Нам же предстоит сейчас вернуться к далеким домонгольским годам, когда боярский Ростов неодобрительно встречал возникавшее по соседству на Суздальской земле крупное строительство новых княжьих градов, затеянное Мономаховичами — Юрием Долгоруким и Андреем Боголюбским.

Старейший памятник этого строительства, первый белокаменный храм Залесской земли, мы сейчас и увидим.

Обычно в Суздаль туристы и экскурсанты попадают из Владимира по хорошей асфальтированной дороге, ведущей знаменитым «опольем», то есть безлесной, чуть всхолмленной равниной, давнишней кормилицей обоих городов.

А в моей памяти есть другой, непривычный путь к Суздалю — по воде. Эта поездка, совершенная с группой товарищей, некогда позволила мне узнать суздальские памятники не по обычной экскурсионной программе, а именно в исторической последовательности, начиная с древнейшего из них — долгоруковского двора в Кидекше. После той поездки село Кидекша стало для меня как бы архитектурным предисловием к Суздалю, и именно этим путем намерен я вести читателя.

Ведь, может быть, читатель и сам пожелает повторить наш старый речной маршрут? Вероятно, сейчас сделать это на разборных байдарках много проще, чем в 1928 году, когда мы на рыбачьей плоскодонке приплыли в Суздаль по клязьминской Нерли. Истоки обеих Нерлей, волжской и клязьминской, сходятся близ Плещеева озера, невдалеке от Переславля-Залесского. С него мы и начинали свое путешествие.

Перед рассветом, когда порозовело небо, приехали мы поездом из Москвы на маленькую станцию Берендеево, за Александровом. Все время, от полуночи до проблесков зари, мы простояли у открытого окна. Поезда ходили тогда медленно, и мы прислушивались сквозь паровозные гудки к неутомимым соловьям в придорожных кустах.

Название станции прозвучало как напоминание о сказочном веке царя Берендея! Это впечатление сказочности усилилось при выходе из вагона, потому что за станцией, у коновязи, ожидала нас вереница самых неожиданных «транспортных средств». Не только я, но и старшие мои коллеги, в том числе археолог зрелых лет, нигде и никогда дотоле не видали такой удивительной музейной коллекции экипажей. Их возницы наперебой «зазывали» пассажиров, предлагали свои услуги едущим до Переславля-Залесского (от станции Берендеево — верст двадцать). И мы одолели эти двадцать верст часа за четыре в карете с хрустальными фонарями, гнутыми дверцами, убирающейся ступенькой и прочими атрибутами стародавнего графского комфорта.

Ехали мы рощами черемухи, а в Переславле-Залесском застали народный праздник, когда рыбаки выходили на разукрашенных лодках в простор Плещеева озера, трезвонили колокола и толпы народа двигались по набережным реки Трубеж. Чаровало звучание местных душистых, будто медом пахнущих, слов-названий, излучающих поэзию так, как звезды в ясную ночь излучают свой блеск.

Была куплена плоскодонка и доставлена в Заозерье. Не без хлопот перевезли лодку в село Фалалеево и спустили по тамошнему ручью в тихоструйную Нерль. Началось удивительное плавание, о котором можно бы написать и красочное полотно и поэтическую книгу. Длилось это неторопливое плавание по Нерли неделю и окончилось у невысокого песчаного откоса, над которым вот уже восемь веков вздымаются полукруглые алтарные выступы Борисоглебского храма в Кидекше…

Село невелико, окружено пашнями и огородами, до Суздаля проселком — километров пять. Другая дорога перешагивает Нерль по бревенчатому мосту и теряется в сосновом лесу.

Невдалеке от Кидекши, у села Новоселки — оно хорошо видно с берегового откоса, — впадает в Нерль суздальская речка Каменка. Теперь Каменка — небольшой, местами пересыхающий ручей, но тысячелетие назад эта река была полноводнее, чем нынешняя Нерль, а сама Нерль служила для Суздальской земли важной водной артерией, потому что по Клязьме шли в нее грузы с Поволжья и из других земель, связанных волоковыми системами с окским бассейном, — например, из Киева, Новгорода, Галича.

