Я начинаю мыслительный процесс, который заставляет содрогнуться от пронзающей боли в висках.

— Ты же хотел увидеть, на что способен Ковалёв… Лишившись главного соперника, он стал творить херню, не заботясь о последствиях. Скажи спасибо, что я его вывел на такие эмоции, что теперь эту отбитую мразь никто не отмажет от ответственности.

Ублюдок точно ликовал, когда я не только слетел с трассы, но и лишился байка, который полыхнул яростным огнем. План, конечно был иной — подарить Ковалёву победу и засвидетельствовать, что он насильственно станет терроризировать Василису, но получилось так, как уже не изменить. В любом случае девяносто процентов из ста было сыграны по плану, за исключением отклонения от общей концепции…

— Спасибо, что в это время не сдох, Бес, — с укором замечает Мирослав. — Ты с Василисой теперь звезда сочувствия и сострадания всех небезразличных в сети. Тот ваш спор перед гонками, только ленивая собака не засняла на камеру, — хмыкает парень. — Хорошая была идея.

— Я же говорил, что сработает. Главное, чтобы теперь присяжные тоже повздыхали и согласились с тем, что Ковалёв — отшибленная мразь.

— Но и ты тоже под раздачу попал, Бес. Только благодаря стараниям Василисы, выложившая душещипательную историю о вас двоих и событиях последнего месяца в социальных сетях, сделали из тебя героя-спасителя, а не конченного ублюдка, поспорившего на свою девушку.

Я глупо улыбаюсь. Да, моя Лисичка готова порвать всех и вся за мою честь и добродетель.

— А ты облажался, — вдруг вспоминаю я тот переполох на Живых холмах, когда Василиса бесследно пропала. — Я сказал тебе следить за ней, а в итоге её практически похитили! — я начинаю злиться, что самый элементарный пункт нашего плана не был выполнен.

— Кто же знал, что этот гаденыш тоже подготовился и всех наших отвлекли его шестерки. Фирташу досталось, когда он забил тревогу. Его выписали вчера, потому что не хило приложили бутылкой пива по голове… А Аню жестко терроризировали, заставив твоего дружка отвлечься и выяснять отношения с мудаками. Мои ребята так вообще, дружно обосрались, когда твой байк рванул на трассе…

Девяносто процентов из ста нашего плана, плавно опускаются до пятидесяти.

— Запихни свои оправданья себе в задницу, — недовольно фыркаю я. — Что, если бы он её действительно похитил?

— Было бы больше доказательств и тогда светил бы не хилый срок, — задумчиво протянул Дымарский, беззаботно пожимая плечами.

— Мир… — бессильно рычу я.

— Шучу, Бес. Я ведь тоже не пальцем деланный, у меня везде были жучки, а в особенности на байке этого урода. Лучше давай порадуемся, что все остались живы, а эта гнида теперь не будет вылезать из судов с подавляющим презрением от людей. Думаю, что как только закончится слушанье, этого ублюдка выпроводят из города его же предки, если удастся избежать тюремного срока.

— Нет уж. Будем добиваться заслуженного срока, подключив всех наших свидетелей. Плевать где и как, но он должен поплатиться за все свои никчемные проделки, — категорично высказался я. — Господи, как же башка трещит… У меня что, копались в мозгах? — прикасаюсь к голове, ощущая повязку.

— Просто сотрясение от твоего идиотского поступка на трасе. Видимо, я тебе плохо объяснил, что такое проигрыш в гонках, когда ты интерпретировал это в жуткий боевик со спецэффектами.

— Этот гадон спихнул меня с дороги, — щурюсь я, прикрывая глаза. — Хорошо, что Русо перерыл обочины и земля была мягкая для моего трюка. Так и знал, что Ковалёв сделает всё возможное, чтобы я расшибся. А байк… Что ещё ждать от старой рухляди, которая вписалась в дерево?

— Русо в истерике до сих пор, — говорит Мир, поморщившись. — Боюсь, что теперь Живые холмы под угрозой и пристальным наблюдением правоохранительных органов. Русо понес убытки и пока залег на дно. Мне пришлось напрячься, чтобы сфальсифицировать принадлежавший ему участок земли на твою мать. Если всё и уляжется, Живые холмы скорее всего конфискует государство. Скажем, твой отец тоже под особым впечатлением от твоих выходок.

