Стоило Фриде ступить на каменную лестницу, как леди, взяв фонарь в левую руку, правой размахнулась и ударила дочь по лицу. Фрида отшатнулась, выдохнула, прижала руку к горящей щеке.

- Не смей со мной пререкаться, - холодно отчеканила леди Уайтхилл.

- А не боитесь, матушка, что прокляну? - не выдержала Фрида.

Леди снова размахнулась. Потом спокойно поинтересовалась:

- Достаточно?

На этот раз Фрида промолчала. Леди тонко улыбнулась, снова кинула и, подобрав юбки, стала спускаться.

- Держись за перила, дорогая, ступеньки скользкие, - любезно предупредила она.

- Я помню, - выдохнула Фрида, которая не раз и не два сидела в этих подземельях вместе, кстати, со слугами. Так сказать, скованная одной цепью.

Да, она могла бы заколдовать мать – сил бы хватило. Но вот рука наслать проклятье бы не поднялась. Фрида могла сколько угодно воображать себя свободной и независимой, но протянувшаяся из детства цепь держала её даже в Хэмтокорте – пока она не угрожала репутации леди Уайтхилл, можно было жить спокойно. Впрочем, Фрида сомневалась, что надолго. А ещё она думала, что даже когда мать станет дряхлой старухой – она и тогда будет приказывать Фриде, а та – подчиняться. Рваться с этой цепи, тянуть её, но… подчиняться. Леди Уайтхилл могла решить, что игра не стоит свеч, когда Фрида поехала преподавать. А может, в тайне даже гордилась дочерью: она ведь тоже считала мужчин… чуть менее наравне с собой. А иногда и сильно менее. Сейчас же – брак это отличный куш. И ястребиха его из когтей не упустит.

Всё это пронеслось у Фриды в голове, пока длился спуск. И уже внизу она не выдержала:

- Матушка, если вы ведёте меня в ваше подземелье, чтобы я провела там несколько часов и вам больше не перечила, то не стоит. Я и так согласна с вашим решением по поводу меня.

Леди Уайтхилл остановилась на последней ступеньке, обернулась.

- Моим решением? Разве я что-нибудь о нём говорила?

- Матушка, прошу вас, - вздохнула Фрида. – Давайте не будем повторять, что нам обеим и так известно. Вы хотите выдать меня замуж…

Леди Уайтхилл улыбнулась, и Фрида продолжила:

- Я заранее согласна с любым кандидатом, которого вы выберете.

- Наконец-то, девочка моя, ты повзрослела, - усмехнулась леди Уайтхилл. – Но я привела тебя сюда не за этим.

Фрида оглядела тонущую в сумерках круглую комнату. Цепи блестели в отсветах пламени свечи, где-то – кажется, за стеной – капала вода.

- Тогда зачем же?

Леди поставила фонарь ровно в центре комнаты и внимательно посмотрела на дочь.

- Поначалу я действительно решила, что ты будешь упираться. И наш прошлый подобный разговор занял несколько часов, так что… Можешь считать, я не рассчитала время, моя дорогая. – Её последние слова прервал звук чьих-то тяжёлых шагов. Фрида резко обернулась, всматриваясь в темноту. Ей не нужен был фонарь, чтобы разглядеть мужчину среднего роста, неопрятного, массивного. С мешком в руках, и мешок этот шевелился.

- Матушка? – нахмурилась Фрида, обернувшись.

- Так уж получилось, моя дорогая, что тебе придётся стать свидетельницей небольшой семейной ссоры. Смотри и запоминай: мужа необязательно убивать, чтобы он стал покладистым.

- Убивать? – ахнула Фрида. – Матушка, что вы такое говорите?!

Неопрятный мужчина с мешком тем временем вышел на свет. Леди Уайтхилл указала ему на пару цепей слева от Фриды, и он потащил свою ношу туда.

- Матушка, - выдохнула ошарашенная Фрида, наблюдая, как пленнику в мешке сковывают ноги и руки (оставив мешок на голове), а, закончив, мужчина уходит – чтобы спустя буквально минут пять вернуться (Фрида услышала его шаги ещё на первой ступеньке). – Матушка, вы же не… Это не… Вы же не сделали это с отцом!

- Отчимом, моя дорогая. Твоим отчимом, - поправила леди Уайтхилл, подходя к пленнику и срывая мешок. У Фриды вырвался вздох облегчения: это оказалась незнакомая девушка. Вполне опрятная, симпатичная (впрочем, слегка растрёпанная) девушка в ситцевом синем платье, украшенном только белыми рюшами. – Нет, Фрида, поверь: незачем сковывать мужа, если необходимо напомнить ему о супружеском долге. Эта… - леди размахнулась, и девушка в цепях вскрикнула, схватившись за покрасневшую щёку, как Фрида немногим раньше. Цепь натянулась. - дрянь всего лишь его любовница. Из Среднего города… Потаскушка!

