— Вы уверены? — строго спросил генерал.

Полковник Карпов отрывисто бросил:

— За первую батарею ручаюсь, но переговорю с командирами дивизионов, как нам обезопасить свой тыл...

Генерал остался доволен ответом, ибо промолчал. Тогда Карпов сказал, что сейчас этой батареей временно командует старший лейтенант Кошкин, надо надеяться, что Кольцов скоро вернётся в боевой строй.

— И если честно, товарищ комдив, то нам бы не хотелось терять такого отличного артиллериста, — добавил Карпов.

— А что может случиться с Кольцовым? — насторожился генерал.

— Операция на лёгких... Как она пройдёт, сам бог не знает, если он есть, — усмехнулся командир полка.

На душе у Карпова было смутно, холодновато, а всё оттого, что генерал не был с ним прям и откровенен, говорил с намёками. «Бросил камешек в мой огород, — грустно подумал сейчас Карпов, вспомнив совещание в штабе дивизии. — Во время осмотра рубежей засек слабину в обороне — окопы отрыты не в полный рост, однако мне ни слова, а на совещании заговорил. Вот уж не знаешь, где тебя могут уколоть...»

На столике заголосил полевой телефон. Карпов снял трубку. Звонил начальник санчасти полка. Он сообщил командиру полка, что капитана Кольцова увезли в госпиталь на санитарной машине.

— Старшина Шпак проводил его, — добавил начальник санчасти.

— Спасибо, капитан, но мне уже об этом сказал дежурный врач.

«Нужно узнать у Шпака, как идут дела у Кошкина, — решил Карпов. — Дружно ли трудятся, и нет ли у них раздоров. Кошкин парень вспыльчивый, а Шпак таких не очень-то уважает...» Он позвонил на первую батарею. Ему ответили сразу:

— Старшина Шпак слушает!

— Ты-то мне как раз и нужен. — Карпов сделал паузу. — Как дела у Кошкина?

— Старается, но как поведёт себя в бою, сказать не могу. Вот Кольцова я хорошо знал, в бою он не терялся, мигом оценивал обстановку, не паниковал, и нас это воодушевляло.

— И Кошкин проявит себя, но ему надо помочь освоиться на батарее.

Шпак чему-то усмехнулся, потом откликнулся:

— Само собой, поможем Кошкину, товарищ полковник. — Он помолчал, затем продолжил: — У меня создалось впечатление, что вы, Игорь Михайлович, очень огорчены, что Кольцова ранило?

Карпов выдохнул в трубку:

— «Огорчён» не то слово, Василий Иванович. Я удручён. Он артиллерист от бога. Кстати, — продолжал командир полка, — я слышал, что под Сталинградом судно, на котором переправляли на другой берег артиллеристов, атаковали с воздуха «юнкерсы» и все, кто был на нём, оказались в воде. Многие бойцы погибли. А ты будто вытащил Кольцова из воды на песчаный берег. Это правда?

— Было такое, Игорь Михайлович. Плавать-то Кольцов не умеет...

— А что он делал на батарее, когда его ранило? — вдруг спросил Карпов.

Шпак объяснил, что он проводил тренировку расчётов, когда неожиданно из туч вынырнули «юнкерсы» и стали бомбить батарею.

— Кольцов крикнул бойцам: «Всем в укрытие!» — а сам остался у орудия. Тут его и шибанул осколок. Мы отправили его в санчасть, там ему оказали первую помощь. — Передохнув, Шпак добавил: — Он потерял много крови и сильно ослаб...

Полковник прервал его:

— Ладно, старшина, завтра я заеду к вам на батарею, а сейчас мне звонят из штаба дивизии, извини. Будь здоров! — И он положил трубку.

В блиндаж зашёл старший лейтенант Кошкин.

— Старшина, — суровым тоном произнёс он, — скоро сюда привезут снаряды, организуйте их выгрузку.

— Мы это мигом сделаем, — бодро заверил его Шпак. — Сколько придёт машин, одна-две?

— Одна.

Кошкин вышел из блиндажа, что-то сказал заряжающему, который возился у пушки, и, снова спустившись в блиндаж, подошёл к старшине.

— Я был в штабе, там ходят слухи, что немцы намерены атаковать рубежи нашего полка, — настороженно проговорил он. — Если это правда, то нам надо быть готовыми дать им отпор. Наша батарея находится на стыке двух стрелковых дивизий, и по ним фрицы наверняка нанесут удар. Если в вашем расчёте есть какая-либо слабина, ликвидируйте её.

