А вспоминать надобно вовсе не всегда. Так как у Стрельцова выходило абсолютно по-другому. Мне, когда я смотрел на тот удар, вообще показалось, что он собирается бить с носка. Или пасовать. Как вдруг стопа непостижимо миновала мяч, и последовало незаметное, эфемерное касание. Его и ударом не назовёшь в полной мере. Мяч вот только полетел по неожиданной траектории — не совсем, кстати, назад, где-то, отчасти, и вбок.
После, когда я наблюдал за выполнением Стрельцовым этого действительно изысканного приёма в иных, международных, встречах (записей мало, но они есть), то сделал несложный вывод: каждый удар пяткой был особенным, каждый — с одним, присущим конкретно ему замыслом. Мог быть и пас на выход партнёру, и подключение нового игрока в атаку, и передача «с условием»: нужно отдать обратно — он, Стрельцов, уже стартует...
Что и называется техникой. Которая «дружит» с потрясающим тактическим мышлением. Это мы с вами «видим поле», а по телевизору или даже на стадионе кричим: «Отдай вправо, отдай влево!» Толку вот от нас нет никакого. Настоящее же «видение» всегда связано с возможностью исполнения приёма. Эдуард Анатольевич обладал такой возможностью в полной мере. А если добавить никуда не пропавшую пробивную мощь, то перед нами предстаёт мастер высочайшей футбольной квалификации.
А как же с пресловутой темой одиночества, которое, по словам наблюдателей, испытывал Стрельцов в «Торпедо» к концу 1966 года? Неужели Владимир Щербаков, или юный тогда Геннадий Шалимов, или, наоборот, поигравший Владимир Михайлов не пытались нащупать, а скорее — сохранить игровые связи с бесспорным торпедовским премьером? Безусловно, пытались. И желали лучшего. Однако желание не всегда сочетается с непреклонной действительностью. Крепкие, способные, нормальные игроки высшего дивизиона понимали, как доктор Борменталь у М. А. Булгакова в «Собачьем сердце», что Стрельцов, вроде профессора Преображенского, — величина «мирового значения». Но, похоже, осознавали, вместе с тем же Борменталем, что им-то «где уж...». Ясно как день, Эдуард Анатольевич не возносился и не зазнавался — его и рассердить-то мог лишь грубый, болезненный удар во время игры. А только незачем отрицать (если и свидетельств достаточно): партнёры к финишу сезона на какой-то момент вовсе утеряли связь с лидером собственного нападения.
Могло случиться иначе? Убеждён: да! Старший тренер В. С. Марьенко 21 декабря в «Советском спорте» достаточно понятно высказался: «Команда мастеров недетский сад, а тренер не няня, водящая детей за ручку. Сергеев, Щербаков, да и ещё кое-кто не всегда это понимали...»
Только суть и не в нарушениях режима — пусть они и имели место. Смысл иной: значительная фигура Стрельцова должна была, по идее, разжечь тягу к совершенствованию. В. М. Шустиков, тогдашний основной защитник автозаводцев, рассказывал десятилетия спустя, как, придя домой, ложился на диван и, заложив руки под голову, прокручивал весь прошедший матч от начала до конца. Замечательно, но это лишь часть большой, комплексной работы футболиста над собой.
При этом, несомненно, торпедовцы видели: тот же Стрельцов вроде как не прилагал никаких усилий, дабы поднимать свой футбольный уровень. И в раздевалке он вовсе не лидер. И режимом себя не сказать что стеснял и мучил. Так когда же его, стрельцовская, работа проходила? Отвечу просто: всегда. Оттого и нечасто удавалось А. П. Нилину записать что-то из спонтанных монологов Эдуарда Анатольевича.
То буйное, бурное, гудевшее от беготни, прыжков, падений, стонов, воплей, радостных и отчаянных, поле жило в нём непрестанно. Или он жил — мысленно — там. И сделать тут ничего нельзя было. Он родился обречённым на футбольное творчество.
Но как же тогда быть тем его товарищам по команде, о ком столь высоких слов сказать, при всём желании, не удастся? Тех, кто видел обычную действительность, а никакое не поле, и тех, кто естественно и нормально «жил здесь»? Вопрос очень непростой. Постараюсь показать идеальный вариант ответа.
