С каждым днем хорошеет город Гагарин — Всесоюзная ударная комсомольская стройка. Я неоднократно бывал и выступал в гжатской школе, в которой до шестого класса учился Юрий, встречался с его учителями. Они показывали мне сочинения и тетради Юры по математике, бережно хранящиеся в музее школы, рассказывали о встрече с ним в Гжатске после первого полета.
В 1949 году пятнадцатилетний Юрий уехал в Москву к дяде и по его совету поступил в ремесленное училище при Люберецком заводе сельскохозяйственных машин. Очень хотелось учиться на слесаря, об этом он мечтал еще в Гжатске, но на слесарное и токарное отделения училища брали с семилетним образованием, а у Юры было только шестилетнее — пришлось идти в литейщики. В книге "Дорога в космос" он вспоминает:
"— Не горюй, парень, — сказал директор ремесленного училища, — возьмем тебя в литейщики… Видал в Москве памятник Пушкину? Это, брат, работа литейщиков.
Этот довод меня сразил, и я с легким сердцем согласился: литейщик так литейщик".
Так Юрий вступил в ряды рабочего класса.
В музее Звездного городка в мемориальной комнате Ю. А. Гагарина среди его вещей и документов хранится и маленький алюминиевый самолет, отлитый в училище, бережно хранимый им всю жизнь как символ его первого познания труда.
Многие космонавты в свое время окончили ремесленное училище, получили трудовую рабочую закалку, отслужили в армии, обрели профессиональный опыт, который привел их в отряд космонавтов. Во многом пора жизненного становления, возмужания Юрия Гагарина, моих друзей — космонавтов похожа на судьбу многих мальчишек и девчонок суровых военных лет. Юрий понимал, что нужно продолжать учиться, и он поступает в седьмой класс люберецкой вечерней школы № 1. Об этом времени он в книге "Есть пламя" вспоминал:
"Труднее стало, когда я поступил в вечернюю школу рабочей молодежи. Приходилось жалеть, что в сутках только двадцать четыре часа. Но школу я кончил. И тогда дирекция ремесленного училища помогла мне и нескольким моим друзьям поступить в индустриальный техникум в Саратове на Волге". В Саратове началась летная биография Юрия Гагарина — он поступил в аэроклуб и стал упорно изучать теорию и практику летного дела. Первый в жизни прыжок с парашюта укрепил в нем мечту о полете.
Успешно защитив дипломный проект в техникуме и получив квалификацию техника-литейщика, Юрий Гагарин все лето 1955 года провел в лагерях Саратовского аэроклуба, вылетал самостоятельно на самолете Як-18 и, закончив аэроклуб на "отлично", получил направление в авиационное училище.
Год 1957-й. Запуск первого в мире искусственного спутника Земли совпал в жизни Юрия Алексеевича Гагарина с окончанием училища, присвоением первого офицерского звания — лейтенант и свадьбой с Валентиной.
Командование оставило Гагарина на должности летчика-инструктора, но он подал рапорт с просьбой направить его на Север. В книге "Дорога в космос" он пишет: "…Одним словом, я чувствовал себя сыном могучего комсомольского племени и не считал вправе искать тихую гавань и бросать якорь у первой пристани.
Чувства, которые обуревали меня, не давали покоя друзьям — Валентину Злобину, Юрию Дергунову, Коле Репину. Все мы попросились на Север.
— Почему на Север? — спрашивала Валя, еще не совсем поняв моих устремлений.
— Потому что там всегда трудно, — отвечал я".
Два года напряженной летной службы на Севере, и вот Юрию Гагарину предлагают пройти специальную медицинскую комиссию по отбору кандидатов в космонавты.
"При отборе интересовались биографией, семьей, товарищами и общественной деятельностью, — вспоминал Юрий, — оценивали не только здоровье, но и культурные и социальные интересы, эмоциональную стабильность.
Для полета в космос искали горячие сердца, быстрый ум, крепкие нервы, несгибаемую волю, стойкость духа, бодрость, жизнерадостность.
Все это заняло несколько недель…
…Открывалась новая, самая интересная страница в моей жизни.
Вернулся я домой в день моего рождения. Валя знала о моем приезде и в духовке испекла именинный пирог, украсила его моими инициалами и цифрой 26. Подумать только — недавно было шестнадцать, и уже двадцать шесть!"
А в двадцать семь он облетел Землю!
…Вспоминаю рассказ Юрия о полете. Том, первом.
Он подробно рассказывал о поведении корабля в невесомости, о работе его систем, о своем самочувствии, о самой невесомости. Но особенно мне запомнился его рассказ о нашей Земле. Он очень красочно говорил, как она выглядит из космоса, неоднократно с удивлением подчеркивая ее малость. Понимаете, ведь он первый из людей посмотрел на нашу Землю со стороны. Первым увидел "колыбель человечества" всю разом!
