– Бушь хорошо себя вести, – через некоторое время невыносимой тряски – я каждую секунду боялась откусить себе кончик языка, поэтому сидела, не разжимая челюстей, заговорил страж глухим невнятным голосом, – обласкаешь менят как положено, так уж и быть, награжу: еда будет всегда горячая, хлеб почти свежай, даже винцо принесу.

И улыбка такая предвкушающая на рябой харе с многодневной неопрятной щетиной. А уж щерба промеж передних зубов так и вовсе ужасала.

По подолу платья шла незамысловатая окантовка, вот именно туда Гарра и подшила тонкое шило, женщина настояла на своём решении, хоть Красий и был против. Бывшая телохранительница словно знала, что такое неказистое на вид "оружие", может мне понадобиться, и даже если меня облапают в поисках инородных вещей, то заначку не найдут, уж больно хитро бабка вшила шило, явно разумела в таких вещах поболе моего.

В ответ он не услышал ни слова: я лишь хмуро зыркнула на мерзкого типа из-под насупленных бровей.

– Ну, пару-то дней, иногда больше, эдакие красавицы, как ты, держаться, опосля и они ломаются, готовые на всё ради куска чёрствого хлеба и кружки вонючей водицы. Так что можешь помалкивать, коли нравится, – хмыкнул он и тоже смолк, так и не найдя во мне благодарного собеседника.

В темницу ехали долго: она оказалась… естественно, в нижней части города, на стыке первой и второй его половин. В глубине кварталов. Но всё же отстоящее на пару километров к северу. Дорога, а точнее колея, стала совсем ухабистой, вцепившись в твёрдую, никогда не крашенную, скамью, прижалась к спинке и даже дышала через раз, боясь, что голова моя не выдержит и оторвётся раньше, чем меня доставят до местной тюрьмы.

Серое здание, в каких-то странных потёках без покатой крыши, показалось за очередным поворотом – любопытство победило осторожность, и я таки выглянула в бойницу. Строение представляло из себя просто прямоугольный кусок, собранных воедино камней. Периметр огорожен высоким таким же каменным забором. У ворот два охранника-привратника. От этого места веяло тоской и безысходностью. Меня замутило. Вот уж не думала, что испытаю в своей жизни нечто подобное!

Нас пропустили мгновенно, и кибитка споро промчалась к зданию местной темницы, где меня уже ждали какие-то мужики, они действительно, не торопясь, проверили мой наряд на наличие каких-либо предметов.

– Если тронешь грудь, – прорычала я, глядя в глаза мелкому с крысиной мордой стражнику, – пеняй на себя, оторву всё, что можно оторвать, а ещё лучше скальпелем отрежу… – и сказала так, что парень икнул и проверку закончил быстрее, чем, по всей видимости, планировал.

– Ведите её в досудебную! – пискляво прикрикнул, отскочивший от меня охранник. – Там уж с тобой разберутся – мигом собьют спесь, угрожать страже более не посмеешь. Ишь, чего удумала! – хорохорился он, стоя от меня в нескольких метрах, за спинами тех самых, привезших меня сюда, мордоворотов. – Каким-то склипелем меня резать собралась?!

Он ещё что-то верещал, но я уже не слушала, поскольку из даже на вид тяжеленных дверей вышло двое в тусклой форме и без шапок, лица серые и глаза пустые. Точно зомби.

– Руки давай, – приказал один из них, я послушно протянула ему свои кисти, и мужчина мигом защёлкнул на них тяжёлые металлические скобы. Аналог наших наручников, только сделанные коряво. Мои руки в них смотрелись несуразно. А ещё эти кандалы совсем не держались на тонких кистях…

– Упс, – оскалилась я, когда железки с громким грохотом рухнули оземь.

Стражники смотрели на всё это выпученными глазами, некоторые даже макушки чесали, недоумевая, что же делать.

– Верёвками свяжите! – прорычал тот самый, обещавший вкусную еду в обмен на неземные ласки с моей стороны.

Верёвки принесли минут через пять. Всё это время я стояла, окружённая тихо переговаривающимися стражами, под порывами злого, колючего ледяного ветра. Никто из них так ко мне и не подошёл, чтобы поднять казённые оковы.

Верёвка была тонкой и на вид крепкой. Вот ею и перевязали мои кисти, нисколько не жалея нежную кожу.

И только потом повели в здание. Какие-то странные у них тут порядки. А, может, просто издевались, заставив стоять на промозглом ветру?

