— Как ты себя чувствуешь?
— Жить можно, Паша, — улыбнулась она полными губами. — С утра, правда, голова болела, а так ничего... А ты что, хочешь есть? Там у меня борщ варится. Давай укроп и лук...
Павел сел рядом. Как изменилась Люся! Располнела, нос чуточку заострился, под глазами появились мешки, что-то вроде отёков. «Видно, у всех так бывает, кто собирается рожать», — подумал он. Вспомнились слова матери: «Сынок, может, Люся приедет ко мне в Саратов рожать? У меня тут всё свежее — и овощи, и фрукты. Опять же дома всё своё — молоко, сметана, творог... Ты поговори с женой». Но едва Павел завёл речь об этом, как Люся недобро махнула рукой:
— Не говори о том, к чему у меня не лежит душа. Спасибо Заре Фёдоровне за приглашение, но к ней я не поеду — без тебя мне там будет тяжело. Я уж тут буду рожать. И потом к Саратову война ближе, чем к Самарканду. А вдруг немцы возьмут Саратов — что тогда? Меня, жену красного командира, фашисты сразу повесят... Нет, я ещё хочу жить и растить своих детей.
— Ну что ж, Люсик, как ты решила, пусть так и будет, — сказал Павел и поцеловал её. — А вот завтра, в воскресенье, меня дома не будет, — вдруг сообщил он.
— А почему? — насторожилась Люся.
— С утра у нас на полигоне стрельбы по мишеням, а мишени — это танки противника, — пояснил Павел. — Мне предстоит пятью снарядами поразить все пять мишеней...
— А я хотела сходить с тобой в кино, — грустно промолвила Люся.
— Не получится, голубка, а вот в следующий выходной я поведу тебя смотреть исторические места. Здесь много памятников, они красивы и величественны. Кстати, — увлечённо продолжал Павел, — Самарканд старинный город, он известен с 329 года до нашей эры под названием Мараканда. В конце XIV и в XV веке он был столицей государства Тимуридов, а с 1924 года — столица Узбекской ССР. Да, и вот что, — спохватился Павел. — Я тебя обязательно свожу в университет имени Алишера Навои. Знаешь, когда его основали? Совсем недавно — в 1933 году. В нём есть что посмотреть.
Выслушав мужа, Люся заявила, что она влюблена в свой родной Саратов. Там прекрасный порт на Волге, большой железнодорожный узел...
— Да, ныне Саратов — это крупный индустриальный центр на Волге, — вставил Павел, — своего рода боевой арсенал Красной армии. Там все промышленные предприятия переведены на выпуск военной продукции...
— Знаешь, Паша, когда началась война и немцы рвались к Москве, к нам, в Саратов, из столицы эвакуировался МХАТ, Московский художественный академический театр имени Максима Горького. Мне удалось побывать в нём на спектакле «Кремлёвские куранты». Это было как раз перед твоим приездом. Хорошая вещь, берёт за душу. А когда я уезжала к тебе, там ставили спектакль Корнейчука «Фронт», но сходить на него не получилось. А жаль, говорят, сильная патриотическая вещь. — Люся заметила, что муж задумался. — А что тебя волнует?
— Думаю вот, куда меня направят служить, — вздохнул Павел. — Мой отец сейчас находится на Воронежском фронте, вот бы к нему попасть, а?
— Ишь чего захотел! — засмеялась жена. — А я всё гадаю, куда сама поеду, если тебя пошлют на фронт.
— Отвезу тебя в Саратов к матери, там у нас свой дом, сад, огород, — улыбнулся Павел. — Я же не могу взять тебя с собой! А когда родишь малыша, тебе одной будет с ним нелегко. А моя мама поможет, пока я буду на фронте. Или ты захочешь пожить у своего отца?
На лицо Люси набежала тень.
— Никогда такому не быть! — едва не выругалась она. — У него молодая жена, вот и пусть с ней развлекается.
— А если Владимир Анатольевич пожелает увидеть своего внука, ты же ему не запретишь? — усмехнулся Павел.
— Так он ещё не родился! — засмеялась Люся. — Вот как появится на свет, я дам тебе знать. А может быть, к этому времени ты ещё не уедешь на фронт.
— Нет, Люсик, уеду, у нас ведь ускоренный выпуск. Моя профессия артиллерист, а они ох как нужны на войне!.. Да, — спохватился Павел, — я взял с собой письмо отца, только вчера получил. — Он достал из кармана письмо и отдал его жене. — Прочти, там и о тебе идёт речь...
