– Кар! – после минувшего напряжение, прозвучавшее за спиной князя карканье, заставило всех вздрогнуть.

В проеме единственной в зале бойницы сидел черный как смоль ворон. Не дожидаясь продолжения каркнул, взмахнул крыльями и исчез в предрассветной мгле.

– Что это было? – раздался глухой голос.

На вопрос Иштвана, капитана Батори, ответил игумен. Неистово крестясь, пропищал:

– Кара господня! За речи дерзкие, за богохульство! Отце наш иже … – забормотал он молитву.

– Бесовские происки, – прохрипел знакомый голос Жожи.

– Прокляты мы, прокляты. За грехи! – разом подхватили стражники.

– Прекратить! – гаркнул господарь.

К утру нехорошие слухи заполнят крепость. И без того, после поражения при Белой Долине, воинам не хватает веры. В первую очередь веры в себя, и в своего князя. И лишь затем в Бога. А тут еще причитания игумена.

Солдаты застыли. Князь неспеша, прихрамывая, прошел к своему стулу, обитому мягкой и теплой шерстью.

– Капитан! – обратился Штефан к старшему из гвардейцев. –Ты спросил, что здесь произошло?

Иштван понял, озвучив свои опасения совершил ошибку. Слухи никому не нужны.

– В покои залетела большая птица, – ответил он, но голос прозвучал неуверенно.

– Это кара, князь! – запищал неугомонный игумен. – За дерзость! За богохульство!

Штефан сделал вид что не слышит его.

– Яков, а что видел ты?

Арник зацепил за пояс чекан.

– Большая птица, повелитель!

– Господь проклял нас! – пищал игумен. – Отвернулся! Теперь здесь поселился дьявол! Дьявольское место! Чур, чур!

– Если дьявол где-то и поселился, – послышался из-под стола голос Кечкенхана, – то в твоей голове, поп.

Кряхтя, карлик выбирался наружу. Когда он только успел обратно туда забраться?

Теоктист, увидев уродца, громко запищал:

– Это он! Он своими речами призвал нечистого! Он – язык дьявола! Убить его! Убить!

– Дьявол всего лишь одно из оружий Господа, – философски заметил шут. – Может это ты черта призвал? Своими визгливыми молитвами …

Договорить он не успел. Игумен, потеряв самообладание, замахнулся посохом. Еще мгновение и череп карлика мог треснуть как переспелый арбуз. Арник успел вовремя. Он оттолкнул шута, и крепким захватом перехватил клюку.

– Как ты смеешь? – прошипел не-до-митрополит. – Руку на церковь поднимать?

Это стало последней каплей. Недовольство князя, наконец вылилось в отчаянный крик ярости:

– Молчать! Всем молчать!

Через долгое время, придя в себя, господарь Штефан, властным голосом, заявил:

– Повелеваю!

Князь встал. Упираясь кулаками об стол, посмотрел на всех тяжелым взором. Присутствующие, как по команде, опустили глаза.

– Шута Кечкенхана, крещенного Василия, за дерзость, богохульство и пререкательство изгнать из стольного града. Немедленно.

Помолчал. Дал гридникам время понять и запомнить сказанное. Затем продолжил:

– Якова Арника отправить в Сорокские земли. Рвением и усердием повелеваю ему ускорить строительство крепости …

– Господарь! – пропищал игумен, но тут же опустил глаза, не выдержав княжеского взгляда.

– Крепости, – повторил Штефан. – Наперво крепости. И после, Бекирова монастыря. Не возвращаться к трону покуда не будут построены обе обители!

Господарь многозначительно замолчал. Возразить никто не смел. В гневе князь был страшен. В то время как все продолжали прятать глаза, игумен скрывал еще и самодовольную улыбку.

– Отец Теоктист, – продолжил Штефан, – благословите нас.

Один за другим стражники подходили к не-до-митрополиту, склоняли колено, слушали благословение и выходили прочь.

– Яков, – позвал своего верного слугу Штефан, – пора взрослеть. Вступай и помни, ты мне как сын. Не становись моим позором.

Кап! Звон эхом отозвался в холодной комнате. Тишина завибрировала, и, как волна на водяной глади, сошла на нет. В ушах пленника отбивался стук собственного сердца. До следующего «кап» оставалось еще с тридцать ударов сердца. Он закрыл глаза и принялся считать … Тук! Двадцать девять. Тук! Тридцать. Кап!

