Эти цифры можно оспорить в большую или меньшую сторону, но сущность от этого не менялась – перед нами по-прежнему предстает, подчеркнем это еще раз, обычное азиатское, кочевническое войско, в котором преобладала вполне традиционная иррегулярная (выделено нами. – П.В.) легкая конница с не менее традиционным набором оборонительного и наступательного холодного и метательного оружия и соответствующей тактикой⁵³⁹. Пока не были разработаны колесцовый и батарейный кремневый замки, достаточно надежные и эффективные, иррегулярная конница не могла использовать огнестрельное оружие. Сидя в седле, тем более турецком, с фитильной аркебузой обращаться весьма и весьма затруднительно. Потому сипахи и акынджи предпочитали надежный, испытанный дедовский набор оборонительного и наступательного вооружения, и прежде всего лук, дротики и саблю, огнестрельному оружию. К. Збаражский в своем отчете писал о вооружении тимариотской милиции, что у нее «…виды оружия – почти все [те, что] применялись при Османе: джида – род копья с древком из индийского тростника, бывают и из легкой по своей природе древесины, очень гибкие, легкие в полете. Чтобы их упрочить, железный наконечник закаливают. Копий очень мало, и пользуются ими очень неумело, их применяют лишь албанцы и другие жители окраин государства. Могу определенно утверждать, что с Османом было не более 5 тыс. копьеносцев. Лук также применяют редко и плохо им владеют. Ружья имеются едва у одного из тысячи, обычно у наших ренегатов. Копья не годятся для атаки, разве только для схваток перед боем, когда приходится биться врассыпную и на легких (без панцирей) конях. [Тяжелое] оружие и панцири не используются…»⁵⁴⁰.

Между тем еще в древности были замечены преимущества, которые давала в сражении правильная организация и «регулярство» над пусть и численно превосходящими, храбрыми и умелыми, но неорганизованными отрядами воинов. Так, Страбон в своей «Географии» отмечал, что «…любая варварская народность и толпа легковооруженных людей бессильны перед правильно построенной и хорошо вооруженной фалангой» (Strabo. VII. III. 17). И снова, как это было в IV в. до н. э., иррегулярная кочевническая конница, столкнувшись с фалангой, только оснащенной огнестрельным оружием и действовавшей в тесном взаимодействии с кавалерией, спасовала. Искусный воин-индивидуалист, «ремесленник» от войны, не смог противостоять армии-машине, армии-мануфактуре.

Таким образом, вступив в единоборство с империей Габсбургов и столкнувшись с быстро совершенствовавшейся военной теорией и практикой европейцев, османы должны были, как испанцы в Нидерландах примерно в это же время, найти эффективное противоядие. Секрет побед оттоманских ратей над их многочисленными противниками крылся прежде всего, как уже было отмечено выше, с одной стороны, в тесном взаимодействии пехоты, конницы и артиллерии, с другой – в маневренности и высокой подвижности и с третьей – в высокой выучке и моральном духе войск. Однако в новых условиях, когда основной упор делался на ведение крепостной войны, когда быстро росло значение вооруженной огнестрельным оружием пехоты и артиллерии, в особенности тяжелой осадной, этого оказалось уже недостаточно. Мотивация османских воинов снизилась, равно как и уровень их подготовки. Прежнее техническое превосходство также сошло практически на нет, равно как и значение прежней иррегулярной конницы начало быстро падать. Что толку в быстроте и маневренности тех же акынджи и тимариотской милиции, если они с их средневековым набором оборонительного и наступательного вооружения не могли на равных сражаться с неприятельской пехотой, занявшей оборонительные позиции и готовой встретить лихие атаки османских наездников огнем в упор из мушкетов и картечью? Наращивание же огневой мощи неизбежно должно было привести к дальнейшему падению значения конницы и реструктуризации османского войска, его сближения с европейскими армиями.