— Ясное дело, хвосты радости во мне не вызывают, так что в этом вопросе я педант, — усмехнулся Шпак. — У меня есть к вам предложение...

— Что ещё? — насторожился Кошкин. Он так пристально смотрел на старшину, что тот смутился.

— Я хочу провести две-три тренировки расчёта и хотел бы на них пригласить вас. Может, обнаружите в действиях артиллеристов какие-то огрехи?

Предложение старшины Кошкин не принял, сославшись на то, что завтра с утра он будет у артиллеристов соседа Шпака: там в расчёте почти все молодые ребята, и им нужна помощь.

— К вам приду в другой раз, Василий Иванович.

— Разрешите? — На пороге блиндажа появился ефрейтор Рябов. — Товарищ старший лейтенант, принесли почту. Вот срочная телеграмма капитану Кольцову.

Кошкин взял из его рук листок и прочёл вслух:

— «Петя, милый, родился сынуля, я дала ему твоё имя. Целую. Галя».

— Это его жена, — подал голос старшина Шпак. — Жаль, что Пётр Сергеевич не получил эту радостную весточку. Его увезли в госпиталь, — грустно добавил он. — Как нам быть?

Кошкин сказал, что завтра Кольцов уже будет в госпитале, он, Кошкин, позвонит в приёмный покой и сообщит о телеграмме для раненого.

— В десять часов утра Пётр Сергеевич уже будет готовить ответное послание своей супруге, — заверил Шпака старший лейтенант.

Шпак молчал, о чём-то раздумывая, потом взглянул на Кошкина из-под лохматых бровей.

— Может, завтра ранним утром мне съездить в госпиталь и вручить Кольцову телеграмму? — сказал старшина. — Заодно отвезу Петру Сергеевичу банку сока шиповника, мои ребята как раз приготовили, да прихвачу свёрток с яблоками: хлопцы нарвали в соседском саду.

— Хорошая идея, Василий Иванович, — поддержал его Кошкин. — А на чём вы поедете?

— Мария Ивановна сообщила мне, что в пять утра в госпиталь фельдшер едет за лекарством, я с ним поеду.

— Добро, но чтобы к часу дня вернулись, — предупредил Кошкин. — На батарею приедет командир полка и будет беседовать с командирами орудий. Да, не забудьте взять с собой автомат, как и положено.

— Факт, возьму, как же без оружия? — улыбнулся Шпак, сразу повеселев.

Прошло немало дней с тех пор, как Павел Шпак вернулся из Саратова, но мысли о матери не покидали его: то вспомнит, как она в сорок первом провожала его на учёбу в академию, как просила его поберечь себя и «грех на душу не брать», то будто наяву видит мать у калитки дома — приехал на побывку, вошёл во двор, она обхватила его руками, прижала к себе и стала жарко целовать, приговаривая: «Всё моё счастье в жизни — это ты, Павлуша, и если с тобой что-то случится, я не переживу». Он успокаивал её, говорил, что у него одно желание — закончить учёбу и скорее попасть на фронт: «Батя сражается с фашистами, а я что, хуже его?..» Мать не соглашалась: «Отец человек закалённый, бывал не раз в боях, а ты ещё молод, у тебя на губах молоко не обсохло!» Этот упрёк насчёт молока сердил его, но с матерью он не ругался, не упрекнул её в чём-либо, а лишь спокойно возражал.

«Вернусь с войны и поставлю памятник на её могиле», — подумал сейчас Павел.

Резкий звонок разорвал тишину в коридорах академии — урок закончился. Павел свернул конспект и хотел было идти, как в класс вошёл дежурный офицер с красной повязкой на левой руке и сказал:

— Курсант Шпак, вас вызывает начальник академии!

Павел растерянно переспросил:

— Меня? — И усмехнувшись, добавил: — Вы, товарищ капитан, наверное, что-то напутали?

— Никак нет, вас ждёт генерал, прошу поторопиться! — В голосе дежурного офицера зазвучали приказные ноты.

— Есть, иду, — ответил Шпак, а в голове у него мелькнула мысль: «Что ещё случилось?..»

У двери кабинета начальника военной академии Павел перевёл дух, потом шагнул вперёд.

— Товарищ генерал-лейтенант, курсант Шпак прибыл по вашему приказанию! — доложил он, вытянувшись по стойке «смирно».

— Ну, здравствуй, Павел Васильевич, — так, кажется, тебя зовут по батюшке? — Генерал подошёл к нему ближе, тепло пожал руку. — Садись. Как съездил домой?