Было не по сезону сыро и холодно, накрапывал мелкий дождик, и я пожалел, что не взял куртку — вышел в толстовке и брюках. К небольшой моей радости, контр-адмирала среди людей за моими воротами не оказалось. Их было четверо — Леонард Голицын, худой пожилой мужчина в чёрном плаще и два мордоворота, одетых по-летнему, в одинаковые синие футболки с незнакомой униформой. Я спросил:

— Доброе, надеюсь, утро. В чём дело?

— Пройдёмте в мой особняк. Это не займёт много времени. Я бы предложил проехаться, но моя машина в ремонте, а запасную ещё везут.

Мы, молча, зашагали по разбитой дороге дальше по улице, вдоль пустых и застраивающихся участков. Было тихо, лишь где-то на опушке леса кричала какая-то птица.

— Кто это кричит? Всё хочу узнать, — спросил я, чтобы разрядить напряжённую обстановку.

— Козодой, — отозвался мордоворот.

— Нет, это перелётный попугай, — предположил высокий мужчина. — Помню, в детстве, мы ловили таких на берегу Оки…

— Ты ещё скажи, что это феникс, папенька. Зимородок это, — сказал Леонард. — Попугаи ещё не прилетели.

Папенька? Я резко развернулся.

— Эрнест Васильевич, ваша светлость, простите, не признал вас…

— Пустяки, — князь пожал мне руку. — Моё лицо теперь куда реже мелькает в передовицах журналов. К тому же, мой отпрыск не представил нас.

Хорошо, что угадал с отчеством — с этим могли быть проблемы. От сердца немного отлегло. Князь Голицын — как-то вечером успел навести справки в сети. Заместитель председателя правления Поволжско-Уральского Нефтегазового Картеля, один из крупнейших землевладельцев Поволжья, меценат, лучший антикризисный менеджер, инвестор одного из частных космодромов… С одной стороны, тот факт, что столь влиятельное лицо присутствовало на мероприятии, вселяло надежду на то, что мероприятие не будет являться моей казнью. Вряд ли контр-адмирал стал привлекать к такому пустяку столь высокопоставленное лицо. С другой стороны, сам факт присутствия столь высокопоставленного лица говорил о том, что причина моего вызова может быть куда более серьёзным, чем простое покушение на честь адмиральской супруги.

Одиночные коттеджи заканчивались, начинались пустые, поросшие бурьяном участки. Лес и поместье Голицына-младшего приближались, впереди показался высокий решётчатый забор с колючей проволокой. Всё выглядело как временное, потому что в паре сотен метров уже виднелась бригада, которая строила кирпичную стену. Охранник резво выскочил из маленькой будочки и открыл ворота.

Впереди, несмотря на ранний час, кипела работа. Пара строительных кранов, десяток строительных контейнеров с рабочими. Небольшой экскаватор, который размеренно рыл не то канал, не то пруд перед усадьбой. Помимо самого здания, строили и длинный гараж, и какую-то высоченную башню, и ещё пару небольших коттеджей — видимо, или гостевых, или для прислуги.

Рабочие, завидев нас, принимались изображать бурную деятельность. Я заметил, что большая часть из них — среднеазиаты и кавказцы, совсем как в привычных мне стройках Основного Пучка. Некоторые отрывались от занятия и кричали:

— Здравствуйте, сударь. Здравствуйте, ваша светлость!

— У меня почти все — мещане, свободнонанятые бригады, — не то пояснил, не то похвастался Голицын-младший.

— Я уже высказал на этот счёт своё мнение, сын, — достаточно сухо прокомментировал Эрнест Васильевич. — Меняй бригады. Чередуй крепостных и мещан. Будет куда эффективнее. А где-то можно и смешанные поставить.

— Смешанные есть. Кровельщики, например. Сколько не искал мещан — одни крепостные этим занимаются, удивительно!

— Ну, это особенный рынок труда, — кивнул Голицын-старший. — Итак, юноша, мы пришли.

Мы прошагали по деревянному настилу и разбросанным строительным поддонам до самого поместья — оно было огорожено дополнительным деревянным забором. Здесь к нам присоединилась ещё парочка мордоворотов.

Мы вошли в просторный, но ещё совершенно сырой холл. С одного угла на небольших лесах шпаклевали стены двое ребят, в другом — резали штроборезом канавки для электропроводки. Всё это было мне знакомо — в строительстве я разбирался неплохо. Все трое работяг мигом сдриснули, едва хозяева махнули пальцем.

