Мужчина тяжело вздохнул. Воспоминания давались ему с трудом.

– Наше появление в Сарае, пришлось не кстати, – заговорил темноглазый пилигрим. – Хан Ахмат вел войско набегом на Русь. Тем временем узбекский хан, предательски напал на лагерь гарнизона. Убил его сына и брата. В общем было не до нас. А без сопровождения, или хотя бы ханского ярлыка, на Кавказ с нами никто не хотел идти.

– Припасы истощились. Хан далеко. Наш друг, достопочтенный мэтр Дюнкер при нем. А знания наши оказались никому не нужны. Кочевники не принимают цивилизованных методов лечения. Признают исключительно ордынские заговоры и амулеты.

– Той зимой спаслись от голодной смерти зубным инструментом. Специальные клещи, которыми я дома врачевал придворных вельмож.

– Местных знахари ополчились против нас. Самый знатный из них, Каганбек, обвинил в колдовстве. Возможности дождаться хана Ахмада, а вместе с ним и Густова, нам не давали. Да и один Господь ведал, когда они вернуться. И вернутся ли вообще. По весенней распутице мы и ушли, от греха подальше.

– В пути, чуть больше года назад, узнали у одного караванщика, что хан Ахмат пошел на Каффу. Мы решили, это знак божий. Господь указывает нам на тот путь, которым мы прибыли на чужбину. Значит, пора возвращаться.

– У перешейка на Крым мы дождались орду. И там наконец-то повстречали нашего товарища, Густава Дюнкера. Мы не виделись несколько лет, и признаться были очень рады этой встречи. Положение его при хане Ахмате оставалось чрезвычайно прочным. Его уважали и с ним считались.

– Мэтр Дюнкер предложил идти с ордой до Кафы. Там можно найти место под парусом до Марселя. Но один из ханских беков, Ямгурчи, отговорил нас от этой затеи. Он считал, что пока турки молчаливо поддерживают Нур-Девлета …

– Вы снова отвлеклись, мой друг, – перебил товарища ученный. – По правде говоря, мы не сильны в политике. Но, если лаконично, то османы неохотно выпускали суда из Кара Дениз, то есть Черного Моря. Поэтому решили, что сушей будет быстрее и безопаснее.

– Наш друг снабдил нас провизией и деньгами. Мы пошли на восток, через Дикие Земли. И вот мы тут. С божьей помощью к весне будем дома, в Париже. Знаний, которые мы собрали, наверняка достаточно для того, чтобы убедить короля Людвига снарядить еще одну экспедицию …

– На этот раз прямиком к Горячему Озеру, через Китай. Осталось убедить ученных университета в верности наших предположений …

– Увы, дорогой Гайтан. Если с кафедры вы будете нести чушь про блох, нам никто не поверит. Сочтут за сумасшедших …

– Нет, нет, господин Дье, сумасшествие, это настаивать на Черном Ветре. Дикость и мракобесие …

Ученные мужи углубились в научный диспут. Но Яков не слышал их. Сон сморил его. Тело размякло. Соскользнуло с опоры и повалилось в душистое сено. Сквозь пелену, до сознания молодого человека еще доносились голоса иноземцев. В пылу спора пилигримы перешли на родной язык. Незнакомые слова звучали во сне как заклинание.

В какой-то мгновение Арник почувствовал, сон не окутал его целиком. Просто он смотрит на мир с закрытыми глазами. Странное ощущение. Свет могущественен. Лучи пробивается даже через сомкнутые веки. Значит дело не в глазах. Точно! Как он раньше об этом не догадался. Все дело в мешке. Кто-то или что-то накинуло на голову мешок из плотной ткани. Вдруг темноту проткнул кинжал. Несколькими движениями разрезал мешковину и перед Яковом предстала дева. Волнистые локоны русого цвета волнами ниспадали на плечи. Зеленые глаза под черными бровями формы полумесяца с любопытством смотрели на него. Легкий румянец на впалых щеках. Бледная как весенний снег кожа. Алые губы приоткрыты. Мужчина протянул к деве руку.

– Так вот ты какой, – произнесла она низким голосом. Подбородок властно поднялся, отмечая непозволительность вольности.

– Назовись, прекрасная девица, – приказал Яков, но речь его утратила привычную твердость.

Девушка отступила. В ее осанке, в ее глазах и холодном выражении лица ясно читалось: бесцеремонность ей чуждо. Но затем настроение изменилось. Она улыбнулась и спросила:

– Зачем тебе знать мое имя?

