1. Усилить разведку и наблюдение за противником с целью своевременного вскрытия его намерений.

2. Войскам и авиации быть в готовности к отражению возможного удара противника».

По указанию Верховного копии этой телеграммы генерал Антонов направил Жукову, Воронову, Новикову и Федоренко.

В ночь с 4 на 5 июля генерал армии Рокоссовский собрался отдохнуть после утомительной поездки по опорным рубежам фронта, но ему неожиданно позвонил командарм 13-й генерал Пухов.

— Что у тебя, Николай Павлович? — спросил Рокоссовский, хорошо зная обычай командарма по пустякам в штаб фронта не звонить. — У тебя даже голос изменился.

То, о чём доложил генерал Пухов, командующего фронтом насторожило: наши разведчики имели стычку с немецкими сапёрами, которые нагло и безбоязненно делали проходы в минных полях.

— Мы захватили одного фашиста в плен, так вот он заявил, что сегодня в три часа ночи немцы пойдут в атаку, — сообщил Пухов. — Мои войска уже заняли исходные позиции...

— Понял тебя, Николай Павлович, — бодро отозвался Рокоссовский. — Держись до последнего. С тебя, видно, и начнётся сражение...

Маршал Жуков в это время находился в штабе фронта и о чём-то беседовал с генералом Малининым у карты. Рокоссовский доложил ему о звонке генерала Пухова.

— Значит, в три часа утра 5 июля немцы начнут боевые действия? — переспросил маршал командующего фронтом. — Ну что ж, встретим фрицев как полагается...

Позже маршал Жуков вспоминал:

«К. К. Рокоссовский спросил меня:

— Что будем делать? Докладывать в Ставку или дадим приказ на проведение контрподготовки?

— Время терять не будем, Константин Константинович. Отдавай приказ, как предусмотрено планом фронта и Ставки, а я сейчас позвоню Верховному и доложу ему о полученных данных и принятом решении.

Меня тут же соединили с Верховным. Он был в Ставке и только что кончил говорить с Василевским. Я доложил о полученных данных и принятом решении провести контрподготовку. И. В. Сталин одобрил решение и приказал чаще его информировать.

— Буду в Ставке ждать развития событий, — сказал он.

Я почувствовал, что Верховный находится в напряжённом состоянии. Да и все мы, несмотря на то, что удалось построить глубокоэшелонированную оборону и что в наших руках теперь находились мощные средства удара по немецким войскам, сильно волновались и были крайне возбуждены. Была глубокая ночь, но сон как рукой сняло... В 2 часа 20 минут я отдал приказ о начале контрподготовки. Всё кругом закрутилось, завертелось, раздался ужасный грохот — началось величайшее сражение в районе Курской дуги. В этой адской «симфонии» звуков словно слились воедино удары тяжёлой артиллерии, разрывы авиационных бомб, реактивных снарядов М-31, «катюш» и непрерывный звук авиационных моторов...»

Артиллерийская контрподготовка сыграла свою роль. От неё враг понёс большие потери, но она не смогла сорвать наступление противника, хотя оно началось позже. Генерал армии Чистяков, бывший командующий 6-й гвардейской армией, чья артиллерия израсходовала на контрподготовку в среднем половину своего боекомплекта, отмечал:

«Я считаю, что наша артиллерийская контрподготовка дала неплохой результат. Мы правильно сделали, что провели контрартподготовку по путям, идущим к переднему краю. В результате, как нам рассказывали потом жители Томаровки, гитлеровцы всю ночь возили раненых и убитых. И действительно, мы сами впоследствии видели в Томаровке большие кладбища с берёзовыми крестами... Она (контрподготовка. — Ред.) нанесла войскам противника большой не только материальный, но и моральный ущерб. Фашистское командование убедилось, что его расчёт на внезапность удара по нашей обороне сорван».

Герой обороны Сталинграда, командующий 7-й гвардейской армией генерал Шумилов говорил, что контрподготовка в полосе 7-й гвардейской армии «деморализовала противника и ослабила его наступательный порыв. Враг отказался от наступления у Белгорода, в районе Михайловки, где сосредоточились 6-я и 19-я танковые дивизии, и вынужден был начать свой удар южнее...»

Штаб Центрального фронта находился примерно в 20 километрах от вражеских войск, и все, кто был в штабе, слышали, как где-то в районе передовой противника взрывались снаряды и мины гвардейских миномётов. Довольный маршал Жуков неторопливо прохаживался по штабу.

