Поскольку к фигуре бывшего парторга ЗИЛа возвращаться уже не будем, хотел бы вклиниться в счастливое, как увидим, повествование. А именно: по моему мнению, хвалить Александра Ивановича особенно не за что, однако и делать из него мелкого отступника и труса я бы не стал. Да, он дал показания на следствии, в которых мы ничего хорошего о Стрельцове не найдём. Так ведь и оказаться на месте Фатеева вряд ли найдётся масса желающих. Тем более тогда, в 58-м, он ничего не выдумывал. Бесспорно, хотелось бы, чтобы функционеры не только и не столько выпивали в личном кабинете с народными любимцами, но и не забывали о них при перемене декораций. Что ж, будем надеяться: следующие поколения партийных руководителей будут свято следовать нехитрому пожеланию.
По крайней мере, А. И. Вольский подал отличный пример. Время продолжить про возвращение Эдуарда:
«Молодая незнакомая секретарша, делая строгий вид и глядя поверх очков, спросила у Эдика:
— Вы к кому?
— Меня пригласил Аркадий Иванович.
Секретарша нажала кнопку селектора:
— Аркадий Иванович, к вам посетитель.
По обратной связи Эдик услышал отдалённо-знакомый голос:
— Из какого цеха? Кто?
Секретарша вопросительно посмотрела на Эдуарда.
— Из “Торпедо”, Стрельцов.
Секретарша повторила. Через несколько секунд из кабинета в приёмную буквально ворвался Аркадий Иванович Вольский и на виду у поражённой секретарши, ничего не знавшей ни о Стрельцове, ни о его нашумевшей истории, ни о том, откуда он накануне вернулся, “сгрёб в охапку” Эдика и утащил его в кабинет.
Из этой встречи, состоявшегося разговора понял Эдуард, что хозяин кабинета ему рад и по-прежнему принимает самое горячее участие в его судьбе. В заключение Аркадий Иванович сказал:
— Сейчас иди в отдел кадров. Тебя определят на работу в инструментальный цех. Потом иди в “Торпедо”. Там всё знаешь, учить не надо. Ждёт тебя руководство команды — Шебилов, Золотов, Хренов, ну и, конечно, ребята. Играть будешь пока за клуб, потом разберёмся.
Видимо, и сам Вольский не допускал мысли о том, как трудно и долго будет тянуться это — “разберёмся”».
Справедливости ради в том упомянутом предисловии Аркадий Иванович заметил, что «оформили Стрельцова в отдел технического контроля». Однако никакого разночтения нет: Эдуард потрудился и в инструменталке, и в ОТК. Важнее обратить внимание на краткую фразу Вольского: «Он вкалывал».
Чему, кажется, удивляться: Стрельцов на стройках коммунизма, спасибо советскому суду, уже целую пятилетку отмахал. А всё-таки на ЗИЛе для него — иной расклад.
Что скрывать, все большие советские спортсмены где-то числились. Рабочими — в том числе. При этом, понятно, Иванов со Стрельцовым значительно компетентнее смотрелись бы как слесари, нежели, например, майор Григорий Федотов в качестве командира подразделения. Но сейчас дело даже и не в квалификации.
В лихие 50-е Стрельцов хоть и не прятался никуда от поклонников с улицы Автозаводской, однако существовали неизбежные сборы, календарные игры чемпионата, выступления за сборную, которые были сопряжены с обязательными разъездами. Безусловно, в моменты его праздничного появления народ даром времени не терял. Соседа и земляка тащили на свадьбы и дни рождения, где он вроде как должен был «просто посидеть» как натуральный свадебный генерал — нового, социалистического общества. А одна девушка чуть не сутки провела у стрельцовских окон, чтобы заполучить кумира на проводы брата в армию — и добилась своего.
Однако то происходило в счастливые времена, когда он мог оказаться за одним столом даже с Е. А. Фурцевой. И каждый обрадованный им автозаводский житель понимал: это сегодня Эдик за «нашим столом». Завтра нужно опять приникать к репродукторам, чтобы услышать о настоящих подвигах добродушного увальня на футбольных полях планеты. Проще говоря, вся-то суть Стрельцова в том, что он всегда оставался тем, кем был, — и в малогабаритной кухне, и во время кремлёвского банкета. В этом, кстати, ещё одна причина недопонимания с Е. А. Фурцевой, действительно начинавшей ткачихой.
