– Ром, давай честно, что ты от меня хочешь? – поняв, что добиться вразумительных ответов от сына приятеля не получится, Германович тяжело вздохнул.

Пришлось признаваться как на духу:

– Не знаю, но очень, просто очень прошу, помоги. Не вытянет там семья лечение. Да и семья-то вся состоит из больной матери и девчонки…

– Хорошенькая? – вопрос немного сбил с толку.

– Кто?

– Та, ради которой ты так стараешься.

А, блин, старый черт, все-то ты понял. Досадливо поморщился на проницательность старого отцовского знакомого.

– Она другая, дядь Миш, – наверное, впервые с детства позволил себе так его назвать, – не из тех кур, которые готовы на все ради блестящей игрушки, и ценности у девчонки другие. А мать… Очень прошу, помоги.

– Взрослеешь, Ромка. Ладно, давай мне фамилию лечащего врача, самой пациентки и в какой она там больнице лежит. У своей зазнобы с ценностями выясняй диагноз матери, скорее всего, у тебя это получится быстрее, чем у меня, и будем решать, как лучше поступить. Добро?

– Да, все сообщением пришлю. И еще, Михаил Германович, что бы мы ни придумали, надо все сделать так, чтобы ни Улька, ни ее мама и знать не знали о моем вмешательстве.

– Чегой эт? – озадаченно крякнул мужик.

– Не хочу, чтобы девушка чувствовала себя должной.

– Мужик, – уважительно протянул Германович, – и кстати, дядя Миша мне нравится больше. Отцу…

– Да рассказывай, я секретов городить не собирался.

– Семейка, блин! Ладно, Ромка, давай, жду информацию и будем делать из тебя Супермена.

Не успел я ответить на этот выпад, как в трубке раздались короткие гудки.

А еще говорят, что старшее поколение более терпимое. Да как же!

Потерев глаза, поплелся в спальню проверить Улю.

Девушка все так же лежала, обняв подушку, а вдоль кровати с ее стороны вытянулся Зевс.

– Морда ты наглая, – шепнул сверкающему глазами псу.

Пришлось обходить кровать и садиться на нее с другой стороны, устраивать разборки рядом со спящей девушкой не хотелось. Да и все равно ведь эта черная личность просочится в комнату, если решит, что его несправедливо изгнали.

Наклонившись над Улей, едва касаясь, очертил кончиками пальцев овал ее лица и уже собирался убрать руку, как она зашевелилась и открыла сонные глаза.

– Привет, – шепнул ей.

– Рома, – слабая улыбка коснулась губ, – а я все сплю, да?

– Спи, Уль, не переживай, с мамой все хорошо, я договорился, чтобы нам звонили с любыми новостями.

– Я помню, ты обещал, что все будет хорошо, – прохладные пальцы поймали мою ладонь и Уля прижала ее к себе.

– Обещал, значит, будет.

– Я еще посплю, можно? Не могу проснуться, – не шепот, шелест из слов и голоса.

– Спи, маленькая, мы с Зевсом рядом.

– Ты только не уходи, с тобой спокойнее…

Кажется, эту фразу Уля говорила уже засыпая. По крайней мере, стоило последнему слову сорваться с ее губ, как она подтянула мою ладонь выше и, прижавшись к ней щекой, затихла.

Вытянувшись на кровати рядом с девушкой, прикрыл глаза. Все вопросы подождут. Имя старшей Романовой и ее лечащего врача, как и название больницы, дядь Мише я отправил, а диагноз выясним позже. Пусть Уля отдыхает. А мы с Зевсом будем охранять ее сон.

Утром, кое-как выбравшись из кровати, отправился на кухню. Вставать не хотелось совершенно. И дело было не в том, что я не выспался, да и Уля не оплетала меня руками-ногами как обезьянка. Просто она все также прижимала к себе мою ладонь и тихонько вздыхала от каждого движения. А будить ее не хотелось.

Умыться, сварить кофе и соорудить на завтрак творог с ягодами: настоящая Золушка по имени Роман. Я уже забыл, когда готовил себе по утрам что-то серьезнее кофе, но для Ули хотелось постараться. Даже Зевс вел себя непривычно тихо. Пришел, сел рядом с пустыми чашками и так проникновенно заглянул мне в глаза, что я сразу понял: лучше покормить пса, а то он запомнит и отомстит.

Насыпав щедрой рукой сухого корма и налив воды зверю, отбил смс секретарю о том, что пару дней меня в офисе не будет. Как она будет переносить запланированное совещание и встречи, к счастью, не моя головная боль. Мария девушка опытная, справится. Не справится, найду более опытную. Маша об этом знает и старается в поте лица вот уже полгода.

Ульяна встала спустя полчаса. Тенью скользнула в ванную, потом пришла на кухню. Замерла в дверях, растерянно осмотрелась и, вздохнув, села на стул, залипнув взглядом в одну точку.

– Уль, кушай, – поставил перед ней тарелку с творогом и чай, – тебе силы нужны.

– Спасибо.

Кивнув мне, Романова взяла ложку и начала есть. Каждый ее жест был механическим, казалось, поставь я сейчас перед ней чашку с кормом Зевса, она и его бы съела с таким же выражением лица.

– Уль, не волнуйся, с твоей мамой все будет хорошо. Слышишь? – не зная, как еще вывести девушку из этого жуткого состояния, заговорил об Оксане Сергеевне.

Метод сработал, только я рассчитывал немного на другую реакцию, нежели молчаливые слезы.

Пришлось срочно присесть на стул рядом с Ульяной и, притянув девушку к груди, успокаивающе погладить ее по голове.

– Прекрати себя изводить, Уль. Я разговаривал вчера с врачом, шанс, что маме не понадобится операция, очень высок. Да и больница там неплохая, за Оксаной Сергеевной постоянный уход...

– Ты не понимаешь, – шмыгнув носом, наконец-то заговорила Романова, – я тоже вчера говорила с врачом, шансы, что я могу потерять маму, так же высоки, как и то, что операция не понадобится. У меня нет денег, Ром! А очередь... нам ждать еще почти восемь месяцев.

За неимением в доме бумажных платков, – да у меня и обычных-то не было! – терпеливо позволил плачущей девушке уткнуться сопливым носом в мою футболку. Пусть так. Только бы успокоилась.

– Почему так долго?

– Потому что бесплатно, потому что под программу мы не подходим, потому что взятку дать не смогли. Потому что никому не интересны твои проблемы, если у тебя нет влиятельных знакомых или кучки денег про запас! Да если бы я знала, – Уля зло стукнула кулачком по столу и мне пришлось ловить еще и ее руку. Не хотелось бы, чтобы она поранила сама себя.

– Знала что?

– Что деньги могут понадобиться. Лучше бы я бросила учёбу, перевелась бы в другое место. Но мама настаивала...

Девушка в моих руках снова горько всхлипнула и слезы с новой силой полились из ее глаз. Я только сильнее прижал ее к себе и даже не обратил внимания на Зевса, который подошел к Ульке и положил морду ей на колени.

– Расскажешь?

Ждать ответа пришлось не менее десяти минут, заполненных всхлипами и шмыганьем одного аккуратного, чуть вздернутого носа.

– Папа, – раздалось неразборчивое, когда Уля наконец-то начала говорить, – папа был стержнем нашей семьи. Тем, кто делал "своих девочек" счастливыми, тем, ради кого нам с мамой хотелось делать жизнь в доме идеальной. Ни ссор, ни споров, ни тем более скандалов. Я всегда мечтала, что у меня будет такая же семья, как наша. Муж, работающий не ради работы, а ради того, чтобы мы могли проводить время вместе так, как нам того хотелось. Жена, которая выполняет свои женские обязанности не потому, что у нее есть грудь, а потому как ей в кайф видеть выражение лица любимого человека, когда он возвращается в чистый дом и к горячему ужину. И ребенок, счастливый ребенок, любящий родителей и не желающий их разочаровывать. Идиллия. Папа был стержнем нашей семьи, а потом его не стало и все посыпалось. Маме, которая не работала ни дня после того, как они с отцом стали жить вместе, срочно пришлось искать работу. Вот только кому она нужна была без нормального опыта и с огромным перерывом в трудовой? Чтобы я не бросила учебу, мама приняла решение продать нашу квартиру, оплатив сразу оставшиеся два с половиной года обучения. На остаток денег мы купили однушку. Могли себе позволить двухкомнатную квартиру, но денег на ремонт бы уже не было, да и хотелось иметь хоть какой-то запас.