— Казалось, что должно было всё закончиться, а оказалось, что всё только начинается… — тяжело выдохнул, понимая, что придется ещё долго со всеми объясняться. Одно только облегчает мою участь — Василиса в безопасности, а Ковалёва затаскают по судам. От такого шума теперь не сбежишь и уши просто так не закроешь!

— Впереди будут ещё трудные дни, но тебе, недоделанный Доминик Торетто, нужно отдохнуть. Заготовленных от нас показаний недостаточно и как только ты сможешь хотя бы сидеть, придется обживаться в участке и разговаривать со свидетелями.

— Водички подай лучше и перестань нагнетать обстановку, — недовольно пробурчал я.

Мирослав встаёт и наливает воду из графина, но выпить я не успеваю. В палату бурно врывается Василиса, всего на мгновение застыв в дверном проёме.

— Ты обещал сразу же позвонить! — начала она с обвинения, недовольно зыркнув на Дымка. Василиса уверенно подходит к парню, который виновато поджал губы и забирает стакан, плюхнувшись сбоку на мою койку. — А ты мог бы и раньше очнуться. Сведешь меня в могилу быстрее, чем закончится весь этот Ад.

От такого напора я притих, послушно выпивая воду из стакана с помощью соломинки, не отрывая взгляд от своей воинственно-нахмуренной девочки.

— И тебе привет, заноза, — вставляет колкое приветствие Мир. — Пойду выпить кофе, а потом позову доктора для осмотра нашего болезненного. Не шалите, детки.

Убийственный взгляд Василисы заставляет Дымарского тихо испариться из палаты.

— А ты что глазками хлопаешь? — сварливо спрашивает Лиса, отбирая стакан с водой. — Учти, я подожду, пока ты встанешь на ноги и сама снова уложу тебя в эту койку, чтобы неповадно было делать глупости!

— Отличный план, — слабо отзываюсь я и это сработало не совсем так, как я ожидал. Вместо смягченного взгляда, она поджимает подрагивающие губы, а по щекам потекли слезы. — Ну чего ты, моя маленькая? Всё не так плохо. Иди ко мне, — расставляю руки для объятий, в которые она аккуратно опускается, лишний раз боясь ко мне прикоснуться. — За меня не волнуйся, пару дней и я как новенький!

— Скорее, как бэушный… — хлюпает она носом, пока тоненькие пальчики порхают по моим плечам и щекам. Я улыбаюсь ей в макушку и расслабленно вдыхаю знакомый аромат её клубнично-приторного шампуня.

— Не переживай, Лисичка. Пару ссадин, которые точно не повлияют на мою мужскую полноценность, — позволяю себе пошлую шуточку, когда её градус настроения понижается до оплакивания моих царапин. А вишенкой моей дерзкой фразы стало то, что я без смущения, опускаю руку на её вздернутую попку, прижимающуюся к моему бедру, мягко сжимая.

— Дурак, — говорит она, но я ощущаю, как начинает улыбаться. — Тебя даже больничная койка не исправит, Бессонов!

— У тебя теперь будет уйма времени попробовать все способы моей дрессировки, — она приподнимается на локти, а я убираю пряди её волос с лица, прилипшие к мокрым щекам.

— Уж в этом не сомневайся! — строго сведя брови к переносице, угрожающе посмотрела в мои глаза Василиса.

— Тебе надо бы больше отдыхать, Лисичка. Больно ты потрепанная.

— На себя посмотри, Шапито перебинтованный! — её гнев сменяется на милость, когда я больше не выдерживаю и положив ладонь на её затылок, притягиваю к себе ближе. Поцелуй выходит медленным, болезненным и эмоциональным, но Василиса расслабляется и отступает.

— Я не хотел, чтобы всё так далеко зашло. Мне казалось, что всё под контролем. Прости, Лиса, что тебе пришлось снова пережить всё это… Теперь уж точно правда на нешей стороне и мы зададим трепки всем, кто посмел обидеть мою девочку.

— Больше не смей так рисковать и терять сознание на моих руках. Слышишь, Кир? Из-под земли достану… — она обессиленно утыкается маленьким носиком в моё плечо. — Прости, я так волновалась… Когда я представила, что больше могу тебя не увидеть… Я так сильно тебя люблю, что не представляю, как смогу справиться в одиночку…