Внутри строения было мрачно. Стены и потолок чёрные от копоти: тут и там висели чадящие факелы, их света вполне хватало, чтобы не удариться обо что-то, но вот недостаточно для детального изучения окружающей обстановки. Вытяжки в виде узких бойниц были сделаны под потолком, поэтому боязни отравиться или задохнуться, от царящих тут не самых приятных запахов, не было. И холод. Он буквально пропитался в камень, из которого это место было сложено.

– Пойдём, – меня грубо подхватили с двух сторон под руки и чуть ли не волоком потащили куда-то вглубь, в тёмный, узкий коридор, я словно в кишке оказалась: стены давили, пахло сыростью и какой-то гнилью.

Боже, в какое место меня занесло?

– Куда её? – мы наконец выбрались из хода и вышли в небольшое помещение. На неказистом столе красовалась крупная масляная лампа. Охранник, сидевший на стуле, кинул в нас ленивый взгляд и отвернулся было, как взор его блёклых, как у рыбы, глаз резко метнулся к моему лицу.

– Свеженькая, да какая хорошенькая! – воскликнул он и даже встал с места, чтобы подойти и рассмотреть меня поближе. От мужика воняло чесноком и луком, вперемешку с давно немытым телом.

– Вот, шарлатанку привели, без диплома взявшаяся лечить ребёнка. Говорят, деталей не ведаю, что отрезала мальцу что-то важное и тот уже при смерти, – поделился информацией один из конвоиров.

– Охо-хо! – притворно ужаснулся вонючка. – Её в дальнюю камеру, намедни Гадалка померла, место теперь там свободно. Тебе у нас понравится, малышка, даже не сомневайся, – мужик растянул дурнопахнущий рот, чёрные гнилые зубы.

И меня потащили дальше, не выдержав подобного издевательства, приподняла ноги на пол и, считай, полетела. Стражниками тут же стало не до веселья, они притормозили и сбросили меня вниз. Я ловко выпрямилась и гордо вскинула голову.

– Сама иди, ишь, мы тебе не носильщики! – прокомментировал рябой и пристроился сзади, второй, пошёл впереди.

Я шла и с ужасом смотрела по сторонам: по правой стороне оказалась сплошная стена с редкими, едва горящими, факелами, слева камеры. Одна, вторая, третья… Я насчитала десять. Еле заметное шевеление в них, подсказывало, что все они заняты. Меня впихнули в одиннадцатую. Дверь в неё была широко распахнута.

– Устраивайся, до суда тебе предстоит жить здесь. И после тоже.

– Вы так уверены, что меня посадят? – вот не хотела я с ними разговаривать, но тут сдержаться не смогла. – А когда, собственно будет суд, справедливый и беспристрастный? – ехидство густым ядом сочилось в каждом моём слове.

– Через несколько дней, всегда по-разному, – вместо конвоиров ответил женский голос, – тебе, девушка, остаётся просто дождаться этого светлого момента.

– А ну, цыц! – тюремщик достал увесистую палку, висевшую у него на поясе и со всей силы шарахнул ею по железным, покрытым ржавой коростой и плесенью толстым прутьям. – Тебя никто не спрашивал. А ты не медли, заходи внутрь, давай, живо!

И я шагнула в одиннадцатую. Замерла на пороге испуганным зайцем.

В свалявшейся соломе кто-то шуршал. Подозреваю, крысы.

Тут меня резко и с силой толкнули в спину, и я с тихим вскриком полетела вперёд, рухнув на колени, на грязный пол.

– Чего замерла у входа? – издевательский смех рябого, эхом прокатился по помещению, а следом с громким металлическим лязгом за моей спиной захлопнулась тяжёлая дверь. Щелчок запираемого замка и гулкие шаги по коридору в сторону выхода.

– Не волнуйся, девонька, – на меня через общие прутья, соединявшие две камеры, смотрела незнакомка. Взгляд её голубых глаз был чист и ясен. – Ты, главное, держись, а на суде всё и разрешится. Если ты не мошенница, то эликсир правды это подтвердит. И тебя отпустят. Меня Рада зовут, – представилась она. – Меня как и тебя заточили сюда недавно. Я мужа своего… – она замялась, – убила, – с трудом договорила она. Было видно, что ей хотелось хоть с кем-то поделиться своей болью. Взгляд её красивых больших глаз устремился в каменную стену напротив, в узкую бойницу, туда, где виднелась серая плотная хмарь, закрывшая синее небо и ласковое солнце.