— Ну как, Константин Константинович, ты удовлетворён тем, как наша артиллерия громит вражеские рубежи? — спросил он Рокоссовского, который то и дело вёл телефонные переговоры с командармами.

— Ещё бы не радоваться, артиллерия ведёт ураганный огонь, и я представляю, как сейчас мечутся фрицы, прячась от взрывов снарядов, разрывов бомб и мин. Что-то будет, когда немцы ринутся в атаку? Меня беспокоит генерал Пухов. Сможет ли выстоять его армия?

Жуков усмехнулся.

— Что, начинаешь волноваться? — бросил маршал в упор командующему фронтом. — Выходит, ты в нём не уверен?

— Были сомнения, но когда с вашей помощью, Георгий Константинович, мы укрепили его войска артиллерией, сомнения исчезли, как дым, как утренний туман!

— Да, ты, я вижу, Костя, готов в пляс пуститься, — упрекнул его Жуков. — Не рано ли, дружище?..

В это время на столе у Жукова зазвонил аппарат ВЧ.

«Наверное, Верховный», — подумал Георгий Константинович и рывком снял трубку.

— Ну как, начали? — спокойно спросил Сталин.

— Начали контрподготовку.

— Как ведёт себя противник?

— Пытался отвечать на неё отдельными батареями, но быстро умолк.

— Хорошо. Я ещё позвоню.

Утром, едва утихла контрподготовка наших двух фронтов, враг двинул свои главные силы в наступление. На Орловско-Курском направлении были задействованы 7 танковых, две моторизованные и 11 пехотных дивизий, на белгородско-курском направлении — 10 танковых, 7 пехотных и одна моторизованная дивизии. Противник замышлял прорвать нашу оборону с двух противоположных сторон Курского выступа: с севера из района Орла и с юга из района Белгорода в сторону Курска, — отрезать, а затем и уничтожить находившиеся здесь наши войска. При успешном осуществлении этого замысла гитлеровское командование планировало разгромить советские войска в Донбассе. Эту операцию они заранее назвали «Пантера».

Большие надежды Гитлер возлагал на новые танки «тигры», «пантеры», штурмовые орудия «фердинанд», боевые самолёты «Фокке-Вульф-190А» и «Хенкель-129». Незадолго до начала боевых действий в районе Курска Гитлер, стремясь поднять боевой дух у солдат, в своём обращении к ним выразил уверенность в успехе войск вермахта.

— Победа под Курском, — хвастливо вещал фюрер, — должна явиться факелом для всего мира!..

Ему вторил также хвастливо фельдмаршал Манштейн.

— Победа под Курском возместит нам все временные поражения в прошлом! — заявил он.

Немецкая группировка войск под прикрытием сильного артиллерийского огня и авиации атаковала правое крыло Центрального фронта, нанося удары в направлении Малоархангельска, Ольховатки и Гнильца. На основном Ольховатском направлении враг атаковал Похвальное и Тагино, бросив сюда массу танков с целью смять левый фланг 13-й армии генерала Пухова, чтобы прорваться к Курску кратчайшим путём. Рокоссовский узнал детали этих вражеских атак от командарма Пухова, когда тот позвонил ему на КП[13] фронта. В трубке командующий фронтом услышал громкий голос, в котором не чувствовалось какой-либо растерянности.

— У нас, товарищ Костин, началось. Кажется, земля вздыбилась от взрывов снарядов, бомб и мин. Кругом всё гудит, клокочет, того и гляди накроет мой КП.

— Немцы бросили в сражение большие силы? — спросил Рокоссовский, хотя понимал, что в такой ситуации вряд ли можно назвать точные цифры.

— Большие, товарищ командующий, — подтвердил генерал Пухов. — Они атаковали всю полосу обороны 13-й армии и прилегающие к ней фланги 70-й и 48-й армий. По нашим данным, немцы двинули в сражение до четырёх пехотных и трёх танковых дивизий — это что-то около 500 танков, в том числе более 100 «тигров». Мы встретили врага мощным огнём, особенно усердно бьёт по фашистам наша артиллерия. Словом, бой идёт тяжёлый и кровавый. Добавлю ещё, что противник несёт большие потери. На поле боя горят факелами три «тигра». Оказывается, их можно бить, эти хвалёные машины, и мы будем бить, пока руки держат оружие...