– Я приехал в твой город, чтобы уничтожить тебя и всю Каморру, – Маттео открыл глаза и с интересом посмотрел на меня. – Джон Уильямс. Лейтенант полиции. Он бросил свою жену, страдающую депрессией, и своего восьмилетнего сына, чтобы посвятить свою жизнь тебе и Каморре, – я сглотнул ком в горле и продолжил. – Год назад ты убил его за то, что он владел важной информацией, служащей уликой против тебя. Ты убил его. Ты убил моего отца.

Слова повисают в воздухе. Мы продолжаем смотреть друг на друга, не отводя глаз и не произнося ни слова.

Но потом Маттео наконец нарушает эту тишину:

– Почему тогда ты не убил меня?

Я сжимаю связанные руки в кулаки, чувствуя, как жёсткая верёвка впивается в кожу. Мне хочется сорваться с места и прикончить человека, сидящего напротив. Моя месть бы свершилась, если бы я просто убил его, когда была такая возможность. Я бы смог убить его сейчас. Я ненавижу мужчину перед собой. Но я люблю его дочь.

Мне нужно вырваться отсюда живым. Мне нужно увидеть Адриану. Мне нужна она.

Я собираю всю волю и терпение в кулак, несмотря на злость, нарастающую внутри.

– Мой план заключался в том, чтобы войти к тебе в доверие и найти что-то, что уничтожит тебя и позволит мне засудить тебя пожизненно. Чтобы ты гнил в чёртовой камере до конца своих дней. Я собирался покончить с тобой и твоей преступной организацией. Моим намерением не было убивать тебя. Я хотел, чтобы ты гнил за решёткой в одиночестве. Чтобы ты просыпался и засыпал с мыслями о том, что застрял в этом месте до скончания жизни. Я бы позаботился, чтобы каждый твой прожитый день там был кошмаром.

Я рассказал ему о своих намерениях, о своём изначальном плане, который должен был стать моей основной целью, пока он молчал и внимательно слушал меня.

– Что изменилось? – спрашивает он.

– Адриана, – при упоминании её имени мой голос становится мягче. – Я никогда не собирался использовать её против тебя в своём плане. Она никогда не была частью его. Но ты всё испортил, подтолкнув её ко мне.

– Я доверил её тебе.

– Ты был идиотом, раз сделал это.

– Да, был, – он замолкает, словно что-то обдумывая, а потом спрашивает. – Что дальше?

– Я не смог отпустить её, – я ненавижу то, что мне приходится рассказывать ему всё это, практически признаваясь в своих чувствах к его дочери. Но другого варианта нет. – Я не хотел использовать её против тебя. Я не хотел пользоваться ею вообще. Она не заслуживала этого. Адриана – свет во всей этой истории. Твоя дочь – причина, по которой ты всё ещё не за решёткой, а я – здесь.

Блеф. Я понятия не имею, что было на флешке, а теперь её даже нет у меня на руках.

– Почему она стреляла в тебя?

– Потому что я облажался. Я не смог ей всё рассказать. Не успел объявить о своём выборе.

– И какой же он? – кажется ему правда интересно узнать.

– Это уже не важно, не так ли? – надеюсь, что нет.

Маттео встаёт с пола и делает шаг ко мне.

– Почему?

Потому что я люблю её.

– Потому что я сделал правильный выбор.

Я не собираюсь признаваться в своих чувствах к его дочери раньше, чем расскажу о них ей для начала. Однако, думаю, мой посыл был более чем ясен.

Маттео встаёт слишком близко ко мне. Он наклоняется к моему лицу и опускает руку на мой бок. Указательным пальцем он надавливает на ту точку, куда попала пуля, выпущенная его дочерью. Он жмёт с такой силой, что, уверен, затянувшиеся швы вновь разойдутся. Больно. Блять. Всё тело ноет, но я стараюсь не подавать виду. Я смотрю Маттео прямо в глаза. Точно такого же оттенка, как и у его дочери. Она – точная его копия. Я ненавижу это.