Таким образом, кризис классической османской военной машины был неизбежен, и эта неизбежность была обусловлена прежде всего тем, что, как и в случае с ренессансной военной системой, достоинства османской военной машины были обратной стороной ее недостатков. Причины кризиса лежали в компромиссной природе турецкой военной системы. Но, как и всякий компромисс, османская военная система представляла собой лишь попытку усовершенствования старого, временно снимая остроту кризиса, но не устраняя его основных причин. До поры до времени, до тех пор пока османы имели дело с европейскими армиями, действовавшими в рамках еще не достигшей максимального совершенства ренессансной системы, характерные недостатки турецкой военной машины, к которым прежде всего можно и нужно отнести недостаток «регулярства», были не слишком заметны. Однако рано или поздно по мере сближения уровней развития военного дела в Европе и у османов нехватка «регулярства» должна была дать о себе знать. Взяв курс на перенимание технических и тактических новшеств у соседей, и прежде всего у европейцев, османы не могли, не должны были останавливаться – сказав «А», нужно было говорить и «Б». Ведь рост технической оснащенности и усложнение структуры османской армии имел и обратную сторону. В частности, это касалось «утяжеления» турецкого войска, обрастания его все увеличивающимся в размерах обозом, который был необходим хотя бы для обеспечения нужд растущей артиллерии и корпуса капыкулу. В результате османское войско становилось все более и более ориентированным на ведение «правильной» войны, а здесь европейцы заранее имели над ними преимущество.

Одним словом, на рубеже XVI–XVII вв., и итоги войны 1593–1606 гг. наглядно это подтвердили, стало вполне очевидным, что структура, организация, тактика и стратегия османского войска перестали в полной мере (выделено нами. – П.В.) отвечать требованиям времени. Возникла настоятельная необходимость в переходе на более высокую ступень его развития, от «природы» к «искусству», от иррегулярной, конной в своей основе армии к постоянной, регулярной, в которой преобладала бы пехота, вооруженная огнестрельным оружием. И нельзя сказать, что эта необходимость не была осознана турками пусть даже на интуитивном уровне. Более того, серия тяжелых неудач потребовала переосмысления накопленного опыта, и в итоге уже упоминавшийся выше Ибрагим Мутефферика писал, что «…неоспоримым фактом, не требующим объяснения и пояснения, является то, что отсутствие хорошего устройства и нужной организации в армиях правителей и султанов приводит к большому напряжению и многочисленным расходам казны, и закономерным следствием [этого] является опустошение страны. Итак, из всего этого ясно и очевидно, что старая организация и устройство войска древних приводили к бесконечным изъянам, тяжелому положению, большим опасностям, огромному риску и неисчислимым трудностям»⁵⁴¹.

Анализируя особенности развития османского военного дела в это время, можно с уверенностью сказать, что признаки начала перехода ко второму этапу военной революции уже начали проявляться. Пожалуй, самым главным из них было отмеченное выше возрастание роли отрядов наемной пехоты, оснащенной огнестрельным оружием, в том числе и ездящей – своего рода турецких драгун. Набиравшиеся преимущественно из безземельных крестьян Анатолии, Боснии и Албании, руководимые опытными капитанами-булюк баши, секбаны и сарыджа быстро выдвигаются на первые роли в османском войске, существенно потеснив не только азапов, яя и мюселлемов, но даже тимариотскую милицию⁵⁴². К этому же времени османы накопили и определенный опыт массированного применения вооруженной огнестрельным оружием пехоты на поле боя – достаточно еще раз упомянуть битву при Мохаче, когда янычары непрерывной пальбой расстроили ряды атакующей венгерской конницы и облегчили тем самым ее разгром сипахами. Казалось, туркам осталось сделать последний шаг – придать отрядам секбанов регулярный характер, дополнив ими корпус янычар, окончательно закрепить за пехотой статус «царицы полей», реорганизовать «правильным» образом тимариотскую милицию и, самое главное, создать, хотя бы в прообразе, некое подобие линейной тактики. Естественно, что все эти преобразования в военной сфере неизбежно должны были повлечь за собой существенные перемены и в остальных сферах жизни османского общества. Трудно не согласиться с мнением К. Карпата, который отмечал, что принятие на вооружение огнестрельного оружия, и в особенности ручного, создание постоянного корпуса пехоты, вооруженной ручным огнестрельным оружием, имело для Османской империи далеко идущие последствия, и не только технологические и военные, но политические и социальные. Рост численности янычарского корпуса способствовал усилению султанской власти, а необходимость удовлетворения постоянно растущих расходов на его содержание обусловила необходимость реорганизации государственного аппарата⁵⁴³. Налицо были тенденции, характерные для второго этапа военной революции. Однако турки, самой жизнью подведенные к той грани, за которой начинался переход к ее решающей стадии, не нашли в себе сил перешагнуть рубеж, отделяющий Средневековье от Нового времени.