— Наговариваешь ты на меня, Чак! Я никого не расчленяю тут! Нафиг надо, это же и криминал, и проблем с кланами не оберёшься, — он не врал или завязал с изъятием настолько давно, что считал срок приличным. — Ну так вот, этот хер меня на улице нашёл…

За неделю до этого

В гетто каждый день — мрачный день. Мрачный, когда идёт дождь и когда нет дождя, когда светит солнце сквозь уходящие ввысь серые каменные джунгли и когда небо затягивают грозовые облака. Нечему особо тут радоваться. Но среди спешащих на работу искусственных людей, среди барыг, проституток и бандитов, он — Длиза Лученсо-Первале — нашёл своё место.

Работа в гетто подразумевала определенный риск. Даже простое нахождение тут чужака с большой вероятностью несло бы тому, как минимум имущественные потери, как максимум серьёзные проблемы со здоровьем и даже жизнью. Районы тут делились на чью-то территорию и нейтральную землю. Нет, это не какая-то власть пафосных фурри кланов, тут бал правили люди. Если человек по какой-то причине уволился с работы, то новую он себе вряд ли найдёт, особенно если его уволили с отрицательной характеристикой. И дальше дорожка прямиком лежит в группировки, где, конечно же, новичка повяжут кровью и заставят выполнять самую грязную работу. Среди тёмного мира существует романтическая легенда, что кто-то смог подняться из грязи в самые настоящие князи, поэтому каждый, кто идёт в банду, надеется на именно такой вот исход. Однако, часто его ждёт пожизненная тюрьма с марсианскими рудниками или скоропостижная гибель от рук такого же мечтателя, работающего на другую банду.

Длиза Лученсо-Первале ничего не боялся. Его маленький бизнес находился на нейтральной территории, и потому к нему обращались все, ведь в гетто так мало хороших докторов, особенно в бесплатных центрах здоровья с их бесконечными электронными очередями. А он был очень хорош. Хорош настолько, что его четверо щенков и жена обосновались в зажиточном районе ближе к центру города. Однако репутация и лишение врачебной лицензии за сомнительные эксперименты вынудили бультерьера работать там, где он работает.

У Длизы не было врагов — по крайней мере, он о таковых не знал — но на всякий случай под чёрной курткой из экокожи всегда скрывалась броня “собачья грудь”. Бронежилет назывался так не только из-за угловатой грудной клетки, но и из-за того, что при запуске боевых протоколов из пластин броника спереди выскакивало бронестекло, полностью закрывающее лицо, а сзади получашей выезжали пластины, формирующие этакий монолитный шлем. Под мышкой фурри всегда таился автомат Хеклер и Кох.

Мотоцикл бультерьера остановился у ворот гаража, система так и не открыла дверь — перед ней что-то находилось. Он никогда не жаловался на зрение, но не в этот раз… Глаза Длизы резало болью при попытке сконцентрироваться на том, что стояло перед ним. Это определённо был человек, но картинка плыла и кололась, будто в лицо псу светил полицейский фонарь.

— Опусти взгляд, будет легче, — проговорило светлое пятно.

— Ты кто, нахер, такой?! — прорычал, щурясь, пёс, его правая рука отдёрнулась назад, поднимая дуло оружия в сторону говорящего.

Длиза не видел, но был готов изрешетить всё перед собой по первому же удобному случаю.

— У меня есть органы под реализацию, — незнакомец опустил чёрный кейс-холодильник на прорезиненную поверхность.

— Я не занимаюсь! — рявкнул Длиза.

— Мне то не лепи! — не поверил ему говорящий. — Продашь их, если не хочешь проблем с кланами.

— Почём продавать-то? — кинул Длиза ещё одну зацепку за цену, чтобы в очередной раз ответить отказом, сославшись на высокие аппетиты пришедшего.

— Да пофиг почём, возьму немного — тринадцать процентов от продажи, — пришедший был сумасшедшим, настолько, что ни один работающий в этой сфере не смог бы ответить “нет”, услышав такой прайс.

— Чё за благотворительность, нафиг?! — только и ответил Длиза.

— Считай, что тебе повезло просто! Я буду привозить тебе ещё и ещё, реквизиты кошелька внутри.

Яркость убавилась, а собеседник исчез так же неожиданно, как и появился, оставив после себя лишь ручной холодильник органлегера.

