— Как он? — Дамиан задыхается, когда мы добегаем до врача.

— Мистер Росси получил серьезную травму головы. Нам удалось уменьшить отек, но мы не узнаем, есть ли какие-либо серьезные повреждения, пока он не придет в сознание.

Я хватаю Дамиана за предплечье и спрашиваю доктора:

— Когда, по-вашему, он очнется?

· Трудно сказать, пока он не восстановится. Он может в конечном счете выздороветь полностью, но могут быть и серьезные долгосрочные последствия.

·

* * *

Дамиан сидит на стуле рядом со мной, разговаривая с кем-то по телефону, а я буравлю взглядом стену перед собой. Мы здесь уже двенадцать часов. Луку вывезли из операционной час назад, но он все еще находится в послеоперационной палате.

— Они закончили осмотр машины, — говорит Дамиан. — Она в хлам разбита, но есть некоторые свидетельства того, что царапины и вмятины на боку и сзади, возможно, появились до падения в овраг.

Я пристально смотрю на него. В предварительном отчете говорилось, что Лука потерял контроль над машиной и съехал с дороги в овраг, дважды перевернувшись. Это была чистая удача, что пожарная машина проезжала мимо и заметила пожар.

— Что это значит? — спрашиваю я.

— Это значит, что кто-то столкнул его с дороги. Судя по следам шин, вероятно, две машины. Похоже, одна врезалась в него сзади, а другая протаранила бок.

Мое сердце пропускает удар. Кто-то пытался убить моего мужа.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

«После»

Глава 12

«Сейчас»

Я медленно подхожу к больничной койке, на которой лежит мой муж, опутанный многочисленными проводами, подсоединенными к его телу и аппарату справа. Моя рука сжимает поручень кровати, потому что ноги предательски дрожат, и я почти падаю на ближайший стул. Большая часть его головы туго замотана бинтами, и, должно быть, ему сбрили волосы. Я с силой зажимаю рот рукой, чтобы сдержать рвущиеся изнутри рыдания.

Я не знаю, почему эта деталь так сильно поражает меня. Мне удавалось держать себя в руках, пока он был в операционной и в течение тех часов, которые провел в послеоперационной палате. Я надела маску стоика и притворилась, что не разваливаюсь на части, пока его жизнь висела на волоске. Каким-то образом мне удалось пройти через это, не проронив ни слезинки.

Я беру его за руку, переплетаю наши пальцы и, уткнувшись лбом в матрас, плачу. Проходят минуты. Может быть, часы, я не уверена. В моей голове проносятся разные сценарии, один хуже другого, и рыдания терзают меня, пока все тело не начинает трястись.

Я почти не замечаю этого — едва ощутимого подергивания его пальцев в моих собственных. Резко поднимаю голову и обнаруживаю, что два темно-карих глаза наблюдают за мной.

— О, Лука… — выдыхаю я, затем наклоняюсь над ним и оставляю легкий, быстрый поцелуй на его губах.

Он ничего не говорит, просто продолжает смотреть на меня. Когда наконец заговаривает, слова, слетающие с его губ, заставляют меня похолодеть.

— Кто ты такая?

Я пристально гляжу на него.

Лука склоняет голову набок, рассматривая меня напряженным, расчетливым взглядом.

— Я Изабелла, — шепчу я. — Твоя… жена.

Он моргает, затем отводит взгляд к окну на другой стороне комнаты и делает глубокий вдох.

— Итак, Изабелла, — говорит он и поворачивается ко мне. — Не хочешь рассказать мне, кто я такой?

Я делаю глубокий медленный вдох, пытаясь подавить панику, ураганом поднимающуюся с самого дна. Трудно сказать, как долго он пролежал без сознания в машине, к тому же потом перенес длительную операцию. Для него совершенно нормально быть слегка дезориентированным.

Я кладу руку поверх его, замечая, как дрожат мои пальцы.

— Я пойду поищу доктора. Он просил позвать его, как только ты проснешься. Хорошо?

