— Фашисты из шкуры лезут, хотят сломать наши рубежи, но не таков генерал Чистяков, чтобы позволить им разгуляться, — промолвил начальник штаба фронта.

Ватутин увидел, как выступили его скулы, весь он напрягся, словно всадник в седле перед опасным прыжком. Командующий фронтом ни словом не обмолвился, лишь с тревогой в душе отметил: «Так оно и есть, но мне от этого не легче». Он едва не сказал это вслух. Ещё недавно он чувствовал себя неуверенно, ему было жарко, порой даже дыхание захватывало от мысли, не дрогнут ли войска фронта от вражеского натиска. Но теперь, когда они дают врагу должный отпор, ему стало спокойнее, хотя то, что сказал генерал Иванов, саднило душу. Ватутин перевёл взгляд на начальника штаба, чертившего что-то на карте.

— Семён Павлович, запроси, пожалуйста, командарма 6-й, как там у него ситуация? — не удержался командующий фронтом. — Почему-то от него нет вестей, — задумчиво добавил он.

— Я и сам уже волнуюсь.

Иванов поспешил в комнату связи. Вернулся он минут через десять.

— У командарма 6-й всё по-старому, — бросил он на ходу. — Немцы атакуют рубежи, правда, уже не так настырно, как в первые дни, но бойцы отбиваются. Пока помощи не просит, стало быть, справляется...

Под утро 9 июля, едва растаяла ночь и небо посветлело, хотя на траве ещё лежала густая серебристая роса, генерал армии Рокоссовский и начальник штаба Малинин продолжали работать над картой фронта, изучая, где и на каких рубежах ослабло сопротивление наших войск.

— Маршал Жуков всё ещё отдыхает? — спросил командующий фронтом, закуривая. — Ты к нему не заходил?

— Боже упаси беспокоить представителя Ставки без надобности, ещё обидится, — усмехнулся Малинин. — Но маршал не спит.

— Откуда ты знаешь?

— Когда шёл мимо его комнаты к связистам, то слышал его громкий голос, он с кем-то разговаривал по ВЧ. Подумалось, не Сталин ли ему звонил?

Рокоссовский хотел было что-то сказать, но в это время к ним вошёл маршал Жуков. Оба генерала как по команде поднялись из-за стола.

— Ну, что нового на вашем фронте, коллеги? — на весёлой ноте спросил Жуков, в упор глядя на Рокоссовского. — Есть что-нибудь серьёзное?

— Идут бои местного значения, кое-где враг стремится опрокинуть наши огневые позиции, но безуспешно, — доложил командующий фронтом и зевнул.

Жуков не замедлил спросить:

— Что, ночью опять не спал?

— Не пришлось... — обронил Рокоссовский и честно признался: — Устал я за эти дни, Георгий Константинович. Всю ночь звонили телефоны, и мы с Малининым вели переговоры с командармами и комдивами...

— Это я одобряю, Костя, — необычно тихо произнёс маршал. — В тяжёлую минуту найти тёплые слова для того или иного командарма — значит поддержать его, ободрить. Не так ли, генерал Малинин?

— Истина, товарищ маршал!

Жуков улыбнулся.

— У вашего командующего фронтом всегда припасены нужные слова для своих соратников, а вот я, Михаил Сергеевич, не в ладах с этим тёплым словом. Надо командарму сказать что-то доброе, а с губ срывается грубость. Костя, может, подскажешь, как мне быть? — усмехнулся Георгий Константинович. — Дашь мне совет?

В голосе маршала Рокоссовский уловил насмешку, однако возражать Жукову не стал, а свёл разговор к шутке:

— Что-что, Георгий Константинович, а советы давать не умею. — И он развёл руками.

Только сейчас Рокоссовский заметил, что Жуков был одет, видимо, собрался куда-то ехать.

— Вы что, покидаете нас? — спросил слегка удивлённый Рокоссовский, и в его голосе маршал уловил разочарование.

— Уезжаю, — подтвердил Жуков. — На рассвете мне позвонил Верховный. На его вопрос, какая обстановка на Центральном фронте, я ответил, что у немцев нет таких сил, чтобы сломить нашу оборону. А коль так, то настало время Брянскому фронту и войскам левого крыла Западного фронта переходить в наступление. Тогда, Костя, и твой Центральный фронт сможет успешно начать боевые действия, как предписано Ставкой и Верховным главнокомандующим. Сам понимаешь, что если этого не сделать, немцы смогут организовать свою оборону, к которой они вот-вот перейдут. Как видишь, Костя, у меня от тебя секретов нет. — Жуков широко улыбнулся.