– Ты грёбаный идиот, Алессио, – давление увеличивается, моя челюсть сжимается сильнее. – Ты сделал ошибочный выбор, когда решил, что месть – это верный путь. Ты мог прийти прямо ко мне, но ты сделал неверный шаг, поверив не тем людям, – он углубляет напор, вызывая у меня стон сквозь стиснутые зубы. – На этот раз я прощу тебе твою оплошность, потому что я дал клятву человеку, который был мне семьёй. Но ты больше никогда не приблизишься к Адриане. Ты больше никогда не посмотришь на неё. Если ты посмеешь хоть раз увидеться или заговорить с ней, я убью тебя. И тогда никакая клятва тебя не спасёт. Даже моя дочь не поможет тебе избежать смерти.

С этими словами он отпускает меня и отходит на несколько шагов, разворачивая рукава рубашки и застёгивая запонки. Я сделал несколько глубоких вздохов, глядя на него.

Что он имеет в виду, чёрт возьми? О какой клятве он говорит? И как это относится ко мне?

– Избавься от хвоста, и, если тебе всё ещё нужны будут ответы на твои вопросы, ты найдёшь меня. Это будет щедрым подарком для тебя, а возможность ступить на территорию моего города – одноразовой акцией, – Маттео направляется к двери, схватив свой пиджак и накинув его на плечо. – Но прежде чем сделать это, подумай, готов ли ты столкнуться с правдой, сынок.

Он бросает на меня последний взгляд и исчезает за дверью, оставив меня в растерянности.

Какого хрена сейчас произошло?

И почему его это «сынок» прозвучало слишком знакомо?

Я не успеваю собраться с мыслями и привести их в порядок, потому что Френки заходит в комнату и развязывает мне руки. У меня всё болит. Возможно, сломаны рёбра и нос, но я свободен и всё ещё жив.

Но почему у меня такое ощущение, что я всё в той же заднице, в которой находился с момента, как впервые оказался в этом чёртовом городе, и меня затягивает всё глубже? Почему мне кажется, что самым большим провалом была не упущенная возможность рассказать всё Адриане?

Неужели грандиозная ошибка заключалась в моём предположении, что Маттео Моретти – убийца отца?

Блять. Мне нужен Алекс.

Я смотрю на ангела перед собой, когда первая крупная капля падает на лицо. Листья высокого дуба шелестят от дуновения ветра и разлетаются по воздуху. Погода меняется, сообщая о приближении осени.

Несмотря на пасмурность, место заполнено людьми. Недалеко от меня семья прощается с кем-то из близких. Я наблюдаю за ними уже какое-то время, и вот, наконец, после церемонии прощания они опускают гроб в землю и спешат убежать, чтобы скрыться от начинающегося дождя.

Для меня эта картина стала такой обыденной. За те несколько недель, что я каждый день приходил сюда, я видел десятки похорон. Каждые из них отличались друг от друга, но у всех был один и тот же исход. Порой я мог наблюдать за большим количеством людей, что приходили попрощаться со своими близкими. Иногда никого не было, кроме священника.

Я видел слёзы. Слышал боль. До меня доносились слова утешения.

«Всё пройдет. Время лечит», – говорили люди, пытаясь поддержать человека, хоронившего своего отца, мать, ребёнка, любимого.

Они все лжецы. Время не лечит, не забирает боль, не делает день лучше, не даёт надежду на светлое будущее.

Ты гниёшь изнутри с каждым днём всё сильнее. Твоя грудь разрывается на части, потому что твоё сердце, что принадлежало человеку, которого ты потерял, вырывается из груди следом за ним. Ты чувствуешь, как тоже умираешь без него. Но при этом каждый день просыпаешься и живёшь. Один.

Ты дышишь, а он – нет.

Ты живёшь, а он – мертв.

Я смотрю на ангела перед собой – и вижу её. Любовь всей моей жизни. Женщина, что вдохнула в меня счастье, научила видеть мир другими глазами. Её глазами. Она показала мне, что он состоит не только из серых оттенков – с ней я стал различать цвета.