Яков почувствовал, как его щеки заливаются румянцем. Он никогда не умел обращаться с девушками. Да, по правде говоря, случаев то особо и не было. Палача, пусть и молодого, в столице опасались. А в походах было не до девиц.

Заметив его смущение, незнакомка пришла ему на помощь:

– Это всего лишь сон. Утром ты его забудешь.

– Не забуду, – заупрямился воин.

– Почему же? – дева снова улыбнулась. В зеленых глазах пробежали чарующие искры. Бровь чуть заметно вскинулась вверх.

– Такую как ты не забыть, – искренне ответил молодой человек. Румянец должно быть залил даже черную бороду.

Девичий смешок разнесся эхом. Яков огляделся и понял, они стоят на лесной опушке. Рядом ветвистые вековые деревья. Травы густо лежат под босыми ногами. Где-то журчит ручей.

– Раз так, не забывай, – дева легким движением поправила цветочный венок на голове. – Пойдем!

– Куда? – удивился Яков.

– Узнать, зачем ты здесь, – девушка вошла в чащу.

Лучи света просвечивали ее белое одеяние. Рубаха, свисающая с плеч до пят, превратилась в тусклое сияние. Яков долгую секунду любовался хрупким женским телом. Дева знала это и не спешила. Задорный смех колокольчиком разносился по поляне. Она снова оглянулась.

– Идешь?

Не дожидаясь ответа, исчезла в густой чаще. Арник побежал за ней, боясь потерять это чарующее видение. Ее звонкий смех доносился из-за деревьев и манил его все дальше и дальше в Кодры. Густые ветви плотно замкнулись над головой. Листва не пускала через кроны солнечные лучи. Стало сумрачно.

Девичий смех смолк. Лишь скрип столетних ветвей да шуршание листвы. В дали, между толстыми дубовыми стволами, Яков завидел одинокий костерок. Приблизившись, нашел у костра человека в глухом плаще, с накинутым на голову капюшоном. В руке над огнем он держал широкую плоскую кость. Сомнений быть не могло. Это баранья лопатка. Пламя разогрело ее. На ровной поверхности проступали светлые прожилки.

«Гаданье на бараньей лопатке, – догадался Яков. – Иноземцы только что рассказывали об этом»

– Это он, – пронеся по лесу леденящий душу шепот.

Говорили деревья шуршанием листвы.

– Ты фонарь, – заговорил человек в плаще. – Тебе суждено найти его во мраке.

– Что найти? – мужчина шагнул ближе.

Обмотанная сукном рука, совсем как у игумена Теоктиста, указала на узор, вырисовавшийся на кости.

– Жало, – ответил гадальщик. – Не отдавай его.

– Кому?

– Ему. Сыну Дракона. Он многих погубит. Больше, чем погубило дыхание Горячего Озера. Не отдавай.

– Я не понимаю, – Яков злился. Объятия прекрасной незнакомки все еще манили его. А он вынужден терять время с этим чудаком. – Хорошо, – согласился молодой человек, желая поскорее закончить беседу.

– Если он завладеет им, случится беда, – настаивал гадальщик.

– Я понял, – Яков всматривался в чашу, пытаясь определится, где искать зеленоглазую чаровницу.

–Ты не понял, – не сдавался гадальщик. – Если ты отдашь дракону его жало, случится это!

Человек рывком обернулся. Капюшон упал. Пред Яковам престало ужасное существо. Безволосый череп обтянут почти прозрачной кожей, покрытый гнойными нарывами. Из язв сочится смрад смерти. Глаза блестели яростью. Провалившиеся нос кровоточил. Пересохшие, синие губы твердили:

– Это …

Яков открыл глаза. Желто-серые полоски. Он не сразу узнал камышовый навес. Изуродованное лицо гадальщика еще висит перед глазами.

– Бубоны, – сам того не желая произнес Яков.

Рядом с потухшим костром, прижавшихся друг у другу, спали пилигримы.

– Сказки странствий, – попытался воин словами прогнать кошмар.

Выглянул из-под навеса. Небо еще не оправилось от ночной мглы. День будет пасмурным. Пощупал одеяния. Сухие. Как мало нужно для счастья! Переоделся.

Еще раз посмотрел на случайных соседей. Решил не будить, уехать не попрощавшись. В конце концов, именно из-за их дурацких историй, ему и приснилась вся эта чертовщина.