— Так держать, Николай Павлович! — вырвалось из уст командующего фронтом. — Если придётся туговато, дай знать, и я пошлю вам резервы.

— Пока отражаем атаки своими силами...

Между тем противник наращивал мощь для нанесения новых ударов с целью прорвать нашу оборону. В течение дня 5 июля немцы провели ещё пять яростных атак, но все их успешно отбили бойцы генерала Пухова. Бойцы и командиры 13-й армии, на которую враг обрушил свои главные силы, в том числе и танковые части, сражались мужественно, с достоинством и честью, как положено подлинным героям. Войска 81-й дивизии генерала Баринова, 15-й дивизии полковника Джанджавы, 307-й дивизии генерала Еншина стойко держали оборону в необычно сложных условиях. В борьбе с вражескими танками — а ими каждый раз начиналась атака наших позиций — несгибаемую стойкость и отвагу проявили артиллеристы. В схватках с врагом особенно отличилась 3-я истребительная противотанковая бригада полковника Рукосуева. За четыре дня ожесточённых боёв она отбила 20 атак и уничтожила больше сотни танков. А артиллерийская батарея капитана Игшева только за один день подбила и подожгла 19 танков, в их числе и «тигры». Все бойцы батареи погибли, но не пропустили врага.

К исходу 5 июля ценой огромных потерь немцам удалось вклиниться в нашу оборону на 6-8 километров в полосе 13-й армии. Но их попытки прорвать фронт наших войск не увенчались успехом, хотя они уверовали в то, что одним ударом пробьют оборону русских. Не вышло!..

Анализируя обстановку севернее Курска, генерал армии Рокоссовский пришёл к выводу, что следует ожидать новых ударов, так как немецкое командование ещё не ввело в сражение вторые эшелоны и свои резервы. «Как бы нам не пришлось просить у Ставки резервы, — грустно подумал он. — А вот генералу Пухову, наверное, надо помочь ими...»

Маршал Жуков всё ещё находился в штабе Центрального фронта, и Константин Константинович решил посоветоваться с ним насчёт генерала Пухова.

— Он просит дать ему резервы? — уточнил Георгий Константинович.

— Нет. Пока не просит, но я считаю...

— Не надо, — прервал его Жуков. — Даст бог, выдюжит и без резервов.

Курсант Артиллерийской военной академии имени М. В. Фрунзе, от роду двадцати двух лет, Павел Шпак приехал на побывку в Саратов, к своей невесте Люсе, с которой давно дружил, а через три дня они сыграли свадьбу. Впрочем, свадьбы как таковой не случилось, была лишь вечеринка. За длинным деревянным столом сидели невеста Павла, её отец Владимир Анатольевич, по профессии инженер, соседи по дому, Люсины подруги. Мать Люси, Надежда Васильевна, в это время лежала в больнице, и дочь была огорчена этим. Не было на вечеринке и матери Павла Зары Фёдоровны. Неделю назад она уехала к родной сестре в Куйбышев: та как раз родила мальчика, которого назвали Васей в честь отца Павла, старшины Шпака, бывалого артиллериста, находившегося на фронте.

Владимир Анатольевич после первой рюмки раскраснелся, его серые глаза светились.

— Кому война, а кому дивчина мила! — бросил он реплику и посмотрел на жениха. — Скор ты, однако, на свадебные дела, Паша. На твоём месте я бы сейчас не обзаводился семьёй...

— Это почему же? — усмехнулся Павел.

— Война, понимаешь... — обронил Владимир Анатольевич и запнулся.

В разговор вмешалась Люся:

— Папа, мы любим друг друга!

— Не горячись, дочка, — оборвал отец Люсю. — Скоро Павел станет лейтенантом, и его сразу пошлют на фронт. А там, как говорят, или грудь в крестах, или голова в кустах. Я боюсь, доченька, как бы ты не осталась вдовой.

— Если останусь, значит судьба мне такая выпала, — с грустинкой в голосе ответила Люся. — А ты, Паша, что скажешь? — Она смотрела ему в лицо доверчиво и преданно.

— Всякое может быть, на то и война, — весело бросил Павел, и тут же его лицо посерьёзнело. — Но сдаваться на милость врагу я не собираюсь, — жёстко добавил он. — Храбрым в бою всегда везёт. Мой батя на фронте с первых дней войны, и ничего, живой, на груди у него боевые награды — словом, бьёт фашистов беспощадно. Правда, один раз, в бою под Москвой, был ранен. — Павел наполнил стаканы «горючкой» и произнёс тост: — Выпьем, товарищи, за то, чтобы сорок третий год принёс нам новые победы! А в том, что они будут, я не сомневаюсь!..

