Виктор Егоров:

— Наш опыт разве сравнишь с жизнью этих великомучеников. У нас курорт был. Честно — опыты ставились на побережье Черного моря, невдалеке от нас пляж, отдыхающие веселятся. А мы в одноместных резиновых лодочках "спасаемся".

"Сладкая жизнь", — шутили ребята. И в самом деле "сладкая" — никакой еды, кроме карамелек. Обычные леденцы, только витаминизированные — мы их называли конфетки "А ну-ка, выживи!".

Штиль, солнце сияет, нас торжественно провожают — кажется, что и впрямь курорт. Море ласковое, знакомое.

Однако к вечеру ветер поднялся. Настоящие-то курортники поужинали, на танцы небось пошли — музыку вечером далеко слышно. А мы, до нитки мокрые, съежившись, лежим на дне лодчонки и карамелькой закусываем.

Еда небогатая, скажу вам, на третий день от сладкого тошнота появляется — практически это ведь голодный рацион. Ну, думаю, после эксперимента в столовке отведу душу, а то девушки вслед посмотрят и скажут: "Смотри, какой красивый пиджак пошел".

На четвертый день у меня повысился пульс, поднялась температура. Мышцы стали ватными, желудка как будто вовсе нет. Когда сгибал коленки, казалось, что они не смазаны. Кожа на лице к пятому дню стала старчески-сухая и морщинистая. На седьмой день все заполнила одна мысль — быстрее бы уж забирали.

…Мы сидим в институтской лаборатории, я рассматриваю дневник В. Егорова. На последней странице — мастерски выполненный автошарж. Исхудавший человек схватился за спасательный круг с надписью "карамель". Две рыбешки удивленно рассматривают его, переговариваясь:

"Мам, это утопший?"

"Нет, выживший. Будешь много есть сладкого — тоже таким станешь".

Что ж, юмор помогает в трудных ситуациях. Но зачем вообще эти добровольные мучения, стоит ли идти по такой острой грани риска? Во имя чего?

— Во имя жизни, — отвечает кандидат медицинских наук В. Н. Усков, один из разработчиков этой экспериментальной программы. — Современный человек избалован цивилизацией, он потерял связь с природой, навыки предков. Сумеет ли он выжить, когда на него обрушатся боль и одиночество, усталость и страх?

Сколько продержится в тридцатиградусный мороз, если нечем даже развести костер? Как перенесет зной, когда каждая капля на счету? Как скажется на нем голод?

Вопросы не праздные, — продолжает Владимир Николаевич, — а ответы на них могут быть самые неожиданные. Конечно, не раз и не два попадали люди в тяжелые условия, сумели спастись. Но медикам мало эмоциональных и весьма субъективных рассказов — нам нужна объективная картина. Опыты наши приводили к парадоксальным выводам. Вот азбучная истина — в жару человек страдает от обезвоживания организма, а когда холодно, он не испытывает жажды. Но исследования показали, что на Севере проблема воды стоит почти так же остро, как и в пустыне, что организм и здесь достаточно быстро теряет влагу. Значит, несмотря на субъективные ощущения, надо пить, хоть и не хочется, иначе нарушится водно-солевой обмен.

— Вот лишь один из многих случаев, когда чувства ничего не говорят человеку о подстерегающей его опасности. Значит, можно надеяться лишь на разум, опыт, знания.

Человек неопытный, заблудившись на морозе, растеряется, может погибнуть, не дождавшись помощи. А между тем наши эксперименты показали, что грамотно сделанное в снегу убежище можно натопить… обычной стеариновой свечкой. Вот Володя Геращенко за восемь суток израсходовал всего две штуки! И горели они непостоянно, но все-таки температура в пещере была около нуля. Это уже приемлемо, если наверху — под сорок.

А как спастись от жары? При ветерке она легче переносится, это каждый знает; Но и это обманчиво — объективные данные говорят о другом. Если температура воздуха выше тридцати трех градусов, ветер уже не охлаждает тело, а, наоборот, как бы "загоняет" в него тепло, усугубляя и без того тяжелое состояние. И нужно укрываться не только от солнца, но и от ветра — вопреки очевидному.

