Прекрасный план, великолепный. А главное — совершенно самоубийственный. Я не стал говорить Энжи, что как только я перенаправлю источник куда-то восвояси, разъяренные боги разорвут меня на части, ведь я надеялся, что она сама это понимала. Вместо этого я просто покивал головой и максимально задумчиво отпил пива. Все происходящее выглядело безвыходной ситуацией, но ведь я мастер по выходу из них, да? Точнее, безвыходной она была, если я хотел сохранить жизнь Барду и Софу, которые, вроде как, помогали мне все эти годы. С переменным успехом, но все же. За прошедшие месяцы я немного покопался в голове Энжи, не специально, само получилось, правда. И как-то раз я нарвался на ее воспоминание о разговоре с Лу, годы назад, когда моя богиня меня покинула. Видел я и могилу под курганом, откуда они с Софом извлекли белый женский череп, который сейчас лежал в сумках девушки. Видел еще много чего, что умещалось в гигантской памяти Седьмой.

Энжи не была злой, она даже не была высокомерной.

Она была человеком, просто когда-то наделенным силами еще большими, чем я, вот и все. В отличие от высокомерного Керма или Сидира, который почти не спускается в мир людей, Калита провела тысячи лет, скитаясь по дорогам и весям Таллерии. Седьмая была самым человечным божеством — или божественным человеком — из всего, что можно было вообще вообразить. Это подкупало.

Я ее простил. Стремясь быть хорошим человеком, на самом деле хорошим человеком, всегда, а не только когда это мне удобно, я научился прощать. Еще там, в Москве. В Таллерии же мой навык примирения вышел на новый уровень и был пропорционален той силе, что я обладал.

Предают, мстят, вредят только нищие духом. Это люди, обуреваемые своими страстями, не способные смириться с происходящим, не способные найти в себе силы и ресурсы для того, чтобы отпустить ситуацию. Для себя я решил, что выше подобных страстей. Да, я мог злиться, мог преследовать не самые лучшие мотивы, мог лгать. Я не был святым, отнюдь. Но я никогда не позволял спуститься себе до мелочности, что в итоге отравляет душу и разум. Мне проще переступить через человека, чем втаптывать его в грязь.

Является ли подобный подход и взгляд на мир нарциссичным? Конечно же. Временами я ловил себя на мысли, что любуюсь собственным благородством, но быстро себя же одергивал; дело не в благородстве, дело в практичности. Я стремился жить практично, поступать практично, делать хорошо, ведь плохо получится само по себе. В чем смысл быть отмеченным богами, получить в дар мощное оружие, а в жены — божество, чтобы стремиться к чему? К власти? К доминированию? Для себя я давно решил, что пожелай я построить новую империю, я бы сделал это. Уже бы сейчас Клерия, Париния и Ламия, скорее всего, были под моей пятой. Мои знания вкупе с силой Пала, а также положение и возможности, что дал мне Кай Фотен в свое время… Я мог развить успех, свергнуть монарха, объявить войну соседям и идти каждый раз в первых рядах — громить чужих солдат. Мог бы. Но не стал.

Для осознания собственной силы достаточно просто понимать свои возможности, не обязательно их демонстрировать всем и каждому. Я гость в этом мире, буквально гость. Так что пусть живет своей жизнью, главное, чтобы не мешали жить мне.

И так и было, пока боги не втянули меня в свои дрязги вокруг власти и силы источника.

— Я буду наблюдать за тобой, — сказала Энжи, мягко обнимая меня на прощание.

— Даже в этом не сомневался, — ответил я с улыбкой и прижал к себе покрепче рыжеволосую богиню.

Очень надеюсь, что наша следующая встреча не будет летальной для одного из нас. Говорить было уже не о чем — все сказано — так что Энжи подхватила свои вещи, проверила, на месте ли череп, после чего двинулась на выход. Уже в дверях богиня сказала:

— Постарайся не вляпаться в историю. На днях я слышала, что в городе есть клерийцы, но не поняла, что они тут забыли. Точно не торговцы, вельможи. Так что не шатайся много по улицам.