— Вот за это надо, братцы, выпить! — поддержал его отец Люси и вмиг опорожнил стакан. — Под Москвой фашистам крепко дали под зад. Красная армия с каждым днём наращивает свои удары по врагу, и это для нас самая большая радость...

Несколько дней Павел побыл дома, но отпуск, который ему дали в военной академии по семейным обстоятельствам, кончался, и он стал готовиться к отъезду. Люся с утра собирала ему чемодан, была грустна, хотя заявила, что, как только мать выпишут из больницы, тотчас сядет в поезд и приедет к нему в Самарканд.

— А ты, Паша, к этому времени подыщи в городе для нас квартиру, хорошо?

— Сделаю всё так, как ты просишь, — заверил он её. — А отец не против твоего отъезда?

Люся усмехнулась, лукаво повела бровью.

— У него своя жизнь, у меня своя. До твоего приезда я хотела уехать на фронт медсестрой, даже трёхмесячные курсы закончила, научилась, как надо помогать раненым бойцам. Но всё сорвалось...

— Почему? — удивился Павел.

— Странно, однако, — снова усмехнулась Люся. Она жестом руки убрала кудряшки со лба. — Я же вышла за тебя замуж! Куда мне теперь на фронт? Теперь нужно родить тебе сына или дочурку. Или ты против?

Он крепко прижал её к себе и поцеловал.

— Что ты, голубка, я же тебя люблю!.. — И тяжко вздохнул. — Жаль только, что не едешь со мной.

Люся сказала, что не может оставить мать, пока та болеет. Отец целыми днями на работе, кто её будет навещать, приносить лекарства?

— А почему твой отец не на фронте? — вдруг спросил Павел.

— У него, Паша, одна почка, вторую ему весной удалили. Он тяжело болел нефритом — есть такое заболевание. Потому-то его и не призвали в Красную армию.

Перед отъездом Павел зашёл в больницу, чтобы проститься с Люсиной мамой. В палату он вошёл вместе с женой. Надежда Васильевна лежала на кровати, лицо у неё было румяное, глаза блестели, словно она ничем не болела. Улыбка озарила её худощавое лицо.

«Ей, видно, крепко нездоровится, губы синие, как после приступа», — подумал Павел.

— Как чувствуешь себя, мама? — Люся приникла губами к её холодной щеке и поцеловала.

— Мне уже лучше, дочка! — Надежда Васильевна передохнула. — А тебя поздравляю с замужеством. — Она перевела взгляд на зятя. — Павлуша, сердечко меня подвело. Схватило прямо в поле, когда я на ферме доила коров. Как раз у нас был председатель колхоза, так он на своей машине отвёз меня в больницу. Теперь вот лечат... Что я тебе скажу, зятёк? Ты гляди, сынок, не обижай мою доченьку, чтобы у вас были любовь и согласие. Береги её.

Павел тронул больную за плечо.

— Не волнуйтесь, Надежда Васильевна, Люсю я поберегу и не дам в обиду. Я люблю её...

Все эти дни общения с Павлом Люся прожила как во сне. И не думала она, не гадала, что до слёз ей будет тяжко, когда уедет муж. А виной всему стал её отец. С чего всё началось? Вскоре после отъезда Павла в Самарканд он загулял. Как-то пришёл с работы навеселе и не один, а с женщиной. Она была молодой, стройной, но в её зелёных глазах сквозила какая-то отрешённость.

— Люся, эту красивую даму зовут Анной, мы вместе работаем, — сказал отец, глядя на неё.

Анна мило улыбнулась и спросила:

— Я слышала, что ты, Люся, собираешься уехать к своему мужу в Самарканд? Далеко, однако, туда...

Люсе не понравилось, что женщина, которую она видит впервые, интересуется её жизнью, но промолчала, подумав о том, что, видно, отец рассказал ей о Павле. Люся была натурой романтичной и, когда вышла замуж за Шпака, решила ехать вместе с ним, хотя отец советовал ей не спешить. «Мать в больнице, ей предстоит тяжёлая операция, а тебя не будет, — говорил отец. — Сама видишь, я с утра до глубокого вечера на работе, не всегда могу проведать маму. А ты могла бы чаще бывать у неё». — «Пока я не еду, и тебе нечего волноваться», — сухо возразила дочь.