Опальный господарь поднялся. Прошелся по комнате. Выглянул в единственное окно – бойницу. Все тот же вид на внутренний двор замка Буда. Удворники копошатся у груженных телег. Конюх кидает лошадям сено. У ворот и на стенах скучают стражники. Время от времени из нижних дверей выбегает баронет. Размахивает руками. Должно быть ругает «ленивых» удворников. Слов не расслышать.

Кап! За двенадцать лет пленения Влад успел привыкнуть к одиночеству. Бывало, в башню, где его держали до недавнего времени, неделями никто не поднимался. Еду стражники оставляли внизу. Оставляли и спешно удалялись. Определенно, они его боялись. Боялись тех нелепых россказней и историй, которые «ущемленные» купцы усердно распространяли по всем близлежащим княжествам и королевствам. Душегуб, мучитель, колдун! Колдун. Их собственный король, Матьяш, тот еще чернокнижник. Может Корвин и не прибивал гвоздями шапки к головам послов, но прозвище свое – Ворон он получил не просто так. Говорят, принимая трон и корону, стоя на дунайском льду, он одним взмахом призвал армию воронов. В небе потемнело от черных крыл. Говорят, птиц налетело трижды больше, чем людей в королевстве. А в ночь перед приступом Щабаца, полгода назад, Влад сам тому свидетель, в шатер генерала Вуки залетел черный ворон, как к себе домой. Стражники готовы поклясться на Библии, что слышали голос короля Матьяша, хоть тот и находился в Буде, в двенадцати днях пути от поля битвы. Утром генерал поменял боевые порядки, усилив натиск на западную стену. Будто бы знал, что укрепление ослабли и рухнут именно на том рубеже. Верно, бесовская птица демон-хранитель рода Корвинов. Каркун изображен на родовом герб короля.

Да, князь Влад из рода Дракулов не святоша. Убивал, и верных, и неверных, заставляя пройти первые круги ада еще при жизни. За победу он готов продать не только свою душу, но и души всех, всего своего народа, всех валахов. И не только. Бог помогал ему. Помогал не тот угрюмый бородач, рисованный на досках и церковных стенах. А истинный Творец. Вечный и Мудрый. Он – Влад Дракула меч в Его руках. И двенадцатилетняя опала не убила в нем эту веру. Да. Все его деяния богоугодны. И не далек тот день, когда он вернется к своему предназначению.

Петли дверей тяжело скрипнули. В проеме показалась сначала голова, потом приземистая шея.

– Многих лет, князь, – поздоровался глубоким басом великан.

– И вам здоровья, граф, – ответил Влад, поклонившись.

– Не называйте меня графом, – хохотнул мужчина, – какой я граф? Я солдат, рыцарь своего короля.

– Как вам будет угодно, господин Кинижи.

– К чему эти условности, – настоял гость. – Называйте меня по имени.

Внешнее простодушье Пала Кинижи – генерала Черной Армии, было обманчивым. Кроме как за военные победы, он не проиграл ни одной битвы, графа боялись и уважали за дьявольскую хитрость и умение договориться с любым.

– Да, Пал, – князь коротко кивнул в знак признательности за конфиденцию.

– Вот, зашел узнать, – граф оценивающе разглядывал стены вынужденного жилища собеседника, – как устроились? Удобно ли вам здесь?

– Хм! Спасибо, Пал. Спасибо вам и королю Матьяшу. Для пленника у меня великолепные условия.

– Ну, дорогой Влад, благодарить короля, и уж тем более меня, вовсе не стоит. Благодарите бога. Это по Его воле обстоятельства повернулись подобным образом. Да, еще. Вы, князь, не пленник. И никогда им не были. Вы гость его величества. Разве с вами плохо обращались?

Влад не ответил, оставив Палу возможность додумать ответ самому.

– И вот тому доказательство, – великан хитро улыбнулся. Длинные усы вздыбились. Карие глаза бесновато заискрили.

Заведенная до сих пор за спину рука плюхнула на стол огромный вязанный кувшин.

– Темешское, – заговорчески подмигнул граф. – Не против? Или вы предпочитайте кровь?

Генерал залился раскатистым хохотом. Хоть шутка и была не совсем удачной, смех его казался добрым. Влад деликатно улыбнулся.