Я кивком поблагодарил богиню, которая уже выскользнула в коридор, и мягко, насколько это возможно в случае постоялого двора, закрыл за ней дверь.

По плану Энжи отъедет от Апахабаса на сотню лиг, после чего расколет череп и вернет себе силы. А уже после этого будет петлять от Георы столько, сколько сможет. В идеале — вплоть до момента, когда начнется финальная разборка в первохраме. Во всяком случае, именно на это мы и надеялись.

Когда Бард покинула меня, стало как-то внезапно пусто и одиноко. Я так привык к компании Энжи за эти месяцы, к ее тихим песням у костра, беседам о всяком, так что сейчас чувствовал себя немного брошенным. Но у меня есть цель, проблема, которую надо было решить. Может, теперь я буду более сосредоточен, и все сдвинется с мертвой точки.

Снаружи уже вовсю бушевала осень. Температура по ночам заметно упала, стали моросить дожди, дороги и улицы наполнились грязью, в которой иногда увязаешь по самые щиколотки. И это-то при условии, что улицы тут постоянно чистили рабы! Император не экономил на собственной столице.

Несколько дней я даже не выходил наружу, заказывая еду прямо в комнату. Хозяин к моему затворничеству уже привык, так что лишних вопросов не было. Я усердно работал в бездне с алтарем Лу, все еще пытаясь убедить самого себя в том, что у меня получится обойтись собственными силами.

Не получалось.

К концу недели, в которую Энжи меня покинула, я решил все же пройтись до Клерийской торговой гильдии и занять денег. Кроме того, я написал письмо, которое нужно было доставить в Ламхитан, а доверить такое я мог только клерийцам. Я четко знал бюрократический аппарат королевства и понимал, что мой заказ будет выполнен.

Мне нужно выдвигаться из Апахабаса. Скоро начнутся зимние штормы, и интенсивность курсирования кораблей заметно снизится, так что времени у меня осталось немного. И это еще надо добраться до порта Бочо, перейти на другую сторону полуострова… Короче, время поджимало.

Я заранее заказал чистку одежды, проверил свою рапиру, натянул берет. Из головы не шли слова Энжи о том, что в городе появились какие-то загадочные клерийцы. Встретиться с земляками вроде, и хотелось, а с другой стороны, я желал остаться мертвым для Фотенов и вообще всех, кто меня знал. Пусть считают, что я пропал без вести еще там, в битве под Миллером.

И вот, момент выхода во внешний мир настал. Я еще раз поправил головной убор и вышел из комнаты.

Путь до Клерийской торговой гильдии занял у меня почти час. Находилось торговое представительство северного королевства недалеко от главной цитадели — в деловом центре города. Еще дальше размещались элитные кварталы, куда мне, как простолюдину, ходу не было, но и не сильно и хотелось. Лавируя между гружеными телегами, в потоке таких же, как и я, спешащих по своим делам людей, я размышлял, как мне поступить. Предъявить перчатку? Кому? Клерку? Или главе местного отделения гильдии? Воровать меня больше не тянуло, так что я принял решение натянуть на себя личину и с помощью ментальной магии отводить всем в помещении глаза. Еще десять лет назад подобный фокус был бы для меня почти невозможен, сейчас же я был достаточно силен и умел для того, чтобы водить за нос одновременно десятки людей. Просто помещение должно быть не слишком большим, а вектор применения магии вовсе должен отсутствовать: таким образом, я насылал иллюзию не на конкретных людей, а вообще на всех, кто входил в определенный радиус действия моей магии. Удобно, практично, правда, слегка энергозатратно.

Наконец-то я подошел к зданию торговой гильдии, миновал охрану и оказался в большом зале, что занимали рядовые торговые клерки и представители королевства.

— Доброго дня, уважаемый, — обратился я к невзрачному мужчине в засаленном камзоле, что сейчас заполнял какие-то бумаги.

Клерк только неопределенно дернул головой, что я однозначно определил как «обождите, сейчас». Человеком я был вежливым, так что терпеливо простоял минуты три в ожидании, пока работник гильдии не закончит свои дела.