Наверное, футболистам стоило бы не только вспоминать пройденную игру, а продумывать будущие поединки, разрабатывать варианты взаимодействия с лидером собственных атак — и при этом следить за творчеством живого классика, анализировать его приёмы, ходы, решения, чтобы совершенствоваться самим, тянуться за игроком, которого знал и ценил мыслящий футбольный мир. Для чего заниматься, уж извините, специальной физической и тактической подготовкой. Дабы из «где уж...» превратиться в образцового и, подчеркну, постоянного (отдельные-то моменты у Щербакова, Михайлова, Ленёва получались так, что любо-дорого посмотреть) соавтора Эдуарда Анатольевича. Словом, учиться у Стрельцова, пока есть возможность. Между прочим, об этом открыто скажет В. К. Иванов в следующем сезоне, когда займёт новую должность. О чём расскажу подробнее в следующей главе — пока же задумаемся: возможно ли такое мирно-правильно-безоблачное сосуществование представить? Вот и я думаю, что вряд ли.
Отсюда и моменты стрельцовского одиночества. Возможно, тогдашние газетчики степень того одиночества несколько преувеличили, так как временами командная игра у «Торпедо» вполне себе ладилась. К тому же Стрельцов, и всегда-то не жадный до мяча, в том чемпионате особенно часто выводил на удар, пасовал за спину защитникам, отдавал в касание. Не стоит забывать: он же освоил все позиции в нападении. Поэтому понимал, когда и как удобнее принять мяч на краю или в центре атаки, да и передачи верхом у него выходили именно мягкими, «нежными» — только забивай.
И всё-таки он классический центрфорвард, бомбардир. 22 августа в Москве это почувствовала на себе сильнейшая, безусловно, на тот момент советская команда — киевское «Динамо». Москвичи трижды за сезон встречались с подопечными В. А. Маслова. В первом круге уступили на выезде 0:2. Теперь настала пора реванша (финал Кубка прошёл в ноябре). Надо сказать, что всё «Торпедо» здорово настроилось на игру. Однако Эдуард — особенно. Очень он хотел забить и победить. Что ж, случилось и то и другое. 2:0 — и гол-шедевр. Писали о нём с восторгом и немало. Процитирую исчерпывающе корректное и профессиональное повествование С. С. Сальникова («Футбол» от 28 августа): «Из глубины поля на стоппера С. Круликовского шла навесная передача. Поблизости — никого, и он собирался остановить мяч. Стоявший в отдалении Стрельцов угадал намерение киевлянина и, сделав нужную паузу, чтобы не спугнуть, резко пошёл на него и подоспел в самый раз. Отскочивший после неаккуратной обработки мяч на стремительной скорости подхватывает торпедовец и устремляется с ним к воротам. Но на пути вырастает В. Соснихин, и Стрельцов — нога к ноге — идёт в силовую борьбу за мяч и выигрывает схватку. Выход один на один с В. Банниковым автозаводец завершает расчётливым ударом мимо вратаря в сетку. Эффектный и умный гол». Здесь, думается, автор эффектного и умного комментария, соратник Эдуарда Анатольевича по австралийской Олимпиаде, Сергей Сергеевич Сальников наглядно подтверждает то, что выше говорилось о природе мастерства.
В самом деле, гол высвечивает все необходимые для настоящего мастера качества. Начало всему — общее понимание игры, футбольный интеллект. Круликовский-то не собирался нервничать и ошибаться. Он лишь обозначил некую беспечность. Чего достаточно: момент нападения определён с невообразимой тонкостью: «чтобы не спугнуть». Затем в дело вступают физическая готовность, таранная мощь — взять верх в единоборстве с могучим Соснихиным очень непросто. А венец всему — техника, рейд заканчивается хладнокровным пробросом в ворота. Между прочим, и Сальников свой рассказ завершает характерным образным выводом: «Я рассматриваю этот гол как вариант футбольного стипль-чеза, когда по ходу с равным успехом решались разные по характеру задачи».
Надо сказать, и сам голеадор ценил этот мяч. Через год, 26 ноября 1967 года, тот же еженедельник проводил анкету для членов Клуба Григория Федотова, которым нужно было назвать свой лучший гол. Стрельцов, уже забивший 100 мячей, оказался в отменной компании: вместе с ним вспоминали о голах Бобров, Симонян, Бесков, старый друг Иванов, тот же Сальников. И надо сказать, даже на фоне таких корифеев и их великолепных достижений рассказ Эдуарда всё равно выделяется:
