Так я погиб в третий раз. Морально и по документам. Макс Якоби был снова убит при задержании и вместо него появился Алексей Свердлов — слуга Волкова, который за свои грехи выполнял все его поручения. По условиям сделки Назар должен был разрешать мне видеться с дочерью, но передумал, наглядно показав, что со мной будет, если попытаюсь его ослушаться. На себя мне было плевать, но рисковать близкими не мог.

Волков сбагрил меня на восток страны, полностью зачистив любые упоминания обо мне, стерев даже отпечатки пальцев из базы ФСБ. Я был полностью чист и обнулен, создавал себе репутацию с нуля. Я не знаю, допустил ли Назар осечку, отправляя меня на родную землю или сделал это нарочно, чтобы я сильнее страдал, но я оказался рядом с местами, где вырос. И по злому року сюда переехал брат с Ариной.

Арина меня была рада видеть, все-таки я ее сын, пусть и неродной. А вот брат, узнав, кем я стал, стал презирать сильнее. При встрече делал вид, будто мы не знакомы и запретил появляться на пороге их дома. Я маялся, но принял его условия. Следил, чтобы никто не обижал, как раньше, но не приближался. И никому не позволял его трогать, даже когда мелкий пытался отстоять правду, закусываясь с моими людьми. У него тут тоже был бизнес и мы часто пересекались. Странно, что Волков не попросил и его приструнить.

В самом начале своего пути с Волковым я встретил Веронику. Мы познакомились случайно. Она была хирургом в одной из больниц, куда я попал с ранением, так и подружились. Она стала третьей женщиной, которая могла меня успокоить и не дать зверю полностью мной завладеть и впасть в отчаяние. Но между нами ничего не было. Мы, как бы абсурдно это не звучало, стали друзьями. Я привязался к ней и к ее дочери — Ваське — белокурому и голубоглазому ангелу двух лет. Мы часто проводили с Вероникой проводили время вместе и со стороны могли казаться парой, хотя дальше поцелуев в щеку не заходило. Она делилась со мной своими проблемами, советовалась, прекрасно зная, кто я такой и всегда была рядом. Мы оба нарушили правило. Она позволила себе быть с тем, кто отправлял к ней на операционный стол пациентов, а я обрел близкого человека, хотя знал, как смогу поплатиться.

Вероника и Василиса поплатились за мой образ жизни. Криминальный мир жесток и мои попытки спрятать их не принесли результата. Дав девчонкам новые имена и отправив их за границу, я не смог их защитить. Их и там нашли, принеся мне их на блюдечке и заставив смотреть, как они страдают. Ваську убили первой, а Вероника ушла сама с проклятьями в мой адрес на устах. С тех пор я дал себе слово — не заводить друзей и близких.

С тех пор я выпустил зверя на волю, получив огромную власть, уважение и полное отсутствие жалости. До определенного момента так и было. Так бы и оставалось, если бы не художница…

Я привык к тому, что рядом со мной всегда была женщина, которая выступала в роли стоп-крана: Арина, Пташка, Вероника… Мне нужно заземление, чтобы не разнести эту планету к чертям собачьим и не наломать дров. Нужна та, ради которой я начну тормозить на поворотах и буду бояться не вернуться. Та, кто потушит огонь ненависти внутри и не даст чудовищу в глубине поработить меня окончательно. Я так нуждался в ней, что, встретив, самолично отказался, побоявшись не уберечь. Испугался, что она остановит меня. А останавливаться мне сейчас никак нельзя.

Мне нужно решить вопрос с Волковым, чтобы быть с дочерью, поэтому решение я выбрал кардинальное. Его выполнение лишает меня права иметь тех, кого я боюсь потерять.

И теперь, будучи полностью опустошенным и лишенным привязанностей, я пришел туда, куда должен: к Козлову. Урод должен наконец подписать бумаги и поплатиться за то, что он сделал с Шурой. За нее и убить было не грех.

— Убьешь меня за это? — Козлов хоть и нервничал, но держался молодцом. Побледнел немного, но в обмороки не падал, уже хорошо. Он вообще мужик неплохой был, только пошел неверным путем. Крысиным. Число заяв на меня из-под его руки превышало два десятка. Мужик взялся капитально за мою персону, пытаясь расправиться детскими способами. Когда понял, что те не помогут, рискнул пойти, по его мнению, моим же способом: попробовал организовать несколько неудачных покушений. На его месте после такого бы я слился из города, но Козлов сидел передо мной и внешне сохранял самообладание. Похвально.

