В тот момент, когда дверь за мной закрывается, выдыхаю и прислоняюсь к ней спиной. Я думала, будет легко притвориться безразличной, но у меня такое чувство, что даже один-единственный добрый поступок с моей стороны приведет к тому, что он отдалится еще больше. Я не могу так рисковать. Ещё нет.

Быть так близко к Луке после всех этих лет и знать, что он не хочет иметь со мной ничего общего… больно. В каком-то смысле мне было легче, когда знала, что у меня нет ни единого шанса. Я никогда ничего не ждала. И теперь, когда он, наконец-то, так близко ко мне, мне кажется, что он даже дальше, чем был раньше.

Я закрываю глаза и вспоминаю день моего восемнадцатилетия, когда он назвал меня tesoro. Очевидно, это слово на самом деле не несло в себе той симпатии, которую я себе представляла. Это просто слово, сказанное вскользь. Тем не менее я еще несколько дней вспоминала об этом моменте и легком прикосновении Луки к моим волосам.

Что ж, я не сдаюсь. Ему лучше готовиться к войне, потому что именно это я собираюсь ему устроить. Я буду бороться с ним и его безразличием на каждом этапе этого пути.

— Тебе лучше быть готовым, Лука Росси, — шепчу я пустой комнате, — потому что в любви и на войне все средства хороши.

Глава 5

Я бросаю пиджак на кресло в своей комнате и сажусь на край кровати, слушая бубнёж Донато, доносящийся из телефона. Возникли кое-какие проблемы с одним из объектов недвижимости, которые мы купили, и я провел прошлую ночь и весь сегодняшний день в своем офисе, пытаясь разобраться с этой херней. Еще один провал сегодня мне совсем не нужен.

— О, ради всего святого, Донато. Неужели ты не можешь разобраться хотя бы с частью этого дерьма самостоятельно? — говорю я в трубку, сжимая переносицу. — Сколько ящиков?

— Грузовик только что подъехал. Мы вскрыли несколько ящиков, но, вероятно, в остальных то же самое, Лука.

— Черт. — Я в раздражении закрываю глаза. — Что, черт возьми, я должен делать с целой партией стволов не того калибра?

Низкий стон доносится до меня со стороны комнаты Изабеллы, и я поднимаю голову, уставившись на дверь, соединяющую наши комнаты. Я не видел ее со вчерашнего вечера, когда обнаружил в комнате Розы. Она принесла моей дочери ужин. Не знаю, что и думать по этому поводу. Или по поводу того, что я возвращался мыслями к ней весь день. Дерьмо. Нужно сказать Виоле, чтобы она перенесла свои вещи обратно в комнату напротив Розы.

— Что мне сказать румынам? — спрашивает Донато, отвлекая меня от мыслей о моей молодой жене.

— Позвони Богдану. Скажи ему, что я жду его на складе завтра в восемь утра.

— А что, если он ответит, что не может прийти?

— Тогда я приду сам и лично всажу каждую гребаную пулю ему в задницу. Передай ему это. — И бросаю телефон на кровать. Проклятые румыны.

Я отправляюсь в ванную, но останавливаюсь перед дверью, ведущей в комнату, где спит Изабелла. Вот опять, еще один тихий стон, похожий на тот, который, как мне показалось, слышал несколько мгновений назад. Я на дюйм приближаюсь к двери, гадая, не случилось ли чего, но с другой стороны только тишина. Дверная ручка холодит кожу, когда хватаюсь за нее и открываю дверь как можно тише, заглядывая внутрь.

Сначала мне кажется, что Изабелле, должно быть, нездоровится, потому что единственное, что могу разглядеть в темноте, — это ее тело на кровати, слегка повернутое набок. Я приоткрываю дверь еще немного, и часть света из моей комнаты проникает внутрь, позволяя мне разглядеть ее более отчетливо. И в этот момент моя рука крепче сжимает ручку.