После отбытия срока и банкеты, и министры с фуршетами закономерно ушли в прошлое. Конечно, за малыми исключениями (вроде секретарши Вольского), никто из тружеников ЗИЛа не забыл: Эдуард — олимпийский чемпион, гордость страны и т. д. Но теперь у него иной статус. Настал момент, когда пришла пора доказывать, что ты вновь чего-то стоишь. Ныне «звезда» должна была спуститься вниз, умудриться не погаснуть и трудиться вместе со всеми так, чтобы вновь подняться и засиять уж навеки.
Наверное, ничего судьбоносного не произошло бы, если бы Стрельцов ошибся или недоработал. Но схалтурь он перед сослуживцами — и потерял бы их уважение. А главное — собственное уважение к себе. Ведь не так давно, по историческим меркам, они восхищались его искусством, и он, несмотря на глубинный демократизм, оставался избранным. Теперь надо было доказывать, что не зря. В сущности, тот же инструментальный цех и ОТК лишь могли подтвердить (и подтвердили): Эдуард Анатольевич был способен работать на крупном предприятии не хуже рядового сотрудника. Однако дар его распространялся выше и шире разных крыш и заборов.
Перейдём к подробностям. А. П. Нилин, пообещав читателю задержаться на «заводских буднях» Стрельцова, уделяет им два неравноценных абзаца. Начну со второго, он побольше:
«В ОТК он сначала тоже работал слесарем, делал то, чему его научили в позабытой жизни на “Фрезере”». (На «Фрезере», вынужден вмешаться, они занимались режущим инструментом. Что предопределяет работу сугубо на одном месте. А не то, о чём Александр Павлович сообщает далее с чрезмерной, на мой вкус, невозмутимостью). «Профессиональные водительские права он получил позднее, а поначалу на испытаниях сидел рядом с водителем. Машины брали с конвейера — Эдик вспоминал, что они испытывали грузовые модели: 130-ю и 157-ю, — разбирали их, рассматривали обнаруженные дефекты. Полигона на ЗИЛе тогда не было. Обычно уезжали в командировки, где и проводили испытания: столько-то ездили по асфальту, столько-то по булыжнику, столько-то по бездорожью».
Теперь напомню, кто такой слесарь ОТК. Он, по определению, — рядовой сотрудник, непосредственно выполняющий контроль качества продукции. В том числе и на промежуточных этапах обработки детали. После обмера и осмотра деталь идёт или в брак, или на переделку. При этом, как правило, такой слесарь имеет право на личное клеймо.
Выходит, Эдуард пошёл дальше: фактически освоил новую профессию — испытатель.
Новая модель — едва с конвейера, свежесобранная. А ежели ошибочки какие, недоделочки на стадии замысла, конструкции, сборки, наконец? Ведь и грузовичок, и дороги — наши. Сейчас-то, кто спорит, полегче в столице и области стало. А тогда в командировку надо было отправляться, чтобы асфальт гладкий искать. Это с булыжниками, выбоинами, ямами, ухабами, беспросветной грязью и круглогодичной распутицей дела нормально обстояли.
Ну а если только что выпущенный экземпляр даже не закапризничает, а просто развалится? Ясно же: упор в принципе не на шоссе делался.
Значит, слесарю ОТК Стрельцову вместе с водителем пришлось бы как-то выживать. И чтобы не допустить сей печальной перспективы, они разбирали и собирали, раскручивали и вновь закручивали, подтягивали и завинчивали так, дабы для начала самим здоровье не потерять (речь шла всё-таки о двигателе: там можно покопаться), а уж потом, чтобы народ забот как можно меньше имел. Предположу: ведь именно тогда право на «личное клеймо» становится нормой?
По крайней мере, Эдуард Анатольевич такое право явно заслужил. Он попозже и за руль при испытаниях сам сел. После того как заново на права сдал. Только теперь другими автомобилями управлять пришлось.
Дело в том, что обе модели — и 130-я, и 157-я — являются, без преувеличения, безусловными достижениями лихачёвского завода. «ЗИЛ-130» — машина подлинно народная, «устаревшая» через 40 лет, а к 1962 году лишь подготовленная к комплексным испытаниям. Уже в 1964-м 130-й пошёл в производство. А вот «ЗИЛ-157», строго говоря, существовал аж в 50-е годы. И являлся любимцем армии, потому как ей изначально и предназначался. Кузов у него, например, разом в три возможные стороны открывался: прыгать удобнее. Хотя собирались использовать машину, чтобы возить нечто более тяжёлое и опасное, нежели отделение солдат (это, правда, относится и к сугубо мирному 130-му). Так что Эдуард Анатольевич испытывал обновлённую версию — «ЗИЛ-157К». И испытал. Это, кстати, по поводу действенного его вклада в обороноспособность страны.
