Воины капыкулу с самого начала полностью находились на содержании султанской казны. Первоначально каждый янычар получал ежедневно 2 акче, затем плата была увеличена до 3–8 акче. Кроме этой платы-улюфе, которую янычары получали обычно раз в 3 месяца вместе с премиальными за отличную службу, храбрость и пр., они получали от султанской казны одежду и деньги «на лук» и «на колчан»⁴²⁸. При этом они долгое время вели образ жизни, схожий с монашеским. Главная цель жизни воина капыкулу – война против неверных, а основное занятие (на первых порах) – военные упражнения⁴²⁹. Примечательно, что с самого начала янычары отдавали предпочтение луку и затем арбалету перед древковым холодным оружием⁴³⁰. Вышколенные бойцы-профессионалы, отличавшиеся отменной дисциплиной, преданностью султану и религиозным фанатизмом, воины корпуса капыкулу быстро превратились в главную ударную силу османского войска и верную опору султана. Как отмечали авторы коллективного труда «Османская империя и страны Центральной, Восточной и Юго-Восточной Европы в XV–XVI вв.», «…созданием янычарского корпуса, сыгравшего значительную роль в будущих завоевательных войнах и вообще в судьбах Османского государства, турецкие правители обеспечивали себя надежным и хорошо обученным войском, не имевшим родственных отношений с османским обществом, не связанных с землей, зависящих исключительно от султана (выделено мною. – П.В.), его финансовых возможностей и функционирования бюрократического аппарата в его правление…»⁴³¹.

В силу своего профессионализма и преданности султану янычары представляли весьма серьезную силу, тем более что в последующем они не долго оставались в одиночестве, так как корпус капыкулу стал включать в себя и другие рода войск. Султан Мурад II (1421–1451 гг.), фактически восстановивший исчезнувших было после ангорской катастрофы янычар, дополнил их орты подразделениями конницы (алты бёлюк халкы, улюфели сипахлар, капыкулу сюварилери) и артиллерии (топчу оджагы). Во 2-й половине XV в. к ним добавились подразделения топ арабаджи, обслуживавших артиллерийский обоз, джебеджи – оружейников и сака – водоносов. Таким образом, корпус капыкулу стал вполне самодостаточной, полноценной армией, включавшей в себя все рода войск и обслуживавших их подразделений. Не менее важным представляются и следующие обстоятельства. Во-первых, султаны обзавелись постоянной армией с очевидными признаками регулярности, а именно таковыми и были воины капыкулу, на столетия раньше, чем это было сделано в Европе⁴³². Во-вторых, длительное время османы уделяли главное внимание качеству капыкулу, а не его количеству⁴³³. Отнюдь не случайно Лютфи-паша, великий везир Сулеймана I Кануни, в своем трактате об искусстве управления писал: «Занимающему пост великого везира следует прежде всего добиваться превышения дохода над расходом, а также воздерживаться от увеличения численности янычарского войска. Войско должно быть немногочисленным, но отборным (выделено нами. – П.В.)…»⁴³⁴. Точка зрения Лютфи-паши интересна прежде всего тем, что она отражает двойственный характер корпуса янычар. С одной стороны, янычары – постоянное войско. И хотя в этом отношении они продолжают средневековые исламские традиции, тем не менее, подчеркнем это еще раз, в Европе в то время не знали столь многочисленных постоянных воинских формирований. С другой стороны, если сравнить янычар с теми же швейцарцами или ландскнехтами, то нетрудно заметить, что последние делали ставку в большей степени на массовость, на количество, а не на качество подготовки отдельного бойца. Напротив, османы на первых порах полагали главную ценность янычар именно в высоком уровне их подготовки, выучки. Налицо явно средневековый подход к подготовке высококлассного воина-одиночки. Ранние янычары, если так можно выразиться, – это штучный товар, а не «пушечное мясо».

