– Ты меня чуть не утопил, – возмущалась нимфа.

А я как идиот улыбался, глядя на нее. Негодующая вызывала еще больше желания. Груди под мокрым хлопком просвечивались, обрисовывая ареолы с торчащими сосками. Маленькие, но такие манящие. Я припал ртом через ткань, обжигая, всасывая в себя. Услышал, как застонала и подалась навстречу моим губам Аглая, вцепившись руками в мои волосы. Второю грудь накрыл ладонью. Мокрая ткань лишь раздражала и я зарычал, задирая вверх белье. Прикоснувшись к теплой коже, начал пировать, извлекая музыку из горла хрупкой девушки.

– Расул, не надо здесь, прошу тебя остановись, – умоляла, а сама ерошила мои волосы и прогибалась под ласками.

Я оторвался и безумным взглядом уставился на мокрую полуголую девушку. Докатился: уже не контролирую состояние.

– Прости.

Уткнулся лбом в ее плечо, пытаясь унять вожделение. Выпустил из рук, отступил. Отвернулся и двинулся к выходу, кидая на ходу, чтобы заканчивала плескаться. Плавки трещали по швам, готовые высвободить бойца-завоевателя. Накинув халат, вышел из купели прочь, прочь от соблазна.

Через двадцать минут встретились в холле. Аглая просушила волосы и заплела их в косу. Мокрое белье сняла и сейчас вышла в одной просвечивающей блузке на голое тело. Я не мог сам смотреть на эту эротику и тем более не мог позволить, чтобы кто-то из сотрудников центра ее увидел. Подошел и накинул мягкий плед сверху.

– На, прикройся. Да и прохладно, не застудись.

– Спасибо.

Амир, не упустил момента полюбоваться на нас, хотя на правах хозяина и обязан провожать.

– Аглая, рад более близкому знакомству.

Приблизился и поцеловал тыльную часть ее ладони, специально раздражая меня. Обладая типичной внешностью горца, знал какие симпатии вызывает у женского пола. А мне хотелось дать ему в нос, по-братски.

– Спасибо, Амир, за все. Ужин и бассейн выше всяких похвал, – смущалась моя любимая под темным взглядом братца.

– Так, все, достаточно церемоний, нам еще домой добираться.

Схватил за руку Аглаю и потащил к выходу, услышал как в спину смеется кузен.

– Расул, – ласково позвала Аглая.

Я оторвался от приборной панели и взглянул на пассажирку: щеки ее еще не покинул румянец, глаза блестят.

– Ты что, приревновал меня?

Казалось, ее удивляла и радовала моя ревность. Почему-то ревности к ее прошлому, жуткому прошлому не было, лишь агрессия. А тут появилось вдруг это чувство впервые, так явно скрутив мои внутренности.

– Ревную. Довольна?

Проказница лишь захлопала глазками, о, сама невинность. Сцепила пальцы, поджала губы и отвернулась к окну.

– Но я не стремилась, он сам полез.

– Знаю. И знай, что меня бесят мужчины от пятнадцати до пятидесяти, что находятся с тобой рядом или смотрят на тебя, поэтому когда говорил про пациентов на массаж, не шутил.

Она резко обернулась.

– И что ты хочешь сказать? Мне не работать теперь?

– Я еще не решил. Не знаю.

Прогрев авто, выехал на трассу в сторону Железноводска.

– Что это значит? Ты мне кто, чтобы указывать?

– Пока никто. Но это легко исправить, – и пригвоздил пыхтящую девушку строгим взглядом.

– Ну, знаешь, мне хватает дотошного отца. С одной крепости в другую я переселяться не намерена.

О как, у маленькой оказывается есть характер! Но я устал за день и продолжать спор сил уже не осталось. Аглая, обидевшись, отвернулась к окну, прилегла бочком. Так в тишине и добрались до ее дома.

– Мы прибыли.

– Спасибо за прекрасный день.

Благодарит, а сама на меня не смотрит, все еще дуется. Но ничего, привыкнет.

– Завтра увидимся, Аглая?

– Сомневаюсь. Прощай, – бросает фатальные слова и открывает дверь авто.

– Я тебе дам “прощай”! А ну вернись и попрощайся как положено.

Детская выходка разозлила. Я высказал свое мнение, но это не значит, что надо вот так убегать.

– Не хочу тебя видеть, – обиженно кидает в открытую дверь и уходит.

– Аглая! Не уходи так. Будешь жалеть, – кричу ей в спину.

Но девчонка торопливо пересекает тротуар и скрывается за калиткой. Я со злости ударяю по рулю. Разворачиваюсь и еду домой. Утро вечера мудренее.

Аглая.

