— Я так и сделаю, дядя Володя, — глухим, чуть дрогнувшим голосом проговорил Павел, ощущая, как гулко бьётся сердце. — А проститься с ней пришло немало людей...

— Ясное дело, родственники, соседи, друзья по работе, — согласился Владимир Анатольевич. Он посмотрел на свои наручные часы. — К двенадцати ноль-ноль с завода, где она трудилась двадцать лет, приедет грузовая машина, и в час дня мы повезём Зару Фёдоровну на кладбище...

К ним подошли Пантелей Иванович и его жена Фрося. Пощипывая бороду, сосед сказал:

— Я на кладбище не пойду, буду с женщинами накрывать стол для поминок. Как ты, Паша, согласен?

— Согласен, дядя Пантелей, — одобрил Шпак. Он достал из кармана деньги, которые приготовил на похороны, и отдал Пантелею Ивановичу. — Тут семьсот рублей, купи всё, что надо для поминок. Не забудь взять водки.

— Зачем? — тряхнул бородой сосед. — Моя Фрося уже прикупила у своей старой знакомой пять литров самогона. Ох и жгучий, чертяка! Из сахара первач. В магазине возьму шампанского и хорошего вина для женщин. Так что прямо с кладбища возвращайтесь сюда, стол уже будет накрыт.

— Хорошо, дядя Пантелей. — Павел пожал ему руку. — Я так благодарен вам за помощь! Один бы я не справился.

— Мы же соседи ваши, как можно не помочь? — обидчиво промолвила молчавшая до этого Фрося. — Чай, не чужие мы люди, ваше горе, Пашенька, оно и наше, — добавила она.

Подошла Аня, жена Владимира Анатольевича. Она спросила Павла:

— Люся осталась в Самарканде?

— Хотела ехать со мной, но я отговорил, — объяснил Павел. — Она беременна, скоро должна родить, и отправляться в такую даль для неё рискованно: вдруг в поезде начнутся схватки, что тогда делать?

Аня одобрила его решение:

— Ты, Павел, правильно рассудил. Долго здесь пробудешь?

— Неделю, а потом обратно в Самарканд, — ответил он. — У нас, курсантов, скоро состоится выпуск, мы станем лейтенантами и поедем кто куда, сам я буду просить направить меня на фронт.

— А как же Люся, да ещё с ребёнком? — спросила Аня. — Будет жить в Самарканде?

— Мы с женой ещё не обсуждали, где ей жить.

— Пусть приезжает в Саратов к отцу, у нас ведь три комнаты, места всем хватит. Или тебя что-то смущает?

— Да нет, Аня, — возразил Павел. — Надо подумать. — Он передохнул, ощущая толчки сердца. — Потом, после похорон мы об этом поговорим.

Аня молчала, о чём-то задумавшись, и вдруг спросила:

— А кто будет смотреть за домом Зары Фёдоровны?

— Сестра моего отца Даша, она живёт на противоположном берегу Волги, — сказал Павел. — Она не могла приехать на похороны, так как болеет. А пока не выздоровеет, за домом будет приглядывать наш сосед Пантелей Иванович.

— Да, тебе есть о чём подумать, Павел, — грустно заключила Аня.

Июль, 1943 гол.

Бои на Курской дуге не утихали ни днём, ни ночью, они ещё более ожесточились. Генерал армии Ватутин стоял у оперативной карты, испытывая чувство неудовлетворённости, какое часто бывает, когда что-либо упустишь. Потом он попросил дежурного связиста соединить его с командующим 69-й армией генералом Крюченкиным.

— Слушаю вас, товарищ Фёдоров! — зазвучал в трубке голос командарма.

— Это я слушаю тебя, Василий Дмитриевич! — осадил его командующий фронтом. — Почему нет информации, какая у вас на этот час ситуация? Как ведёт себя противник? Я тут волнуюсь, переживаю, на душе тревожно, не смяли ли фрицы оборону твоих рубежей!

— А что докладывать? — В трубке раздался смешок. — Немцы не прекращают своих атак, уже бросают в бой пьяных солдат, а мы их косим из автоматов...

— Знаешь, о чём я подумал? — прервал командарма Ватутин.

— Скажите, товарищ Фёдоров... — донёсся далёкий голос генерала.

— Нам надо усилить войсками Обонянское и Прохоровское направления.

— Надо бы, — подхватил командарм, — но резервов у меня нет. Вот если вы их подбросите, тогда другое дело, — ворчливо произнёс он. — Фрицы что крысы, ищут любую щель в обороне, только бы просочиться. Мы тут все измотались...

