— Вы, парни, тоже непостоянные, — вступаюсь я за достоинство девушек. Мне ли не знать, сколько их было у Тимофея? А сколько их было к самого Бессонова? То-то же!

— Вот ещё, — закатывает глаза Кир. — У меня либо есть отношения и они серьезные, либо их нет и все ради потребности. Я никогда не принуждаю девушек ложиться под меня.

— Со мной ты весьма настойчивый, — лукаво улыбаюсь, смотря на парня.

— У меня на тебя грандиозные планы, Лиса. Мы начали отношения и поверь мне, об этом узнают все. И предупреждаю — я довольно ревнив, так что за твои обжимания с Фирташем он может словить фингал.

— Какой ты суровый, — не могу скрыть улыбку. — Попробуй мороженное. Такое вкусное! — я подхватываю ложечку и сую её в рот Кирилла, который едва успевает вовремя среагировать. Он пробует, но в лице совсем не меняется. — Я тоже ревнивица. Так что, если ты кого-то из девушек усадишь на байк или начнешь тесно общаться — я вырву ей все патлы.

Несмотря на угрозу и предупреждение, говорю я это доброжелательно.

— Договорились, — во взгляде Бессонова что-то заметно меняется, и он расслабляется.

— Ты помнишь, что на следующей неделе мы должны сдать курсовой? Нам нужно его доработать, — напоминаю я парню.

— Нельзя думать об учебе, когда ты не в универе. Это вредно для мозгов, — Кир всем своим видом показывает, что тема учебы нагоняет на него тоску.

— Правда? И о чём же мне думать? — я ставлю локти на стол, склоняясь над ним, этим действием оказываясь ближе к Кириллу.

— Как это о чём? Только обо мне, особенно, когда мы рядом, — он тоже наклоняется и подцепляет мой подбородок пальцами, потянувшись за сладким поцелуем, но мы оба вздрагиваем от громкого покашливания над нашими головами.

— Я могу поинтересоваться, что здесь происходит? — его голос суров и с охрипшим баритоном. Вздрагивая, я мгновенно приклеиваюсь к спинке стула, расширив глаза в удивлении.

— Папа? — я почти пропищала в исступлении уставившись на отца, который без какой-либо злобы, но с очень большим интересом разглядывал меня и Кирилла. — Эм… Татьяна Александровна? — я встала из-за стола, наверное, из-за привычки, когда возле отца заметила свою преподавательницу, которая слишком уж широко мне улыбнулась.

Бессонов поднялся вместе со мной, удивлено поддавая руку моему папе, который скептически пожимает его ладонь.

Я знаю, что он одобряет мой выбор. Он всё ещё сощуренно глядит на меня, но папа тот еще затейник и не выдает тот факта, что рад моему очевидному союзу с Кириллом Бессоновым.

— Добрый день, Антон Михайлович, — Бессонов здоровается с моим папой крепким рукопожатием, которое, на мой взгляд, немного затягивается. Женщине он просто любезно кивает. — Добрый день и вам, Татьяна Александровна, — осторожно здоровается с нашей преподавательницей мой… Парень? Мне его теперь так называть?

Слишком непривычно. На языке автоматом уже крутится «Кир» или «Бес», но не как не «мой парень».

— Добрый-добрый, ребята. Виделись уже сегодня, — она расслабленно улыбнулась, покосившись на моего отца.

Последнее время эта женщина снизошла ко мне, и даже сейчас прикрывает нас, прогульщиков, перед моим отцом. Мне это действительно не послышалось?

Я только сейчас понимаю, что они вроде как пришли в кафе вместе, но для чего?

— Пап? — я озадаченно перевожу взгляд с него на своего преподавателя и обратно.

— Мы как раз только что говорили о тебе, Василиса. Татьяна… Андреевна очень хорошо отзывается о тебе и рассказала о том, как ты получаешь только превосходно по экономике. Я очень горжусь тобой, принцесса, — он целует меня в щеку. — Вы можете развлекаться дальше, но прошу быть аккуратней с публикой, — он несколько предупреждающе смотрит на меня, судорожно кивающую и покрасневшую, затем за Бессонова, который понимающе кивнул моему отцу.

— Я был весьма неосторожен. Прошу извинения, Антон Михайлович, — Кир, принял слова отца довольно серьезно, отчего мой папа ему улыбается ему.