…В своих опытах сотрудники лаборатории моделируют ситуацию, когда минимально оснащенный человек попадает в максимально тяжелые условия. Отрабатывают тактику поведения, рацион, снаряжение, которые помогут человеку продержаться, пока не придет помощь. Испытатели ставятся в ситуацию, практически не отличающуюся от реальной. С одной разницей — они знают, что в любой момент могут "выйти" из эксперимента, что врачи всегда рядом.

Но не все и не всегда можно предвидеть. Один из испытателей, Николай Буркун, рассказал мне, как они чуть не замерзли в Заполярье. Им нужно было пройти ночью по определенному маршруту, но на контрольную точку группа вышла немного раньше. Присели в снегу, решили отдохнуть и заснули. Экспериментатор разыскал их, начал будить, а они: "Отстань, все нормально, нам тепло". Еле добудился. Вспомнив этот случай, я спросил Ускова: а если бы врач не нашел группу? Не слишком ли велика степень риска в подобных экспериментах?

— Так ведь нашел же, — возразил Владимир Николаевич. — Планируя и проводя такие опыты, исследователь должен быть максимально бдителен. Человек себе не враг, оказавшись лицом к лицу с неизвестностью, он всегда настороже, контролирует каждый шаг. Но в экспериментальных условиях порой просто не понимает, откуда придет опасность, или недооценивает ее. И все же… Проблему выживания мы изучаем давно, натурные эксперименты ведем уже много лет, рискованных ситуаций можно припомнить немало. Но ни разу еще они не заканчивались трагически. Медики постоянно контролируют состояние и поведение испытателей и, если оно приближается к опасной грани, прерывают опыт.

— А сами испытатели?

— Они идут на риск добровольно и осознанно. Они знают, что работают ради тех, кто может оказаться в такой же ситуации не по собственной воле. Ради тех, кому помощи ждать неоткуда. Испытатели не ждут легкой жизни, они заранее психологически настраиваются на преодоление любых трудностей. Был такой случай — человек, несколько дней просидевший на полуголодном рационе, потихоньку съел яичницу, которая жарилась для бригады обслуживания. Экспериментаторы этого не заметили, испытатели промолчали. Но после окончания программы подошли к нам и сказали: "То, что эксперимент не получился чистым, плохо, но поправимо. Беда, если человек оказался нечистоплотным. Больше его в группу не включайте, мы с ним работать не будем. Мы не в бирюльки играем".

— Владимир Николаевич, но ведь само слово "экспериментальный" предполагает какую-то исключительность. Так ли уж часто встречаются ситуации, подобные тем, которые вы исследуете?

— Конечно, обыденными их не назовешь. Но есть достаточно много специальностей, представители которых могут неожиданно столкнуться с непредвиденными трудностями. Вспомните посадку А. Леонова и П. Беляева в нерасчетном месте, в тайге. До ближайшего жилья, наверное, тысяча километров, мороз, а на них лишь полетные скафандры. Не так-то легко им пришлось, пока удалось организовать эвакуацию экипажа.

— И все же, хотя ныне космические экспедиции стали регулярными, профессию космонавта рядовой никак не назовешь. К тому же экипажи встречает мощная поисково-спасательная служба, оснащенная новейшей техникой, готовая к любой нештатной ситуации.

— Верно. Но возьмите авиаторов и моряков, геологов и буровиков, работающих в малообжитых местах, водителей, ведущих тяжелые грузовики по сибирским трассам. Используя наши рекомендации, медики создают инструкции и рекомендации для людей, которые по роду своей деятельности могут оказаться в экстремальных условиях природной среды.

Ведь даже оставшись один на один с природой, человек должен уметь спастись от холода или жары, распределить свои силы, найти съедобные растения. Ради того чтобы выяснить резервы организма, чтобы научить человека переносить неблагоприятные условия, ставим мы эти нелегкие эксперименты. Они не только помогут выработать методы противоборства стихии — они дают уверенность.