Долго, бесконечно долго, по крайней мере так мне казалось, стояли мы, надеясь услышать какой-нибудь, хоть самый слабый звук из дома, свидетельствующий о том, что разбойник готовится в дорогу. Было тихо; лес вокруг безмолвствовал. Ни один лист, ни одна ветка не шелохнулись, и было похоже, что деревья берут с нас пример — тоже дышать боятся. Мне это не нравилось. Пускай бы лучше они качались, шумели, шелестели листвой, тогда бы мы чувствовали себя в большей безопасности. Не обещал ли он матери, что не уйдет от нее? А может быть, его уже нет здесь? Не затем ли отослала старуха Барчу из дома, чтобы ее сыну было удобнее выйти со своей шкатулкой?

Так же думала и хозяйка.

— В каморке, верно, старуха, — шепнула она. — Смотрит, что сын ей оставил, а его самого уже и след простыл.

Вместо ответа я показал на дерево, она кивнула, выражая согласие, и, не говоря больше ни слова, я взобрался на него с проворством белки, охватил внизу одной рукой ствол и мигом очутился на самой макушке. Качнул ее в сторону, пригнул к крыше, схватился за желоб и заглянул в окно.

Одного взгляда хватило, чтобы убедиться, что разбойник все еще дома; можно бы уже спускаться вниз, только мне не хотелось — трудно было от такого зрелища оторваться. Я сказал себе: «То, что ты здесь видишь, никогда больше не увидишь, сколько бы ни жил на свете; поэтому смотри и запоминай, будешь людям рассказывать, какой имеет вид разбойничье логово». И я остался висеть между небом и землей, крепко держась за желоб.

Внимательно оглядел каморку: она была чистенькой, каждая вещь на своем месте — и не подумаешь, что здесь живет человек необузданных страстей. Посредине стол, на нем две большие шкатулки из темного дерева; за столом, закрыв лицо руками, сидит разбойник. Можно было подумать, он спит или думу какую думает, а вернее всего, погружен в мечты о той, которую так сильно любит и с нетерпением ждет, когда она его женой станет. Ведь из-за ее приятной улыбки и ласковых слов он отрекался от власти почти королевской! А может быть, недоброе предчувствие его томило, может, понимал, что расплата неизбежна и теперь об этом сокрушался?

Долго глядел я на него, надеясь, что он отнимет руки от лица и я его сразу узнаю; но он даже не шелохнулся. Да мне и не удалось бы увидеть его лица, если бы он даже голову поднял — и теперь, ночью, находясь в глубине леса, он все-таки завязал лицо белым платком. Да уж, в осторожности ему нельзя было отказать! И если он всегда и неизменно так поступал, то не приходилось удивляться, что сами разбойники не знали его в лицо, думая, не призрак ли это. Сложения он был крепкого, красивого, совсем еще молодой человек. Я хотел уже выпустить желоб из рук и в последний раз окинул взглядом стол, на котором, кроме шкатулок, было много различных предметов, и вдруг увидел такое, что чуть с дерева не свалился.

Рядом с оружием, с целой грудой ключей, наверняка поддельных, на столе лежала одежда, — может быть, разбойник что-то хотел себе на дорогу выбрать, а может быть, уже выбрал, — и, боже ты мой, что я тут увидел! И сейчас еще не могу понять, как я не выпустил из рук ствол, не сорвался с желоба и не полетел вниз! Не помню, как очутился на земле… Ведь на столе я увидел шляпу пана Аполина! Да, я не ошибался! Среди украшавших ее перьев виднелся тот самый букетик базилика, который хозяйка на моих глазах вчера ему за золотой галун засунула… Боже ты мой! Так, значит, не зря боялась она отпускать его, не напрасно с ума сходила! Точно предчувствовала, что разбойники все же нападут на него, как только он выйдет от нас… Они раздели его… А может быть, и что худшее с ним сделали… Хорошо еще, если он добровольно отдал им все, что у него с собой было, а что, если не отдал?..

Хозяйка, изо всех сил тормошила меня, требуя, чтобы я опомнился и сказал ей, что́ наверху такое страшное видел, — ведь я слова промолвить был не в состоянии. Но, видя, что от меня ничего не добьешься, она перестала задавать вопросы, которые в сердцах мне на ухо шептала, и быстро влезла на дерево, надеясь собственными глазами увидеть, что там такое — не убивает ли уж разбойник кого-нибудь? Как ветерок, прошелестела она в ветвях и, прежде чем я спохватился остановить ее, повисла над палисадником, держась за желоб.