Дождавшись его кивка, я иду к двери, изо всех сил стараясь казаться спокойной. На самом деле я едва сдерживаю желание пуститься на поиски доктора с дикими мольбами о том, чтобы он немедленно пришел. Как только нахожу доктора Джейкобса, он тут же бросается в палату Луки, прося меня остаться снаружи. Я сажусь в кресло и жду. Бесконечно жду. Я не могу сказать, как долго доктор находится в палате, когда появляется Дамиан и садится рядом.

Когда врач наконец выходит из палаты, мы оба вскакиваем со своих кресел, уставившись на него.

— Физическое состояние мистера Росси не вызывает опасений, — говорит доктор Джейкобс. — Принимая во внимание тяжесть его состояния при поступлении, я бы сказал, что у него просто исключительное здоровье. Я провел базовый осмотр, и все его двигательные функции в удовлетворительном состоянии. Конечно, мы проведем более тщательное обследование и еще одну компьютерную томографию, чтобы убедиться, что отек продолжает спадать, но, если не считать нескольких ссадин и ожогов, с ним все в порядке. За исключением амнезии.

Я застываю рядом с Дамианом.

— Это… навсегда?

— Сложно сказать. Он может проснуться завтра и стать самим собой. Или не завтра, а через шесть месяцев. Или его память вообще может вернуться частично.

— Он что-нибудь помнит? — спрашивает Дамиан.

— Он знает, где находится, знает, какой сейчас месяц и год. Он может перечислить основные города, решить математические задачи, а также умеет читать и писать. Когда я спросил его о достопримечательностях здесь, в Чикаго, или где-либо еще, он очень подробно описал, как до них добраться. Но он не помнит ничего личного. Он не знает своего имени и не помнит никого из членов семьи. Он не может назвать мне ни одного из друзей детства и не знает, где они живут и чем занимаются.

Боже милостивый.

— У нас здесь хорошие психологи, — продолжает доктор Джейкобс. — Как только мы переведем его из отделения интенсивной терапии, они смогут помочь ему справиться с этой проблемой, а также дать вам рекомендации о том, как поддержать его.

— Значит, это может помочь ему вспомнить? — спрашиваю я.

— Нет. Это поможет ему справиться с ситуацией. Только время покажет, вернутся ли к нему воспоминания.

— Ладно, — говорю я, поворачиваясь к Дамиану, и хватаю его за предплечье.

— Отведи доктора в сторону, — говорю я по-итальянски. — Объясни ему доходчиво, что ни при каких обстоятельствах он не должен делиться информацией об амнезии Луки с кем бы то ни было. Ему нужно исключить это из всех документов. Пригрози ему, если надо. Убедись, что он осознает последствия и если вдруг кому-то проболтается, то не проживет достаточно долго, чтобы пожалеть об этом.

— А если он откажется? — спрашивает Дамиан тоже по-итальянски.

— Если он откажется, с ним нужно будет разобраться немедленно.

Дамиан смотрит на меня так, словно видит впервые.

— Я никогда никого не убивал, Иза. Я занимаюсь бабками. Это Лука отвечает за… все остальное.

Я делаю шаг вперед и смотрю ему прямо в глаза.

— Ты хоть представляешь, что произойдет, если это всплывет наружу? Если кто-нибудь заподозрит, что Лука непригоден для своей… должности, он все равно что покойник. Никто, кроме нас с тобой, не должен знать.

Дамиан просто таращится на меня. Он очень хорошо знает, как обстоят дела в «Коза Ностре». Если дон не способен выполнять свой долг, он должен уйти в отставку. Если он этого не сделает, кто-нибудь убьет его в считанные дни.

— Мы должны рассказать Розе, — говорит он.

Я делаю глубокий вдох, ненавидя себя за это решение, затем качаю головой.

— Нет. Она может проболтаться друзьям. Это слишком серьезно. Мы не можем так рисковать

— Как, черт возьми, ты планируешь скрывать это, Иза? Лука не помнит, кто он такой. Как он будет руководить? У нас без конца проводятся деловые встречи. Каждую неделю к нему приходит Лоренцо с отчетом. Есть…

— Мы разберемся с этим, — говорю я и сжимаю его предплечье. — Память к Луке вернется через пару дней. Иди поговори с доктором.