Кирилл Бессонов просто наглый льстец!

— Василёк, поговорим дома, ладно? У меня к Татьяне… Алексеевне есть важное дело, поэтому мы пойдем, — он ещё раз кивает, будто нервничает и ведет женщину к дальним столикам, которая впервые выглядит… Иначе, что ли?

Она снова распустила волосы? На ней сегодня изумрудное обтягивающее платье, которое она ни разу не надевала на учебу… Волосы завиты, подколоты, а макияж хоть и сдержан, но обычно она не красится. А факт, который оказался гвоздем программы — Татьяна Александровна даже не заикнулась о нашем прогуле…

Как-то всё это слишком странно и неуместно, что ли… И надо будет папе подсказать или вообще выучить отчество моего преподавателя. И почему она сама не справляет?

— Мороженое? — напоминает Кир.

— Что-то аппетит пропал. Может, прогуляемся? Погода сегодня солнечная и теплая, — я допиваю сок, желая побыстрее уйти из кафе, в котором мой отец с моей преподавательницей, причем заставшие нас с Киром едва что не целующимися.

Это ужасно странно, на самом деле.

Последний раз смотрю в сторону отца и женщины, которая стала слишком привлекательной и дружелюбной. Смотрю с сомнением, когда им подают пирожное и кофе. Мой папа мягко улыбается этой женщине, в то время… Как она сама примеряет на своем вечно недовольном лице нежную улыбку, с опущенными глазами что-то рассказывая.

Конечно, я насторожилась такой ситуации, но разве отца и мою преподавательницу что-то могло связывать кроме моей учебы?

— Ты в порядке? — спрашивает парень.

— Да, конечно. Пойдем.

Когда мы выходим из кафе, рука Кирилла касается моей, сразу же переплетая наши пальцы. Я удивленно вскидываю брови.

— Что? — он заглядывает в мои глаза.

— Ничего, — я крепче сжимаю его ладонь, не собираясь его выпускать из своей хватки. Кир довольно улыбается. — Пойдем к воде.

***

Я прихожу домой ближе к вечеру. Настроение — любить и обожать. Телу хочется порхать, пока губы красные от требовательных поцелуев Кирилла Бессонова. Когда захожу в дом, прижимаюсь к входной двери и глупо улыбаюсь, прикрываю глаза.

Сердце распирает от легкости и счастья. Этот день, как и вчерашний, навсегда останется в моей памяти. Хотя, думаю, что рядом с Кириллом каждый день будет запоминающимся и ярким. Аня была права — мы подходим друг другу, и я нравлюсь парню такая, как я есть.

— Василиса, — я открываю глаза, когда слышу маму и её шаги.

— Привет, мамочка, — мои щеки уже болят от улыбки, но она не сходит с моего лица. — Как прошёл твой день на работе?

Я скидываю с плеча рюкзак и разуваюсь. Буквально порхаю к маме и целую её в щеку.

— Ты пришла из университета? — допытывается мама.

— Да, но я с Кириллом задержалась. Мы поработали немного над нашим курсовым проектом, — в этот раз уже говорю правду, но щеки всё равно горят, когда вспоминаю наше уединение за проектом.

Этот паршивец так часто меня отвлекал, что мы едва написали что-то стоящее.

Перед тем, как закончить, Бессонов пообещал поработать над курсовым сам. Я его слишком отвлекаю, как он сказал. Ещё кто кого! Его руки всё время были на мне, а горячие губы осыпали все доступные участки кожи.

— И ты ходила в этом в университет? — брови мамы строго сдвигаются к переносице.

Где-то в сознании шумят предостерегающие звоночки, но они слишком тихие, чтобы перебить моё прекрасное настроение.

— Да, ходила, — киваю я, и непроизвольно опускаю глаза на свою одежду.

На мне короткая красная кофта, оголившая полоску талии, и кожаные штаны с широким ремнем и пряжкой с изображением быка. Так же я была в удобных женских берцах, которые дополняют мой образ и в кожанке.

— Ты потерла голову, Василиса? — мама также меня внимательно осматривает и цепляется взглядом за мои растрепанные волосы, суровея.

— Нет, не потеряла. Тебе не кажется, что уже пора дать мне выбор одеваться так, как я хочу? — довольно резко заявляю я.

Видимо, бунтарский дух, с помощью Бессонова, теперь со мной навсегда.