Деспотичные замашки дагестанца ничуть не удивили. То, что он так легко принял мою личную трагедию, порадовало. А вот ревностное отношение к мужскому окружению вывело из колеи. Разозленная вбежала в дом и наткнулась на отца, что сидел в зале и смотрел телевизор. Увидев меня, уставился и поманил ладонью. Еще один тестостерон за день я не выдержу. Я закатила глаза и обреченно вздохнула.

– Привет, пап.

Привалилась к косяку в проходе, не желая задерживаться.

– Уже почти полночь, Золушка. На балу была?

Допрос с пристрастием, если отец включил сарказм.

– Где ты видишь на мне платье и туфли? – отвечала ему в том же стиле.

– Не груби отцу. Мама сказала у тебя было свидание. И я хочу знать с кем?

Я замялась. Не хотела вообще говорить про парня в моей жизни, тем более в свете новых событий. Может он исчезнет и больше не объявится, а папа будет расспрашивать еще месяц.

– Да, было.

– И? Кто он? Из вашей молодежной компании?

– Не совсем.

Тут из спальни вышла мама меня спасать.

– Аглая, ты дома уже. Гриша, что ты пристал к дочери, пусть отдыхает, поговорите завтра.

– Лида, не лезь и не покрывай её. Я хочу знать с кем пропадает наша дочь. Если я целыми днями на работе, не значит, что не интересуюсь ее жизнью.

Мама промолчала и осталась ждать развязки разговора.

– Пап, он просто пациент. Ну, бывший. Мама его видела не раз. Одобрила.

Тут я посмотрела на мамулю, ища поддержки.

– Знаю я этих пациентов, – и криво усмехнулся, вспоминая как сам преследовал когда-то маму.

– Сколько лет, кем работает? Хочет ухаживать, пусть придет к нам в дом и познакомится. Я должен знать кому доверяю свою единственную дочь.

Я могла многое сказать, кроме национальности Валиева. У отца было предубеждение против другой религии. Нет, он общался, работал с представителями других конфессий, но обременять себя родством с ними вряд ли бы пожелал.

– Пап, он тренер по восточным единоборствам. Ему тридцать.

Это все, что я могла без последствий скандала сообщить.

– Не слишком ли взрослый? Девять лет разницы. Ты паспорт его смотрела? Может он женат и имеет троих детей?

Упс, об этом я не подумала даже. И мое удивление отразилось на моем лице. Мама как-то тоже сникла. Переглянулись.

-То-то же, паспорт смотри и медицинскую карту.

– Па, ты говоришь как следователь. А медкарту смотрела мама.

Я обернулась к доктору Коот.

– Здоров. Относительно. Ну, в смысле ничего серьезного, кроме спортивных травм и детских инфекций, – вставила слово терапевт.

Мы разбирали Расула как некое ископаемое.

Да уж, допрос с пристрастием. Отец имел юридическое образование, но занят был индивидуальным предпринимательством. Устанавливал и инспектировал газовое оборудование, выискивая неисправности в нем и устраняя их.

– Ладно, иди отдыхай. Я свое высказал. Жду ухажера. Пока не узнаем все о нем, встречаться не будешь.

Подвел черту в разговоре, махнул мне и снова отвернулся к голубому экрану.

Я поспешила в свою комнату, упала на кровать. Хотелось плакать от жалости к себе. Обида от манипуляции мужчинами съедала нутро, жгло углями за грудиной, взрывала мозг. Хотелось забыть вообще, что они существуют на планете и вызывают у нас такие многогранные чувства. Решила, что порву с Валиевым и подамся в монашки. Порченных ведь тоже берут. После исповеди и прощения. На той мысли и провалилась в яму сна.

Расул.

Пока доехал до Минвод, извелся. И как эта девушка, едва став совершеннолетней, так меня скрутила. Не имеющая никакого опыта в общении с мужским полом имела такое влияние на меня. Возбуждение едва контролировал. Спортивные нагрузки уже не справлялись с гормональным токсикозом. Еще чуть-чуть и буду применять тактику ручного боя. Во сне уже не контролировал эякуляцию, видя эротические сны с маленькой. Ее детская выходка доконала. Хотелось хорошенько приложить ладонь о круглую попку. Чтобы научилась вести себя по-взрослому. А потом зацеловать ушибленное место. Извращенец! На какие мысли провоцировала она с самой первой встречи! А еще запереть в высокой башне как Рапунцель и чтобы принадлежала мне одному. Поймал себя на мысли сходства с отцом, тот тоже пока завоевывал мать, немало потрепал нервы и себе и ей. Нет, я не желал ему уподобляться, считая ревность ниже своего достоинства, но чувство вылупилось из кокона и словно гусеница точило моё нутро.