Таким образом, в эпоху своего расцвета (2-я половина XV – 1-я половина XVI вв.) классическое османское войско (сейифийе) включало в себя три основных компонента (не считая флота): милиционные провинциальные войска (эялет аскерлери); постоянное султанское войско (капыкулу аскерлери), а также вспомогательные и обслуживающие части⁴³⁵. Первые включали в себя прежде всего конные отряды тимариотов, а также ерлыкулу пиядеси – пехоту из числа азапов и яя ве мюселлем. О составе корпуса капыкулу было сказано выше. К вспомогательным же войскам к этому времени относились акынджи, юрюки, а также отряды, выставляемые христианскими вассалами султана (войнуки, мартолозы и пр.). Такая армия в целом соответствовала потребностям и возможностям развивающегося многоукладного Османского государства и общества, где крепнувшая центральная власть, приобретавшая все более и более деспотический характер, сосуществовала с элементами местного самоуправления⁴³⁶.

Итак, как было показано выше, основу классической османской военной машины и ее главную ударную силу составляли тимариотская милиция и ее противовес – капыкулу. Численность первой и ее боеспособность прямо зависели от количества тимаров и их доходности. Чем больше тимаров, тем больше сипахи, джебелю и гулямов вставали под знамена санджакбеев, и чем успешнее поход, чем больше добыча, тем лучше будет оснащен каждый тимариот и его свита – в отличие от гази, военная добыча для тимариота была одной из важнейших составляющих его дохода. Особенно важным это стало во 2-й половине XVI в., когда в результате начавшейся революции цен доходность тимаров стала резко снижаться, а вместе с нею – и боеспособность тимариотов⁴³⁷. Тимариоты и джебелю, рассчитывавшие получить тимар и подняться по социальной лестнице на ступень выше, были, по словам С.Ф. Орешковой, «…той силой, которая постоянно подталкивала Османскую империю к продолжению завоевательной политики, так как только она давала возможность для этих воинов как-то отличиться на поле брани, а также формировала земельные резервы для новых тимарных раздач…»⁴³⁸. Увеличение численности капыкулу как противовеса эялет аскерлери также требовало дополнительных расходов на его содержание. Все это с неизбежностью стимулировало все новые и новые завоевательные походы – война, и война победная, успешная, была необходимым условием дальнейшего безмятежного существования Османского государства. Именно поэтому турки не могли не обращать самого серьезнейшего внимания на развитие военного дела, тем более что по соседству, в Европе, как раз именно в это время началась военная революция.

Османы не могли пройти мимо тех перемен, которые наметились в военном деле Европы, ибо от успешного ответа с их стороны на последние новинки военной технологии и тактики зависел успех дальнейшей турецкой экспансии как в Европе, так и в Азии и Северной Африке. В особенности это касалось Центральной, Юго-Восточной и Восточной Европы. Как отмечали авторы коллективной монографии «Османская империя и страны Центральной, Восточной и Юго-Восточной Европы в XV–XVI вв.», этот регион являлся в это время ареной быстрого развития сразу нескольких крупных государств – Священной Римской империи, Венгрии, Польско-литовского государства и Московского государства. И хотя они находились в сложных отношениях и постоянно вступали в конфликты друг с другом, тем не менее вероятность формирования сильной антиосманской коалиции была велика, равно как и двусторонних союзов с той же направленностью. В Стамбуле, неплохо осведомленном о положении дел при европейских дворах, не могли не учитывать этого обстоятельства, и потому османы не имели возможности замыкаться в «башне из слоновой кости», перейти от политики экспансии к политике «splendid isolation» («блестящей изоляции»). Отказ от активной внешней политики и войны как одной из ее форм означал утрату контроля за развитием событий и, как следствие, ослабление позиций в этом стратегически важном экономически и политически регионе⁴³⁹. Допустить этого султаны не могли. Поэтому они вовсе не собирались останавливаться на достигнутом и рассчитывали продолжить дальнейшее совершенствование своей военной машины. Таким образом, втягивание османов в круговорот военной революции становилось неизбежным, и потому, по нашему мнению, не прав был Н. Дэвис, который писал, что «…революция в военном деле стала еще одной областью, где не в меру самонадеянные историки смело распространяют на весь континент результаты своих локальных, имеющих значение лишь для отдельных частей Западной Европы, исследований»⁴⁴⁰.