Наше время

— Ну вот, короче, всё, что я знаю. В этот же вечер ко мне пришли на замену и трансплантологию, как раз под эти органы. Безликий этот странный совсем, то ли прожекторы на голове носит, то ли ещё что, но только взглянуть на него нельзя, прицелиться нельзя, — закончил свой рассказ Длиза.

— И как много раз ты его видел? — спросила Эйни.

— Больше не видел, но каждое утро на пороге у моего гаража новый холодильник с органами. Ну и деньги я на реквизиты отправляю, я же не хочу проблем с кланами. Хотя, судя по тому, что ты тут, Чак, кто-то меня дурит…

— Связи с ним нет никакой? — зачем-то спросил Чак, и так зная ответ.

— Нет связи, — покачал головой бультерьер.

— Отлично, — встал Чак. — Деньги за дверь возьми с тех, что должен перечислять безликому.

— Так что, теперь я под защитой волков? — с надеждой спросил бультерьер.

— Не наглей, а! — хмыкнул Чак, жестом показывая Эйни, что пора уходить.

— И что дальше? — спросила его девушка, как только они покинули дом.

— Будем ждать этого безликого. Всё-таки есть толк от твоего Спирит.

— Как ты узнал, что наш безликий продаёт органы именно сюда? — уточнила Эйни.

— Зачем извлекать органы, если не продавать? Крупных точек в Дрим Сити не так много, и из самых вероятных двух твой Спирит указал мне на нужную, — улыбнулся Чак. — А теперь нужно отчитаться перед бабушкой, а то за нами пришлют.

Спустя несколько минут Чак уже вещал на громкой связи, а Самалит Альф сидела недвижимым голограммным изваянием. Она слушала подробный рассказ внука — теперь уже бывшего полицейского — о том, что белки не при делах; от том, что есть подобные случаи расчленёнки и похищений и в других кланах; о том, что кто-то хочет глобальной войны, и этот кто-то почему-то невидим для камер и для глаз.

— Да, неудачно вышло с белками. Но завоёванных территорий мы им, конечно же, не отдадим, — согласилась голограмма. — Давай, будет нужен совет какой или помощь, обращайся, чтобы не получилось, как с тем штурмом беличьего бара.

— Вообще-то да, нужно сделать засаду на этого безликого, и лучше бы чтобы народа было побольше. Есть точка, где он появляется под утро.

— Прости, Чак, но народ весь воюет ещё, ты своим последним залпом нам войну развязал. А теперь дай я поговорю с Эйни! — переключила тему Самалит, а Эйни отвлеклась от Спирита и повернулась к голограмме. — Ну, деточка, как тебе работать с Чаком?

— Мне всё нравится! Чак отличный специалист, и мне кажется, что мы уже близки к развязке этого дела, — улыбнулась лисодевочка.

— Это очень хорошо, — кивнула Самалит. — Берегите себя. Если что, кричите на помощь, вышлем к вам спец волков.

“Берегите себя, но бойцов я вам не дам… но если надо, то кричите”, — расшифровал мозг Чака бабушкин посыл. — “Конечно, какой там торговец органов, когда можно выиграть в целой фурри войне.”

Мама с отцом были правы, бабушка думает только о корпорации и о её преуспевании — ожидаемая профдеформация лидера.

Голограмма погасла, а на коммуникатор тут же пришло другое видео-сообщение. Чак по привычке вывел его на большую голограмму. По центру изображаемой комнаты стояло на коленях два фурри волка, его отец и мать, окружённые полуфурри белками.

— Не придёшь в лесополосу под Хилсаммер стрит, 49 до полуночи, они разделят судьбу убиенных тобой наших братьев. Можете хоть всем кланом на обмен явиться, иначе заложники умрут. Часики тикают, пёс! — вещала белка в маске на внезапно оборвавшейся записи.

Слов больше не было. Дыхание замерло. В сознании Чака буравила одна только мысль:

“Как же так, ведь всех волков эвакуировал клан?”

Он попытался позвонить на коммуникатор, с которого пришло сообщение, но номер уже не существовал.

Чак корил себя за то, что поверил волкам на слово, что не позвонил родителям, когда это было ещё возможно. Сейчас, конечно же, их коммуникаторы были не доступны.