Люся села на диван и развернула письмо. Она читала его неторопливо, строчки были кривые, неровные, видно, писал Василий Иванович на привале, но смысл каждой фразы доходил до её сердца, и она вдруг поняла, что волнуется.
«Сынок, — писал Павлу отец, — ты уж не сердись, что пишу редко и коротко. У нас всё время идут бои, они то затухают, то разгораются с новой силой. Однако я жив, здоров и не ранен, а вот за тебя переживаю. Неведомо мне, куда тебя направят служить. Если бы ты попал к нам на Воронежский фронт, я бы упросил начальство, чтобы тебя, лейтенанта, направили в наш полк. Я бы смог передать тебе свой боевой опыт, конечно, если к этому времени я буду жив...»
«А сына своего он крепко любит, не то что мой отец меня», — подумала Люся и, передохнув, стала читать дальше.
«Теперь о твоей жене Люсе, — писал Шпак-старший. — Ты пишешь, что она нежна и красива, что любит тебя. Я, правда, ещё не видел её, но верю, что она тобой любима, а если так, то, когда будешь уезжать на фронт, отвези её к нашей маме, у неё она будет как за каменной стеной. Кстати, пришли мне её фотокарточку, мне так хочется увидеть твою фею, как ты её назвал...»
Люся свернула листок и вернула его мужу.
— Скажи, Паша, ты имеешь в виду добрую фею или злую? — вдруг глухо и отрывисто спросила она, и в её голосе он уловил лёгкое раздражение.
— Конечно же, ты добрая фея, — выпалил Павел. — Но ты поняла, что мой отец беспокоится о тебе? А знаешь почему?
— Нет...
— Если я не поеду на фронт, а поеду я наверняка, даже если меня не пошлют, я напишу рапорт с просьбой отправить меня в район боевых действий. А на войне всякое бывает, там смерть ходит за тобой как тень. И если вдруг меня срежет пуля, о тебе позаботится моя мама.
Пока Павел говорил, Люся достала из альбома свою фотокарточку и отдала её мужу.
— Вот моё фото, пошли отцу, оно маленькое, и он сможет положить его в свою солдатскую книжку. Отошли ему письмо сегодня же и передай от меня горячий привет!
— Хорошо, Люсик. — Павел положил фотокарточку на стол. — После обеда черкну бате несколько строк. — Неожиданно глаза у него заблестели. — У меня идея: напиши моему отцу короткое письмецо, и я вместе со своим отправлю его.
— А что, твоему отцу будет приятно получить моё приветствие, — улыбнулась Люся. — Я поблагодарю его за совет переехать жить к Заре Фёдоровне, если ты уедешь на фронт.
— Логично! — улыбнулся и Павел. — Моя мама в обиду тебя не даст.
На том и порешили.
— Ты всё утро стирала, наверное, очень устала? — Павел нагнулся к жене и заглянул ей в глаза. В них были теплота и ласка. — Тебе надо отдохнуть. Ты приляг на диван, а я тем временем нарублю дров. Кстати, хозяйка квартиры не приходила?
— Нет. А что? — насторожилась Люся.
— Я принёс деньги за квартиру, так что, когда придёт, отдай ей, пожалуйста. — Павел положил деньги на стол. — А что тебе сказал врач? — вдруг спросил он. — Ты была у него?
— Нет, Паша... — тихо обронила Люся. — Боль в животе прошла, и я успокоилась. Рожать-то мне ещё рано, видно, что-то съела не то...
Павел затопил печь, и Люся приготовила обед: борщ, котлеты и жареную картошку, которую так любил муж.
Когда поели, Павел вышел во двор перекурить. Лицо освежил прохладный ветер, запахло горелой смолой — это рабочие соседнего завода асфальтировали дорогу. Павел отошёл под развесистую липу, куда не попадали солнечные лучи, и закурил. Глотнул дым, и будто легче стало. В глубине души он понимал, что Люся должна показаться врачу в роддоме: мало ли что может быть! В это время жена вышла на крыльцо и, подойдя к нему, спросила:
— Ночевать будешь дома?
— Нет. Вечером мне заступать дежурным по роте, так что скоро пойду готовиться.
Люся шевельнула бровями.
— Я хочу утром сходить к врачу, пусть меня посмотрит, — сказала она. — Я хотела, чтобы и ты со мной пошёл, но у тебя дежурство, так что сама пойду.