Я даже глаза зажмурил: вот-вот она мне на голову свалится. Я просто и не представлял себе, что будет с ней, когда она увидит шляпу милого в разбойничьем жилище. Мысленно я уже видел, как она разбилась насмерть, слышал ее предсмертный стон и вместе с тем тяжелые и шаги приближавшегося к нам разбойника… Но тут кто-то невидимый схватил меня за руку ледяной рукой, которая вместе с тем жгла, как раскаленное железо; руку мою изо всех сил, словно клещами, сжимали, а меня самою все дальше и дальше с большой силой от живой изгороди оттаскивали — хочешь не хочешь, я должен был подчиниться, и не только идти, но бежать, бежать быстро. Святый боже, что же это такое? Значит, правда все то, над чем отец мой смеялся и считал пустыми баснями? Не водится ли между небом и землей таинственная невидимая нечисть — души умерших, духи гор, рек и деревьев, приобретающие ночью власть над людьми?

Вскоре я уже не бежал, а летел, уносимый той же неведомой мне силой, летел как безумный. И впрямь, какой-то дух овладел мною и надумал зло причинить; от страха мне стало казаться, что я и сам в духа превратился: как бы иначе без всякой передышки, без малейшей задержки пронесся я над множеством скользких корней, поваленных деревьев? И как это сумел я с легкостью из лесной чащи выбраться, преодолеть овраги, болота? Да не будь здесь нечистой силы, я бы уже сто раз имел случай остаться без глаз, поскользнуться, упасть, сломать себе ногу, разбить голову! Ни на миг не разжались ужасные клещи, сжимавшие мою руку; они жгли ее огнем и вместе с тем были как лед холодные. Я не делал попытки освободиться, да мне бы это и не удалось. Даже в голову не приходило вступать в единоборство с духом, который тащил меня через весь лес. Неожиданное приключение настолько ошарашило меня, что я начисто позабыл все заклинания, все до одной молитвы; где там было думать о каком-нибудь сопротивлении и борьбе?..

Наконец клещи разжались, отпустили мою руку; теперь я мог остановиться и дух перевести. Силы были на исходе; каждая жилка дрожала, готовая лопнуть; казалось, еще миг, и хлынет струей кровь, заливая мозг и сердце. Но только мне опять было суждено ужас пережить — все члены вмиг словно льдом сковало. Во мраке мертвенно-тихой ночи вдруг что-то сверкнуло передо мной, и сразу три блестящих предмета, острые как бритва, пронизывающие до мозга костей, грозящие смертью, нацелились мне прямо в грудь. Кружилась голова, но все-таки я заметил, что это нож и два глаза, такие же острые и опасные, как нож. Я вскрикнул, отшатнулся и отвернул лицо, лишь бы не видеть их сверкания, но куда бы ни взглянул, они уже были там, и все начиналось сначала. Но все-таки разум взял верх — я выпрямился во весь рост и бросился навстречу сверкавшим предметам, желая наконец узнать, кто мне угрожает, кто меня так безжалостно преследует? Раз уж мне все равно суждено этой ночью погибнуть, то по крайней мере я не позволю нечистой силе даром убить себя и уж во всяком случае дорого свою жизнь продам.

Я схватился за нож и за руку, которая его держала, не отпускаю ее, не даю ей вырваться… Но тут я вроде узнал, где нахожусь и кто рядом со мной… И что же? При свете звезд, таком тусклом из-за деревьев, я увидел, что стою на том самом месте, где мы с хозяйкой нынче днем отдыхали и о высоких предметах беседу вели, я держу ее за правую руку, в которой сверкает один из грозивших мне клинков, а два другие клинка — это ее глаза, они тоже грозят мне…

— Что с вами? — вскричал я, силясь отобрать у нее оружие. — Неужто от испуга у вас в голове помутилось и вы приняли меня за одного из тех, кто вашего жениха убил? Возьмите себя в руки, не поддавайтесь горю — ведь вы об его участи пока ничего точно не знаете. Зачем сразу думать, что он убит, если шляпу его у разбойника видели? Ведь не далее как вчера он говорил, с какой охотой отдает лесным людям все, что они только не потребуют, — для него это то же, что налог господам платить. Видать, он и теперь так поступил. Набросились они на него, все им отдал. И, верно, сейчас, когда вы задумали пролить кровь ни в чем не повинного человека, надеясь отомстить за гибель жениха, он уже в пути, спешит навстречу вам. Идемте лучше домой, бог с ним, с разбойником! Поздно, полночь уже на дворе. Ведь вы сговорились встретиться перед ранней обедней, так, значит, сейчас самое время воротиться домой, если не хотите, чтобы он зря волновался.