— Обыщите его, кстати, — скомандовал Эрнест Васильевич, немного небрежно махнув на меня. — Я, конечно, просканировал. Но вдруг он… сами понимаете. Без обид, юноша.

Удивительно, когда он меня мог просканировать? Кольцо на палец я успел натянуть только перед самым выходом, а цепочка всегда была на мне. Неужели она помогла?

Один из хмырей прощупал меня, пошарил по карманам и обнаружил пистолет на поясе.

— Смотри чего! — он резко отдёрнулся назад. — Ну-ка, малец, руки!

— Он — дворянин, Иван! — Голицын-младший нахмурился. — Обращайся, как подобает.

Князь добавил:

— И пусть оставит эту ерунду на поясе. Там всего три патрона. И алгоритм защиты настолько старый, что… А вот колечко… Колечко я попрошу снять, молодой человек. Положите, скажем… вон на ту стремянку. Я попрошу Ивана постоять рядом и посторожить его. Договорились?

Мы прошли дальше, прошагали по голой, без перил, лестнице вниз. Там, в пеноблочных стенах без отделки уже были установлены бронированные двери с характерной прорезью и маленьким окошком. Рядом в кресле дежурил ещё один боец.

От вида этих перегородок кровь стыла в жилах. Камера. Меня ведут в камеру, понял я. Суммарно я провёл за решёткой, наверное, сотню-полторы лет жизни за мои двадцать с чем-то тысяч. Я знал, что это не конец, но ни за что, ни при каких условиях не пожелал оказаться там снова.

Может, ещё остался последний шанс сбежать?

— Не следует, — сухо сказал Голицын-старший. — Прошу, не надо. Не требуется!

Дверь камеры распахнулась. Неприятно заныло в ушах — как от ультразвукового отпугивателя грызунов, хотя я предположил, что причина в работе защитных артефактов. Внутри горел свет, стояла грубая кровать с загаженным матрасом. Самодельный столик, грязный стул, весь в строительной пыли. Ещё один стул с дыркой в сиденье…

Я вздохнул с облегчением, поняв, что камера уже занята. На кровати лежал, отвернувшись к нам спиной, пожилой мужчина в одной футболке.

— Поднимись, — приказал Голицын-старший.

Мужчина поднялся и обернулся. Это был тот самый лысый старик, который пытался загипнотизировать меня. На его лице были синяки, на конечностях — ссадины и многочисленные кровоподтёки. Признаться, в этот момент я мог бы испытать жалость к нему. Если бы не знал, что он — мой враг.

— Он? — спросили почти дуэтом старший и младший Голицыны.

— Он, — кивнул я.

Дверь камеры с грохотом захлопнулась.

— Пойдёмте отсюда, — скомандовал старший. — Да, очень мощный старик, рецидивист. Работал на английскую разведку, потом был в бегах, потом отсидел восемь лет… Сейчас вышел, и, видимо, совсем туго с деньгами. Не представляете, какую смешную сумму эти… “Единороги” ему заплатили. Восемьсот рублей! Ради такой мелочи рисковать свободой…

— Полагаю, я теперь вам больше не нужен? — спросил я.

— Увы, юноша, нет. У нас к вам есть ещё один разговор. Пройдёмте.

Мы проследовали в соседнее помещение. Всё та же черновая отделка, всё те же узкие потолочные окна. И одинокий колченогий стул по центру комнаты.

— Садитесь. Присаживайтесь.

— В чём дело?

— Пока ни в чём, — сухо ответил Эрнест Васильевич Голицын. — Но есть одна маленькая деталь, которую нам следует уточнить.

— Общество, — как-то само вырвалось у меня.

— Уйдите. Все! — скомандовало Голицын-младший охранникам.

Те послушно удалились в дальний конец коридора.

— Господин, которого мы взяли, сообщил, что интересовался вашей персоной вовсе не с целью приобретения высоко-сенситивной крепостной. Это прикрытие. Настоящая цель операции — вымогать у вас некий дневник. Как выясняется, вы с юных лет интересовались деятельностью отца во благо… Империи. И собирали некоторые данные. Которые, благодаря высокому проценту сечения не могли быть так просто изъяты из вашего сознания. Итак, что вы знаете?