, папа наверняка сдерживаться бы не стал.

– Мисс Моретти, знайте, что ваш отец не получил моего согласия на вашу выписку в таком скором времени, но он был настойчив и убедителен. Однако, если Вам нужна будет моя помощь, позвоните мне. Мои контакты будут в листе выписки. Выздоравливайте.

Она улыбнулась мне в последний раз и направилась к двери, но на полпути развернулась и обратилась к отцу:

– Мистер Моретти, несмотря на свою холодность и ваш статус, вчера вы доказали, что у всех людей – даже таких, как вы – есть сердце. Спасибо вам. Надеюсь, мы больше никогда с вами не увидимся.

Не дождавшись ответа, женщина вышла из палаты, оставив нас с папой.

Его руки всё сильнее сжимались в кулаки, пока он не убрал их в карманы брюк. Он раздражён. Мало кто остался бы жив после такого, но он никак не отреагировал на слова доктора Стоун. Что бы они ни значили.

– Мне нужно его увидеть.

Я попыталась встать, но папа прижал меня за плечи к кровати. Он посмотрел на меня своим суровым отцовским взглядом.

– Ты никуда не пойдёшь. Это не твоя забота. Мы едем домой.

– Это моя забота, папа. Это я выстрелила в него. Из-за меня он мог погибнуть. Я должна попросить прощения. Я должна…

– Ты ничего ему не должна, – прорычал он.

– Конечно, должна. Я оставила его умирать там в луже собственной крови!

– Он жив, потому что ты вернулась за ним. Он похитил тебя, но ты вернулась и спасла ему жизнь. Так что ничего ты ему, чёрт возьми, не должна, – папа редко ругался в присутствии меня или Люцио. Только когда был слишком зол. – Больше нет.

– Возможно, это и так. Но я не могу снова уйти, пока он в таком состоянии.

– Адриана.

Я знала, что папу будет нелегко уговорить, но мне нужно было хотя бы в последний раз увидеть Алессио. Я должна была убедиться, что он жив. Мне нужно это. Возможно, для своей совести, а может, и для своего сердца.

– Папа, я прошу тебя. Позволь мне увидеться с ним хотя бы на несколько минут, – я взяла его за руку. – Пожалуйста.

Папа редко отступал. Он Капо, его слово всегда было последним, но у него были слабости. Мы с мамой всегда это знали и умели этим пользоваться.

– После мы уедем отсюда, и ты больше не будешь меня об этом просить. Это будет последней вашей встречей. Ты поняла?

Я кивнула ему, но не смогла произнести ни слова.

Сама мысль, что эта встреча будет нашей последней, пугала меня до чёртиков. Возможно, это и к лучшему. Мы с Алессио никогда не должны были встречаться, я никогда не должна была чувствовать то, что чувствовала к нему. Что бы это ни было.

Отец помог мне встать с кровати. Я была одета в больничный халат. Моя старая одежда, скорее всего, была выброшена, а новая лежала на диване у стены. Я взяла её и направилась в ванную комнату, чтобы переодеться, пока папа ожидал меня снаружи.

Натянув чёрные брюки и свитер с длинными рукавами, я вышла из палаты и встретилась с отцом. Он был с кем-то из своих людей. Мужчина кивнул мне в знак приветствия, когда папа подошёл ко мне и повёл в нужном направлении.

Всю дорогу до палаты, где лежал Алессио, мысли крутились в голове, и я пыталась придумать, что я скажу ему. Другие посчитали бы это глупостью, ведь парень в коме и не услышит меня, но я знала, что мои слова до него дойдут.

– У тебя будет достаточно времени, но не затягивай, – сказал папа, когда мы дошли до реанимации и на меня натянули специальную одежду и подготовили ко встрече с Алессио.

Он поцеловал меня в лоб и ушёл. Мужчина из числа охраны молча стоял у стены, смотря в одну точку.

Я набралась смелости и повернулась к закрытой двери, отделяющей меня от Алессио. Слышны лишь тихие звуки, что издавали аппараты внутри. Мне страшно. Я не знаю, правильно ли поступаю. Может, Алессио не захотел бы меня видеть.

Не знаю, что будет дальше, но папа не оставит это дело так. Я сделала себе пометку в голове: поговорить с ним об этом и попросить отца быть снисходительным к Алессио, потому что понимала, что наказания он не сможет избежать.

Но разве то, что я сделала с ним, не является уже его наказанием?

Сделав глубокий вдох и собравшись с мыслями, осторожно открываю дверь. Алессио лежит почти в такой же палате, в какой я проснулась ранее. Но здесь установлено гораздо больше аппаратов и слишком много трубок, тянувшихся к нему и воткнутых в его тело. Каждая из них следит за состоянием тех или иных его органов и обеспечивает ему жизнь. Кислородная маска на лице помогала ему дышать.

Я медленно подошла к кровати. Мои ноги дрожали, отчего каждый шаг был короче предыдущего, чтобы не упасть.

От увиденного мне захотелось рыдать. Я смотрела на него, закрыв рот рукой и подавляя рыдания внутри.

– Господи… – пробормотала я.

Я столько раз наблюдала за ним, пока он спал. Столько раз обводила каждую частичку, каждую впадину на его лице, что знала все неровности и морщинки на нём. Даже с закрытыми глазами я могла бы нарисовать его портрет.

Но тот Алессио, что лежит сейчас здесь, вовсе не похож на себя. Его кожа бледная, безжизненная, как тогда, когда я нашла его без сознания в горном домике. Прекрасные сапфировые глаза закрыты. Щетина на его челюсти стала длиннее. Он кажется похудевшим на несколько килограммов.

Это не тот Алессио. Потому что я стреляла в него…

Он дышит с помощью кислородной маски, которая закрывает часть его лица. Нижняя половина тела прикрыта голубым покрывалом. Живот перебинтован, грудь покрыта электродами, что передают жизненные показатели прямо на монитор. Его пульс слабый, но он есть. Что самое главное.

«Ему повезло, что стрелявший промахнулся. Если бы пуля попала на несколько миллиметров выше, она бы задела в лучшем случае легкие, в худшем – его сердце. Тогда бы мы не смогли его спасти».