Изабелла поднимает голову с подушки и смотрит прямо на меня, в то время как ее рука продолжает двигаться внутри шелковых пижамных штанов, прямо между ног. Я точно под гипнозом наблюдаю, как она приподнимает попку, и с ее губ срывается стон. Мое дыхание учащается, и чувствую, что становлюсь твердым, когда она шире раздвигает ноги и просовывает другую руку под пояс. Мне следовало бы развернуться и закрыть за собой дверь, но не могу заставить себя уйти. Я прикован к зрелищу, где моя девятнадцатилетняя жена наслаждается собой, не сводя с меня глаз. Она снова приподнимает таз и тяжело дышит, ее губы приоткрыты. Я хватаюсь за дверной косяк другой рукой, когда она выгибается, запрокидывая голову, и дрожь сотрясает ее тело. Это длится несколько секунд, прежде чем она оседает на кровать. Изабелла медленно выдыхает, вынимает руки из штанов и еще раз бросает на меня взгляд, скользнув под одеяло.

Я некоторое время смотрю на нее, затем разворачиваюсь и с грохотом закрываю дверь.

— Доброе утро, — улыбаюсь я Розе и Дамиану, когда сажусь за обеденный стол, где уже подан кофе.

— Ты какая-то слишком довольная сегодня. Случилось что-то особенное? — спрашивает Дамиан и тянется за своим кофе.

Все верно, и на то есть весьма конкретная причина. Каждый раз, когда вспоминаю потрясенное выражение лица моего мужа, увидевшего, как я играю с собой, на моих губах расцветает улыбка. Да, он вернулся в свою комнату и захлопнул за собой дверь, но, судя по тому, как вцепился в дверной косяк, наблюдая за происходящим, начало у нас хорошее.

— Ничего такого. — И киваю в сторону пустого стула слева от меня. — Где Лука? — интересуюсь я.

— Да так, надо было порешать кое-что, поэтому он ушел пораньше. Правда он был в странном настроении, — говорит Дамиан, глядя на меня поверх края своей чашки.

— Да? В каком же?

— Он показался взбешенным, кидался на персонал. Вообще он редко так делает. Интересно, что могло его вывести.

— У него напряженная работа. — Я пожимаю плечами, изображая невинность.

— Да, должно быть, так, — небрежно говорит он с легкой улыбкой на губах.

— Мне нужен водитель, — заявляю я. — Мой дедушка неважно себя чувствует. Я хочу заскочить к нему, проведать.

— Конечно. Но нам придется подождать возвращения Луки, чтобы узнать, кого он назначит твоим охранником.

— Сегодня мне не понадобится телохранитель. Я поеду домой к дону и обратно, не планирую останавливаться где-либо еще или оставлять машину по пути.

— Луке не понравится, если ты покинешь территорию без него, Изабелла.

— Последнее слово всегда остается за папой, Иза, — смеясь, вставляет Роза.

Буду знать.

Горничная приносит огромную корзину со свежей выпечкой и ставит ее на середину стола. Роза вскакивает, хватая два круассана, но, прежде чем положить их себе на тарелку, бросает на меня косой взгляд.

— Что-то не так, Роза? — спрашиваю я и протягиваю руку, чтобы взять немного выпечки.

— Я правда проголодалась, — бормочет она.

— Тогда ешь быстрее, пока не остыли. — Я киваю на круассаны, которые она все еще держит в руках.

— И тот, и другой?

— Ты сказала, что проголодалась.

— Но я растолстею.

Я вскидываю голову.

— О, милая, ты не растолстеешь. Откуда у тебя такие мысли?

Роза наклоняет голову и пожимает плечами.

— Симона сказала, что мне нужно следить за тем, сколько я ем, из-за моего мета… хм, металлизма.

Господи Иисусе. С этой женщиной реально что-то не так.

Я кладу ладони на стол и наклоняюсь к Розе. Дамиан продолжает наблюдать за ситуацией, ничего не комментируя, как будто ждет моих дальнейших действий.

— Ты имеешь в виду метаболизм, дорогая. Ты ведь еще ребенок. А у детей молодой растущий организм, они должны хорошо питаться. — Я забираю круассаны у нее из рук и выкладываю их ей на тарелку.

— Тебе не нужно переживать о своем метаболизме, по крайней мере, еще лет десять. Договорились?

Легкая улыбка тронула губы Розы, и в следующую секунду она принялась за свой завтрак. Откинувшись на спинку стула, я замечаю, что брат Луки наблюдает за мной, и приподнимаю бровь. Дамиан ухмыляется и возвращается к своему кофе.

Я захожу на склад, где мои люди разгружают остальные ящики, доставленные прошлой ночью. Донато отстает на несколько шагов. Богдан и еще двое его парней стоят рядом с грузовиком и спорят.