Поэтому сын Мономаха, суздальский князь Юрий Долгорукий, и решил поставить укрепленный княжеский двор как раз в Кидекше, близ впадения Каменки в Нерль, чтобы контролировать торговые связи суздальских бояр и купцов. Суздаль сделался уже главным городом Ростовской земли, но Юрий готовился к борьбе за киевский престол, чтобы стать верховным судьей всех споров и распрей между удельными властителями.

Однако ростовское и суздальское боярство не могло простить ему властной, самостоятельной и в общих чертах последовательной объединительной политики. Боярам отнюдь не улыбалась перспектива подчиниться киевскому князю, выполнять общегосударственные повинности и тем более позволить Киеву распоряжаться военной силой уделов. Тайное и явное противодействие бояр как бы предвещало кровавую трагедию в Боголюбовском замке, когда жертвой заговора пал сын Юрия, князь Андрей Боголюбский. Да ведь и сам Юрий был, по-видимому, отравлен в Киеве тайным агентом заговорщиков — младших князей и воевод.

Постройка загородной усадьбы в Кидекше и была для Юрия одним из средств «отбояриться» от противников. Устройство этой резиденции напоминает в миниатюре создание князем Андреем Юрьевичем великолепного Боголюбовского замка, откуда было легко надзирать за ввозом и вывозом из Нерли в Клязьму.

Представим себе, что мы вновь, уже в наши дни, приплыли в Кидекшу по Нерли и ошвартовались под обрывом. Поднимемся наверх по узкому овражку, косо сбегающему к воде. Присмотревшись, мы видим, что таких овражков здесь два — с северной и южной стороны от усадьбы. Это следы древних съездов к бывшей здесь речной пристани.

Неискушенному даже поверить трудно, что ансамбль зданий Кидекши, стоящих тесно на маленьком участке, складывался в течение шести веков. Главный храм Бориса и Глеба датируется 1152 годом, чудесная колокольня с шатровым верхом возведена в начале XVIII века, двухарочные «Святые ворота», увенчанные маленькой главкой, — начало XVIII века, а «теплая», то есть отапливаемая зимой, церковь Стефана возникла здесь в 1780 году. Шесть веков между первой и последней постройками ансамбля!

А глядя на эту группу древних строений, сразу чувствуешь их единство, естественную связь с красотой ландшафта, соразмерность человеку. В этой слитости усадьбы с речным берегом, близким лесом, русским небом и русским селом и заключается сила обаяния здешней архитектуры.

Главный храм ансамбля, церковь Бориса и Глеба — здание исторически драгоценное. Это самый старший из дошедших до нас белокаменных храмов Владимирской земли. В нем еще только намечены характерные приемы здешнего зодчества. Он прост и суров. Его массивные алтарные выступы обращены к реке, средний — чуть больше боковых. В них чернеют прямоугольники оконных проемов, ничем не украшенных. Можно различить и следы заложенных окон. Ведь где-то рядом с этим храмом стоял терем Юрия Долгорукого. Наверное, в случае осады или пожара можно было пройти из терема в храм по закрытому переходу.

Ни крепостные валы, ни тын не могли спасти маленькую усадьбу от разорения татарами в 1238 году. Храм сильно пострадал, но уже через год его починили, с переделками. Новые бедствия — новые повреждения: у лишенного кровли храма рухнули верхние своды и часть восточной стены. В XVI–XVII веках церковь восстановили, заново перекрыли сводом, защитили четырехскатной кровлей. Вместо старинного купола-шлема появилась над храмом маленькая глава. Таким и стоит ныне этот уникальный памятник XII столетия.

Кладка здесь совсем иная, чем в Киеве или Новгороде. Храм Бориса и Глеба — образец так называемой полубутовой кладки. Стены возведены на фундаменте из булыжника, с каменной цокольной отмосткой вокруг здания. Выложены стены из отлично тесанного белого камня, а пространство между внешней и внутренней стенками заполнено бутом — булыжником на крепком известковом растворе. Белокаменные бруски в стене пригнаны друг к другу так плотно, что швы незаметны даже вблизи. Украшений на этой ровной белой глади нет — только скромный аркатурный поясок плавно обегает вокруг всего здания. Поясок этот — первый по времени изо всех аркатур на владимирских зданиях: он как бы предвосхищает богатейшие по рисунку аркатуры Дмитриевского и Успенского соборов, церкви Покрова на Нерли и в особенности красоту аркатурного пояса Рождественского храма в Суздальском кремле.