— И что же Верховный? — спросил Рокоссовский с огорчением, которое он не скрывал, так как ему не хотелось, чтобы представитель Ставки покидал Центральный фронт: если ситуация осложнится, ему не с кем будет посоветоваться.

— Товарищ Сталин согласился со мной и приказал выехать к генералу Попову (командующий Брянским фронтом. — А. 3.) и вводить в дело Брянский фронт. Я даже согласовал с Верховным дату начала наступления.

— Когда же, если не секрет? — поинтересовался генерал Малинин.

— 12 июля.

— Выходит, через три дня, — уточнил Рокоссовский.

— А чего время терять? — усмехнулся Жуков. — Кстати, когда войска Брянского фронта начнут продвигаться к Орлу, немцы наверняка станут снимать свои войска из группировки, которая действует против Центрального фронта. Ты, Константин Константинович, постарайся этим воспользоваться. Усёк?

Последние слова маршала вызвали в душе Рокоссовского прилив тёплых чувств, и ему захотелось хоть как-то отблагодарить Жукова.

— Мне бы ваше умение, Георгий Константинович, разгадывать замысел врага, — с грустинкой в голосе произнёс командующий фронтом.

— Не прибедняйся, Костя, ты сам умеешь это делать, — осёк его маршал. — К тому же с ситуацией на Центральном фронте ты неплохо справляешься, и моя помощь тебе не потребуется. А вот генералу Попову и особенно генералу Соколовскому, недавно ставшему командующим фронтом, она не помешает. — Жуков вскинул пытливые глаза на Рокоссовского. — Ты, надеюсь, не забыл, кто командовал Западным фронтом во время сражения с немецко-фашистскими захватчиками под Москвой в сорок первом?

— Как же, помню, — неожиданно покраснел Рокоссовский. — Такое не забывается...

В 1941 году в районе Истры на 16-ю армию генерала Рокоссовского навалились полчища врага. Потребовалось отвести наши войска на заранее подготовленный рубеж, чтобы эффективнее бить фашистов. Это был район реки Истры и Истринского водохранилища. Рокоссовский позвонил на КП Жукова, чтобы взять разрешение. Но Жуков в категорической форме отказал ему: «Приказываю стоять насмерть, не отходя ни на шаг».

— Было такое, — подтвердил Жуков, усмехнувшись.

— Но я был уверен, что если отведу свои войска на рубеж Истры, то сохраню боеспособной свою 16-ю армию. И тогда я обратился с просьбой к начальнику Генштаба маршалу Шапошникову. Борис Михайлович дал мне своё согласие. Не успел я отдать приказ своим войскам, как в штаб 16-й армии поступила ваша грозная телеграмма. Я до сих пор помню её наизусть. «Войсками фронта командую я! — телеграфировали вы, Георгий Константинович. — Приказ об отводе войск за Истринское водохранилище отменяю, приказываю обороняться на занимаемом рубеже и ни шагу назад не отступать!» Когда я прочёл вашу депешу, — продолжал вспоминать Рокоссовский, — меня словно облили ледяной водой. Но я ваш приказ выполнил...

Жуков ответил не сразу. Видно, этот эпизод надолго отложился и в его памяти, и он думал, что сказать.

— Тогда под Москвой сложилась особенно тяжёлая обстановка, — наконец заговорил маршал, — а наши войска без приказа высшего командования отступали. Что было делать? Заставить всех стоять насмерть на своих рубежах! А тут как раз ты решил отвести свою армию на новый рубеж. И я поступил так, как позволяла моя совесть... Так что не сердись, Костя. Сейчас у нас сотни, тысячи танков, а тогда под Москвой их были единицы. Я просил Сталина дать мне хотя бы ещё двести танков, чтобы одолеть фашистские войска. — Жуков в раздумье передохнул. — Ладно, пойду я...

Рокоссовский резко поднялся из-за стола.

— Я провожу вас, товарищ маршал...

— Не надо, Костя, занимайся делом. — Он тронул его за плечо. — Гляди тут в оба и бей вражину без пощады. Желаю всем вам успехов в боях!..