— Считаешь, плохой повод? — уточнил я, продолжая удерживать его на мушке.

— Был бы хорошим, если бы этот повод был. Пока ты не нажал на курок, позволь задать тебе один вопрос, — получив в ответ мое молчание, он продолжил: — Сочту это за разрешение. Тебе кто про ребёнка-то рассказал? С чего ты взял, что он твой?

— К чему ты клонишь?

— С чего ты взял, что моя сестра беременна от тебя? — повторил он, выбивая у меня из-под ног почву.

Я словно споткнулся о невидимую леску, но смолчал, пытаясь понять, что этот черт задумал.

— Не ожидал? Да, она получила от меня за то, что спуталась с тобой, но про ребенка я ничего такого не говорил. — Козлов самодовольно ухмыльнулся, заметив мое замешательство.

— Что ты несешь? — спросил севшим голосом.

— А то и несу. Тебе разве моя сестра говорила, что беременна? Говорила, что ребёнок твой? Нет. Стала бы она врать, будь беременна от тебя? Тоже нет. Мне рассказали, как ты отреагировал и как хотел чуть ли не собственными руками вытащить из нее ребенка. Только дитя это к тебе не имеет никакого отношения, поэтому она не смогла тебе сразу признаться и скрывала.

Он закурил и начал играться кольцами дыма, дав мне время реабилитироваться после удара. Ревность — мой главный порок. Я мог себя контролировать в любой ситуации, но если мне казалось, что на мое кто-то посягнул или моя девушка посмела взглянуть на сторону, терял тормоза. Как не старался бороться с собой, амплитуда ревности была сильнее моего самообладания. В порыве я мог убить, мало что соображая, на этом и прогорел, попав к Волкову. Козлов, будто зная о моем грешке, бил по болевым точкам, наслаждаясь эффектом.

Меня вынесло из реальности, захлестнув в битве разума с чувствами на несколько минут, прежде чем Семен снова заговорил:

— Не ожидал? Вижу, нет. Я не знаю, зачем она повелась на тебя, может острых ощущений захотелось. Но моя девочка скоро выйдет замуж и будет счастлива. Она помирилась со своим парнем и не скрою, я рад, что этот ребёнок поставит точку в вашем блуде и про нее не будут говорить «Шкура Вестника». Теперь ты можешь завалить меня за не своего ребенка и за не свою женщину. Валяй, я готов, — он вальяжно расположился в кресле, смотря на меня с чувством превосходства, пока я переваривал его монолог.

— Хорошая попытка спасти свою шкуру, — процедил я, пытаясь сохранять самообладание, которое брыкалось и отпрашивалось покурить. — Но неудачная.

— Ты думаешь, я тебя обманываю? Саша выйдет скоро замуж, а ты был временным увлечением, пока она была в ссоре со своим женихом. Девочкам нравятся такие, как ты или я. Ее тоже понесло не в ту степь, за что и получила в воспитательной мере. Мне жаль, если у тебя были на нее какие-то планы. Стоит лучше узнавать девушек, с которыми спишь, — последнее слово он выплюнул с особым презрением.

— И за кого же она выйдет замуж? За Краснова что ли? — с иронией произнес, пряча за ней агонию хладнокровия.

— Это не твоё дело. Не лезь в дела нашей семьи и оставь мою сестру в покое. Убирайся из ее жизни, — прорычал он, но быстро сник, вспомнив про пистолет в моих руках:

— Доставай ствол из ящика и отдавай мне. Ну же, я знаю, ты его там прячешь. Не заставляй меня нервничать, — приказал ему, указывая на стол. Пора завязывать с душевными беседами, они на меня плохо влияли.

Козлов видел, что я не шучу и с прискорбным лицом открыл ящик, швырнул мне оружие. Я сбросил с него магазин, проверил наличие патрона в патроннике и откинул пистолет в угол кабинета, после уже убрал свой обратно в кобуру. Теперь можно было и поговорить.