Этот закон вольницы Ворон запомнил сразу. И сейчас не ждал, пока жареным запахнет — сорвался с места, как стрела с тетивы. Обогнул пацанят помельче и летел быстрее ветра, впереди, прокладывая путь к спасению.

За углом — низкая арка. Нырнуть туда, и никакие стражи не найдут. Надёжный схрон, проверенный.

Вифриец толкнул облупленную скрипучую дверь, смело нырнул в темноту и…

Вместо ожидаемой подвальной сырости Эливерта вдруг обступило уютное домашнее тепло.

В просторной чистой кухне пахло свежей выпечкой. В распахнутое окно струился солнечный свет, и лето дышало знойным ароматом трав и мёда. Пыхтел на огне пузатый котелок. И дрова болтали с огнём, потрескивая в открытой печи.

— А… это ты… — женщина, хлопотавшая у стола, бросила на него мимолётный взгляд.

Руки её ловко слепили края очередного пирожка.

Рядом на присыпанном мукой столе выстроилась вереница его пузатых собратьев. А часть, накрытая рушником в глубокой корзинке, уже благоухала сладостным фруктовым духом.

— Ты где пропадал? Я уже Лану послала тебя искать…

Женщина снова посмотрела на него, улыбнулась мягко. Светлые лучистые глаза ждали ответа.

Эливерт растерянно замер на пороге, глядя на неё. Отчего-то не в силах отвести взор от её испачканных мукой золотистых волос.

Он шагнул с порога в дом, огляделся снова потерянно.

— Уснул, небось, где-нибудь? — предположила хозяйка дома, и в спокойном голосе не прозвучало ни капли упрёка. — Я пирожков напекла с яблочками… Давай руки мой, и за стол!

Эливерт вдруг понял, что сесть действительно нужно. Ноги не держали.

Женщина нахмурилась, озабоченно заглянула в его лицо и, спешно отложив последний пирожок, подошла ближе, вытирая руки о передник.

— А ты чего бледный такой? Ты не заболел?

Тёплые и мягкие, как пышное тесто на столе, руки заботливо коснулись лба, погладили по волосам. И Эливерт вцепился в тонкие запястья в страхе, что сейчас они исчезнут, растворятся в пустоте, прижался лицом к пахнущим хлебом ладоням.

— Мама…

— Ой, не пугай меня так! — вздохнула тревожно та. — Воронёнок мой, что стряслось? Ты набедокурил чего? Ах, отец осерчает… Где ты был, сынок?

— Спал, мама, спал… Ты не переживай! Мне просто сон приснился. Странный такой сон… Как будто я вырос, и тебя больше нет… — он прижался к ней, обхватив за талию, заглянул снизу вверх в светлое нежное лицо. — Ты у меня такая красивая, мама! Самая красивая во всей Долине Ветров!

— Скажешь тоже! Разве я красавица? — смущённо улыбнулась она, склонилась, целуя сына в волосы. — Зато счастливее меня точно никого не сыскать. Солнце ты моё, отрада моя!

В открытое окно с улицы донеслись голоса. Они приближались, и Ворон уже улавливал знакомые нотки.

— Матушка, Эливерт вернулся? Я его не сыскала…

Он нехотя отлепился от матери, проворно бросился к окну, высунулся наполовину.

— Лана, я дома уже. Давай скорее!

— Обедать пора. Отец-то идёт? — поинтересовалась мать.

— Идёт, — счастливо доложил Ворон. — Бать, ты что там несёшь?

— Рыбы наудил… Скажи Лаисе — к вечеру уху жду!

Но мать уже сама выглянула в окно, приобняв Эливерта за плечи:

— Я слышу, добытчик ты наш. Будет тебе уха! А пока на пироги пожалуйте!

Она вернулась к прерванным делам, торопливо накрывая стол к обеду. Эливерт взялся помогать, но толку было мало. Он не мог себя заставить хоть на миг перестать взирать на мать в совершеннейшем блаженстве.

На улице громко залаял пёс. Озлоблено и нервно.

— А ну, цыц! — заругался отец. — Ишь, разбрехался! Цыц!

— Чего это он? — долетел сквозь лай мелодичный голос сестры. — Гляди-ка, батя, всё на лес! Кого он там увидел?

— Поди зверь какой по кустам шарит… — отозвался равнодушно отец.

И Эливерт вдруг ощутил, как спины его коснулся могильный холод, ледяное дыхание подземелья Бездны. И этот лай собаки, и слова отца пронзили память сердца, как острый нож.