Тем временем мужчина («Наверняка наёмник», - решила Фрида) вернулся и снова приковал кого-то к стене. На этот раз трудиться и самой снимать мешок леди Уайтхилл не стала, она небрежно приказала сделать это молчаливому мужчине.

- Он зачастил в свой «клуб», - объяснила леди, возвращаясь к Фриде. – Словно забыл, какие пересуды могут пойти обо мне в обществе. Но я, конечно же, не опущусь до того, чтобы выказывать свою власть перед супругом – и тебе, милая моя, не советую. Слуги болтливы… Но ничто не мешает мне нанять специального человека, который легко найдёт и приведёт ко мне на, надеюсь, только вечерний визит, всех этих… - Она оглянулась и выплюнула: - шлюх.

Фрида молча наблюдала за этим… Она не могла даже подобрать происходящему правильное слово. Её мать всегда была экстравагантна и изобретательна, но на этот раз… В подземелье становилось людно: довольно скоро число любовниц перевалило за десяток. Из Среднего города, судя по одежде (там женщины следили за модой, хоть и не могли позволить себе дорогие ткани) и из Нижнего (где на одежду обращали мало внимания), совсем юные, как Эвелина, и старше леди Уайтхилл, они дёргались в цепях и что-то мычали в кляпы.

- Матушка, право, это слишком, - на пятнадцатой не выдержала Фрида.

- Всё в порядке, дорогая, - отмахнулась леди.

- Но что вы собираетесь с ними делать?

Леди хохотнула – так смеются на подмостках злодеи. В подземелье после этого на минуту стало тихо-тихо, потом пленницы замычали с ещё большим усердием.

Двадцатым оказался прелестный мальчик из какого-то, судя по курточке, приюта. На вид ему было семнадцать, а на запястье Фрида заметила татуировку одного из столичных борделей.

- Вот кобель! – не выдержала леди Уайтхилл. – Пусть девицы, хорошо, нам всем приходится жить в тени мужчин. А жить на что-то надо, я понимаю, но это…

- А мне, что, не надо?! – заорал мальчишка, выплюнув кляп. – Я что, хуже, что ли? Вы знаете, сколько он мне заплатил?!

- Избавь меня от подробностей, - перебила его леди Уайтхилл. – Валдис, будьте добры, заткните ему рот.

Прислонившись к стене, Фрида смотрела, как мать отдаёт наёмнику деньги – весьма увесистый мешочек – как переглядываются, красные не то от гнева, не то от натуги пленницы, как выкручивает себе запястья мальчишка и что-то безостановочно вопит в кляп…

Потом наверху снова зазвучали шаги – правда на этот раз легче и тише. Они быстро слились в дробь: так-так-так. Кто-то очень спешил, и Фрида отлично знала, кто. Она эти шаги хорошо помнила.

Двадцать четыре – почти двадцать пять – лет назад юная Маргарита Уайтхилл попала в точно такую же ситуацию, как сейчас Фрида, с тем лишь исключением, что она была юна, только-только представлена ко двору и репутация её ещё была чиста. Такой она и должна была оставаться, но своенравная Марго умудрилась забеременеть, и – тогда ещё живые леди и лорд Уайтхилл – быстро нашли дочери мужа. Это оказался пятый сын небогатого графа ди Вантрише из Конфедерации, мечтательный, очень красивый и совершенно не приспособленный к самостоятельный жизни юноша. Граф, ломавший голову, что ему делать с младшим и, в общем-то, никому в его стране не нужным сыном (ни наследства, ни нормального титула – баронет, да вы смеётесь?), был рад сплавить его хоть и за границу. Да и жизнерадостная Марго ему приглянулась. «Такая воспитает моего тюфячка», - сказал тогда граф и думать о юном Валентине забыл. Родители Маргариты тоже остались довольны: кто бы ещё взял их дочь на шестом-то месяце? А так – и титул остался за ней, и муж какой-никакой есть…

Как уживались вместе эгоистичная Маргарита и витающий в облаках наивный Валентин – осталось тайной, потому что о своих первых годах вместе ни она, ни он говорить не любили. Но к тому времени, как вся семья Валентина там, за морем, скончалась от тифа – прокатилась по Конфедерации тогда ужасная эпидемия – и бывший баронет стал графом, домой он не поехал, ни-ни. Супруга запретила. Маргарита прекрасно понимала, что уедет её благоверный с концами, а потом ещё и детей додумается забрать… И закон что Конфедерации, что Империи будет на его стороне.