— Верю, — вновь прервал его Ватутин. — Вот что, Василий Дмитриевич: войска этих двух направлений мы решили объединить в одних руках, и эти руки — твои! Что скажешь?

— Я согласен, если дадите резервы, — гулко отозвался командарм.

— Они есть, Василий Дмитриевич, штаб фронта считает эти силы достаточными, чтобы дать отпор гитлеровцам...

Манёвр удался, и как ни старались немцы протаранить нашу оборону и выйти к Обояни, а затем развить удар на Корочанском направлении, им это не удалось. Но из допроса пленных выяснилось, что гитлеровцы не отказались от своего замысла, поэтому обстановка оставалась опасной и напряжённой. Генерал армии Ватутин решить сорвать планы врага, но где взять резервы для этого? Тут нужна помощь Ставки. Начальник штаба генерал Иванов предложил доложить об этом Верховному главнокомандующему.

— У нас в резерве таких войск нет, а оголять другие участки фронта, где также идут тяжёлые оборонительные бои, мы никак не можем, — сказал он.

— Семён Павлович прав, — подал голос член Военного совета генерал Хрущёв, вернувшийся из поездки к танкистам.

— Ну что ж, придётся так и сделать, — усмехнулся Ватутин, — но прежде посоветуюсь с представителем Ставки на Воронежском фронте маршалом Василевским, а он сейчас завтракает.

Пока судили-рядили, как им поступить, пришёл маршал. Ватутин показывал Иванову что-то на карте, но, увидев Василевского, умолк.

— Чем озабочен командующий фронтом? — поинтересовался маршал. — У вас тут какой-то заговор, да?

И Николай Фёдорович со свойственной ему прямотой раскрыл «секрет» своего беспокойства. Выслушав его, Василевский коротко промолвил:

— Ваше решение считаю правильным и поддерживаю его.

Ватутин позвонил по ВЧ Сталину. Выслушав его, тот спросил:

— А как на это смотрит товарищ Александров?

— Он поддерживает просьбу Военного совета фронта, — лаконично ответил Ватутин.

— Хорошо, — спокойно произнёс Верховный. — Сейчас я переговорю с генералом Антоновым, какие войска может выделить Ставка в распоряжение Воронежского фронта, и дадим вам знать.

Решение было на редкость щедрым, чему удивился даже сам Ватутин. Ставка приказала командующему Степным фронтом генералу Коневу выдвинуть на Курско-Белгородское направление три армии. 27-я армия генерала Трофименко с приданным ей 4-м гвардейским танковым корпусом выдвигались в район Курска, 53-я армия генерала Манагарова с 1-м механизированным корпусом перебрасывались на участок Букино—Солнцево—Нечаеве, чтобы создать сильный заслон на Прохоровско-Курском направлении; 5-я гвардейская армия генерала Жадова занимала тыловую армейскую полосу обороны на участке Обоянь—Прохоровка и поступала в подчинение командующего Воронежским фронтом. Правда, из артиллерийских средств Ставка выделила Ватутину только одну 10-ю истребительно-противотанковую артиллерийскую бригаду, хотя он рассчитывал на большее.

— Ничего страшного в этом нет, — усмехнулся Ватутин. — У нас есть немало и своей противотанковой артиллерии, надо лишь умело использовать её в борьбе с танками. Я правильно говорю?

— Правильно, товарищ командующий, — коротко ответил командующий артиллерией фронта. — У нас на танкоопасных направлениях вполне достаточно пушек.

При анализе обстановки, сложившейся на 10 июля на Воронежском фронте, Ватутин и начальник штаба генерал Иванов пришли к выводу, что немцы могут перенести удар из района Ясная Поляна—Озеровский на Шахово, а из района Мелехова на Ржавец, чтобы попытаться окружить наши войска, которые оборонялись севернее Белгорода. В связи с этим следовало прикрыть Прозоровское и Корочанское направления. С этой целью командующий фронтом и объединил руководство всеми войсками под контролем командующего 69-й армией генерала Крюченкина, о чём он и сказал командарму. Ему он подчинил пять гвардейских и четыре стрелковые дивизии, 2-й гвардейский танковый корпус, 148-й танковый полк, 96-ю танковую, 30-ю истребительно-противотанковую и 27-ю артиллерийскую бригады, два истребительных противотанковых полка и один гвардейский миномётный полк.