— Только не это, — суровым тоном прервал майора Шпак. — Я не хочу делать сыну поблажки, пусть служит так, как служат его сверстники.
— Я тебя не понимаю, старшина, — заявил Лавров.
— Если Павел сделает на огневой позиции не то, что надо, я не смогу его наказать. Пусть у него будет другой командир. Для пользы дела так лучше.
— Ах вот что! — воскликнул Лавров. — Есть зерно истины в твоих словах. А я как-то об этом не подумал... Садись, Василий Иванович, да поедем. — Лавров открыл ему дверцу машины. — Когда утром мы ехали на станцию, нас атаковал «юнкере». Выскочил из-за туч и открыл огонь из пулемёта, но в нашу машину не попал. Бомб у него, видимо, уже не было, где-то их побросал. Чтобы не рисковать, мы сразу свернули в лес, и «юнкере» нас уже не преследовал.
— А вот санитарную машину, вёзшую в госпиталь раненых, среди которых был и наш командир батареи капитан Кольцов, «юнкере» не пощадил и бросил в неё бомбу, — грустно произнёс Шпак. — Все погибли, в том числе и наш Кольцов. Жаль мне его до сердечной боли.
— Знаю, что Кольцов был твоим другом, — отозвался Лавров. — Вместе с ним вы сражались под Москвой в сорок первом...
Вскоре «виллис» подъехал к блиндажу, крыша которого была замаскирована ветками деревьев, и остановился.
— Приехали, Василий Иванович! — подал голос Лавров, повернув к нему голову.
Шпак вышел из машины, поблагодарил Лаврова.
— Обещаю, что в следующем бою в вашу честь уничтожу фашистский танк! — не то в шутку, не то всерьёз сказал он.
Лавров нашёлся:
— Почему один танк? Я хочу два! — И он звонко засмеялся.
Полковник Карпов сидел за столом и что-то писал. Скрипнула дверь, и на пороге он увидел старшину Шпака. Карпов молодцевато вскочил с места.
— Кого я вижу! — воскликнул он. — Проходи, старшина, и садись!
Шпак молча сел, у ног поставил свой вещмешок, потом поднял глаза на командира полка.
— В командировке я сделал всё, что вы мне поручили, и даже больше...
— А что больше? — вскинул брови карпов.
— Галина Фёдоровна, жена капитана Кольцова, оказалась без жилья, — тихо, с грустью заговорил Шпак. — Она снимала комнату и жила в ней со своим маленьким сыном Петей...
— Она назвала его в честь мужа? — прервал старшину Карпов.
— Разумеется, — подтвердил Шпак. — Когда я пришёл к ней, хозяйка дома получила от мужа-инвалида телеграмму с просьбой приехать за ним в госпиталь. Пиковая, как говорят, ситуация: надо освободить комнату, чтобы там поселился муж хозяйки, а куда идти Кольцовой? Она весь день бегала, но так и не нашла себе квартиру. А у неё к тому же малый ребёнок... Кто её возьмёт?..
— И что же ты сделал? — в упор спросил Карпов.
— Я поселил её в своём доме...
— Как это поселил в своём доме? — удивился полковник. — Твой дом в Саратове, а Галя жила в Горьком?
Шпак усмехнулся, а затем и вовсе засмеялся, да так громко, что стал кашлять.
— Ты вот что, голубчик, поведай мне всё подробно, а не так, словно пишешь рапорт, — посерьёзнел Карпов.
— Ну, хорошо, слушайте...
И Шпак рассказал все подробности. Полковник слушал его не прерывая. А когда старшина умолк, он уточнил:
— Значит, вы перевезли Кольцову из Горького в Саратов к себе в дом?
— Она согласилась пожить в моём доме — там ведь из моих никого нет, если не считать сестру Дашу, но у неё свой дом у самого берега Волги, — пояснил старшина. — Как только Галя найдёт себе жильё, то сразу переселится. Саратов ей нравится, а в Горьком слишком много промышленных предприятий, летом нечем дышать...
— Ну ты и заварил кашу, Шпак, — покачал головой Карпов. — Молодчина!
— Да, — спохватился вдруг старшина. — Галина Фёдоровна написала вам письмо и просила меня вручить его лично вам, Игорь Михайлович. Вы уж извините, но отказать ей я никак не мог.
— Где письмо, давай! — поторопил полковник.
Шпак достал из вещевого мешка книгу, в неё был заложен конверт. Старшина достал его и вручил Карпову. Тот вскрыл конверт, вынул из него листок и начал про себя читать:
«Дорогой Игорь Михайлович!