— Бегите! — отчаянно завопил он.

Подскочил к окну, размахивая руками.

— Лана! Беги прочь! Спасайтесь! Беги!

Сестра изумлённо уставилась на него, не понимая ещё ничего, но, повинуясь, осторожно попятилась и вдруг стремглав бросилась прочь.

Слишком поздно…

Из густых зарослей на окраине леса, словно в страшном сне, выныривали новые и новые всадники, мчались прямиком к их дому, к их деревне. Они несли с собой смерть, огонь и боль. Они пришли, чтобы уничтожить всё это, уничтожить их мирок, растоптать под копытами шалых коней.

— Мама, бежим! Бежим!

Эливерт схватил её за руку, но Лаиса выскользнула, отступила. Лицо застыло как маска — без улыбки, без страха, без жизни.

И голос её прозвучал неожиданно зловеще и чуждо:

— Поздно! Некуда бежать. Некого спасать. Поздно, Воронёнок! В пепел твой дом обратится, в оковы закуют твоих мать и сестрицу. В огне сгорит жизнь твоя, в крови омоешь руки. Растопчут сердце твоё в грязи, на смерть предадут любимой губы!

Она надвигалась на Эливерта и всё шептала, шептала, как жуткое заклинание, и тьма зияла в пустоте, на месте некогда прекрасных светлых глаз.

— Не летать тебе в небе, не видеть солнца! Черны твои крылья, Ворон, черны и сломаны. Ноги быстрые цепью скованы. Вечная Дева за тобой идёт, тропами смерти тебя уведёт. Душу твою я выпью досуха. За всё, что в жизни творил, заплатишь дорого! Бездна отныне твой дом, тьма отныне тебе жена. Искать тебе вечно свет во мраке! Ты в мире живых никому не нужен! Ломаный фларен тебе цена!

Эливерт с отвращением оттолкнул от себя жуткую нежить, что притворялась его матерью.

Но та лишь захохотала злобно:

— Беги, спасайся! Лети, мой Ворон! Пока есть силы, шкуру спасай! Когда безумие тебя погубит, ты про меня только не забывай! Когда во тьме твоё сердце сгложет тоска одиночества, пустота, ты только кликни меня, мой Ворон, и я упокою тебя навсегда!

Слова заклятия били в спину точно стрелы. Эливерт выскочил обратно в дверь.

И оказался в зеркальном лабиринте…

Сверкающие грани обступали со всех сторон. Он видел собственное отражение, затравлено озирающееся в каждой из этих льдин. Словно целое полчище Эливертов металось по стеклянной ловушке в поисках выхода.

Он остановился, понимая всю бессмысленность этого.

— Великая Мать, но ведь должен быть путь!

Даже во тьме ночного неба путеводные звёзды светят. Значит надо просто отыскать этот свет, искорку в темноте…

Он вдруг недоверчиво повернул голову.

Что это? Очередная шутка Бездны? Или…

Светлый маленький огонёк. Крохотный, как пламя свечи. Далёкая звёздочка в бесконечности небес.

И не раздумывая больше, зачарованный Эливерт пошёл навстречу этому свету…

Настя в панике кидалась от одного зеркала к другому. Она потеряла Эливерта и потерялась сама.

Зеркала больше не отражали никаких картин. Рыжая не проваливалась в эпизоды чужой жизни. Она бродила наугад по галерее искривлённых отражений.

Бесконечное зазеркалье. Алиса, прыгнувшая за белым кроликом, навсегда застряла в Стране Чудес.

Она остановилась. Вздохнула глубоко.

Хватит! Отставить истерику! Сама Эливерту сказала — прорвёмся.

Рано раскисать. Она всегда находит выход. Всегда. Даже из Кристалливора выбралась.

А тут… Подумаешь, Бездна! Это всё понарошку! Понарошку!

Но за Гранью Мира сложно найти свою дорогу…

— Великая Мать, но ведь должен быть путь! — произнесла Настя вслух.

И вдруг поняла, куда следует идти.

Руки скользили по холодным гладким стенам. Она ныряла из одного проёма в другой, уже без страха и сомнений, уверенно выбирая каждый новый изгиб лабиринта. И даже уткнувшись неожиданно в прозрачную стену на своём пути, Дэини не испугалась и не отступила.

Она осторожно вытянула руку вперёд и увидела, как с той стороны к ней потянулась другая.

Пальцы соприкоснулись. Тёплые, живые. Погрузились в глубину зеркальной поверхности, словно в воду. Переплелись, как ветви.