Когда мы с Андрияном Николаевым восемнадцать суток кружили вокруг нашей планеты на корабле "Союз-9", а потом с Петром Климуком 63 дня работали на "Салюте-4", все мы часто вспоминали Юру и его первые рассказы о Земле.
Да, наша планета удивительно мала! Человечество должно беречь ее! На Земле нет места для войн, и их не должно быть! Мир и дружба между народами — вот будущее процветания человеческой цивилизации!
Юрий Гагарин очень остро ощущал и осознавал это. Он был нашим посланцем мира в различных уголках Земли. Он посетил десятки стран. Миллионы людей видели его, гагаринскую, улыбку и слышали его голос. Он рассказывал об успехах Советской страны, о ее народе, о космосе, о планете Земля, как он ее видел. Первый. Миллионы сердец покорены гагаринской улыбкой, его человеческим обаянием, умом, смелостью и простотой.
Он нес радость людям!
Его знал и знает весь мир.
Я вспоминаю, какое удовлетворение я испытал, когда в далекой Америке, в музее ракетной и космической техники штата Алабама, что в городе Хантсвилле, я увидел портрет Юрия Гагарина — молодой улыбающийся майор с белым голубем на руках. Эта фотография обошла весь свет. Таким его запомнил мир.
Для миллионов людей он стал идеалом служения своей Родине и всему человечеству. Нынешнее и будущие поколения человечества навсегда сохранят память о нем.
Память о Юрии Гагарине живет в делах, которые он завершил, в делах, которые он не успел завершить, которые продолжают его соратники…
ВЛАДИМИР ВЫСОЦКИЙ
Космонавт
Ю. Гагарину
Я первый смерил жизнь обратным счетом,
Я буду беспристрастен и правдив:
Сначала кожа выстрелила потом
И задымилась, поры разрядив.
Я затаился и затих. И замер.
Мне показалось — я вернулся вдруг
В бездушье безвоздушных барокамер
И в замкнутые петли центрифуг.
Сейчас я стану недвижим и грузен,
И погружен в молчанье, а пока
Меха и горны всех газетных кузен
Раздуют это дело на века.
Хлестнула память, как кнутом, по нервам,
В ней каждый образ был неповторим,
Вот мой дублер, который мог быть первым.
Который смог впервые стать вторым,
Пока что на него не тратят шрифта:
Запас заглавных букв — на одного.
Мы вместе с ним прошли весь путь до лифта,
Но дальше я поднялся без него.
Вот тот, который прочертил орбиту.
При мне его в лицо не знал никто.
Все мыслимое было им открыто
И брошено горстями в решето.
И словно из-за дымовой завесы,
Друзей явились лица и семьи.
Они все скоро на страницах прессы
Расскажут биографии свои.
Их всех, с кем вел я доброе соседство,
Свидетелями выведут на суд.
Обычное мое босое детство
Обуют и в скрижали занесут.
Чудное слово "Пуск!" — подобье вопля —
Возникло и нависло надо мной.
Недобро, глухо заворчали сопла.
И сплюнули расплавленной слюной.
И пламя мыслей вихрем чувств задуло,
И я не смел или забыл дышать.
Планета напоследок притянула,
Прижала, не желая отпускать.
И килограммы превратились в тонны,
Глаза, казалось, вышли из орбит,
И правый глаз впервые удивленно
Взглянул на левый, веком не прикрыт.
Мне рот заткнул — не помню — крик ли? кляп ли?
Я рос из кресла, как с корнями пень.
Вот сожрала все топливо до капли
И отвалилась первая ступень.
Там подо мной сирены голосили,
Не знаю — хороня или храня,
А здесь надсадно двигатели взвыли
И из объятий вырвали меня.
Приборы на земле угомонились,
Вновь чередом своим пошла весна.
Глаза мои на место возвратились,
Исчезли перегрузки. Тишина.
Эксперимент вошел в другую фазу —
Пульс начал реже в датчики стучать.
Я в ночь влетел, минуя вечер, сразу —
И получил команду отдыхать.
Я шлем скафандра положил на локоть,
Изрек про самочувствие свое.
Пришла такая приторная легкость,
Что даже затошнило от нее.
Шнур микрофона словно в петлю свился,
Стучали в ребра легкие, звеня.
Я на мгновенье сердцем подавился, —
Оно застряло в горле у меня.
Я отдал рапорт весело, на совесть,
Разборчиво и очень делово.
Я думал: вот она и невесомость,
Я вешу нуль — так мало, ничего!..
И стало тесно голосам в эфире,
Но Левитан ворвался, как в спортзал,
И я узнал, что я впервые в мире
В Историю "поехали!" сказал.