Я тронута тем, что Вы направили ко мне старшину Шпака, боевого друга Кольцова по фронтовым дорогам. Всё то, что оставил он на батарее, когда был ранен, Шпак привёз. Для меня всё это дорого и свято. Сын вырастет и наденет гимнастёрку своего отца, и в его душе он будет жить как герой войны. Да, потерять дорогого мне человека — большое горе, но оно не сломит меня. Пётр погиб, но в моём сердце он не исчезнет до тех пор, пока жива я. У Кольцова осталось много друзей в полку, коим Вы командуете, и эта мысль притупляет во мне боль тяжёлой утраты.
Спасибо за всё, что сделали Вы для вдовы и сына капитана Кольцова. Позвольте мысленно поцеловать Вас в щёку. С уважением. Галина Фёдоровна Кольцова, вдова фронтовика.
P.S. Пару слов о старшине Шпаке Василии Ивановиче. Замечательный, душевный человек, каких я мало встречала в жизни. В таких, как Шпак и ему подобные, сила и мощь нашей Красной армии».
Прочитав письмо, Карпов обронил:
— Хотя и коротко, но за душу берёт. — С минуту помолчал, потом добавил: — Переговорю с майором Лавровым, пусть обо всей этой истории даст материал во фронтовую газету. Уверен, что его все прочтут. А ты что скажешь, Василий Иванович?
— По этой части я не специалист, — улыбнулся старшина. — Вам с Лавровым и решать. — Он достал из кармана документы. — Вот моя командировочная, пробыл в отъезде ровно десять суток. Тут есть отметки и военного коменданта. — Он положил бумаги на стол.
Карпов пробежал их глазами.
— Хорошо, Василий Иванович, я доволен вашей командировкой. Сделали всё честь по чести. Вопросы ко мне есть?
— Есть, товарищ полковник: где служит мой сын Павел? Вы с ним беседовали?
— Да, Василий Иванович, беседовал, и мне он понравился. У него глубокие знания военного дела, особенно артиллерии. Уверен, что в бою он себя проявит. А назначен лейтенант Шпак Павел Васильевич командиром огневого взвода на соседней с вами батарее. Между прочим, мне звонил начальник штаба фронта Семён Павлович Иванов и просил взять лейтенанта к себе в полк, но я бы это сделал и без его звонка. Дали бы мне ещё с десяток таких лейтенантов. Впереди у нас ещё не одно сражение...
Шпак встал, одёрнул гимнастёрку.
— Разрешите идти, товарищ полковник?
— Да. Кстати, за себя вы оставляли командиром расчёта ефрейтора Рябова? Командир батареи Кошкин им доволен, исполнительный, дело наше артиллерийское знает. Может, дадим ему в качестве поощрения звание младшего сержанта?
— Давно пора, — коротко бросил Шпак. — Но будь моя воля, я бы послал его в военное училище. Из него вышел бы отличный офицер.
— А что, Рябов хочет учиться? — спросил Карпов. — Если есть желание, давайте его пошлём. Я доложу комдиву...
Воронежский фронт с боями преследовал отступающие гитлеровские войска. Батарея противотанковых орудий заняла огневую позицию рядом с лесом, вдоль которого проходила хорошая грунтовая дорога. В обед к артиллеристам заехал полковник Карпов. Едва он вышел из машины, как старший лейтенант Кошкин отдал ему рапорт:
Товарищ полковник, расчёт противотанкового орудия готовит огневую позицию!
Карпов пробежал глазами по лицам артиллеристов, затем взглянул на Кошкина.
— А где старшина Шпак? — спросил полковник. — Я что-то его не вижу.
— В санчасти, я его отпустил.
— А что с ним? — встревожился Карпов.
Оказалось, что старшина рубил дрова и нечаянно поранил себе ногу.
— Там ему сделают перевязку, и он вернётся. Или прикажите его сейчас вызвать? — спросил Кошкин.
— Не надо. — Карпов вздохнул. Он снял фуражку и платком вытер потное лицо. — Я сам заеду в санчасть. Что вам хочу сказать, товарищ Кошкин. Я только что был в штабе дивизии, и там меня предупредили, что на вашем рубеже могут появиться гитлеровцы. Поэтому лучше смотрите за развилкой дорог. Ваша задача — не пропустить врага и, как бы ни было трудно, выстоять, ясно?
— Так точно! — Кошкин приложил руку к головному убору и отдал честь. — У нас уже такое было, и мой расчёт не подвёл.
