Марина переплетает наши пальцы, касается моей руки и смотрит на небо. Туда, где звёзды. Вокруг тихо, будто вокруг нас все вымерло. Я привозил ее сюда, чтобы забыть, что существует кто-то ещё кроме нас двоих. И мы забывали. Нет, между нами не было ничего, выходящего за рамки, но мы могли быть вместе. Пусть несколько часов, но у нас была такая возможность.

Я только сейчас вдруг понимаю, что между нами никогда не было большего, чем поцелуи. Она хотела, и я тоже, но мы оба сдерживались, потому что понимали, что назад дороги не будет.

— Я хотела, чтобы ты был моим первым, — будто прочитав мои мысли, произносит Марина.

Знала бы она, как травит мне душу, как заставляет чувствовать себя мудаком. Я заслужил это. И эти слова, и то, что не могу больше поступать так, как хочу, что теперь должен следить за своими действиями. Марина страдала, а теперь пришло моё время, потому что она не согласится. Просто так не скажет, что будет со мной. Мне нужно доказать ей, что я действительно этого хочу.

Глеб

Утром, после того как Марина попросила отвезти ее домой, я звоню секретарше и предупреждаю, что меня весь день не будет. Прошу отложить все важные встречи и перенести их, можно на сверхурочное время, но всех вместить. Расслабляться сейчас нельзя, конкуренты не дремлют. Только вчера мне показали их новую рекламу, от которой у меня слюни потекли. Это ж надо так, а?

И вот после всего этого мне нужно вытащить наш бренд. А сделать это можно только с командой Марины. И не сегодня.

— И, Диана, Марины Павловны сегодня тоже не будет.

Плевать, что она там подумает обо мне и Марине, главное, чтобы она нормально выполнила свою работу и закрыла недочеты. В этом я почему-то не сомневаюсь. Диана может сотню раз быть откровенной стервой, но она хороший, исполнительный сотрудник.

— Принято, Глеб Давидович. Еще указания?

— По возможности не беспокоить меня сегодня.

— Принято.

В том, что это вообще возможно, я сомневаюсь.  Уверен, что кто-то все же потребует моего вмешательства. Я ставлю телефон на виброрежим и паркую машину у дома. Я едва держусь на ногах. Вчерашний день и бессонная ночь дают о себе знать.

Я хотел поговорить с Мариной, когда привезу ее домой, но она уснула. Прямо в машине. Причудливо разместилась на кресле и засопела. Только у дома проснулась, оглянулась и вышла, махнув на прощание рукой.

Разговор откладывается.

Проснувшись, встаю с кровати и иду в душ. Состояние такое, что хочется просто забыться. На часах уже давно вечер, и я подумываю никуда не ехать, но потом смотрю на телефон, вижу пять пропущенных от Софи и понимаю, что лучше поговорить с Мариной.

Так будет честнее.

После душа и перекуса становится значительно легче. Я завожу машину и оказываюсь у дома Марины через полчаса. Не знаю, спит она или нет, но поговорить нам и правда пора. Я паркую машину у ее дома и ступаю под струи воды. После обеда пошел дождь, асфальт мокрый, небо пасмурное. Под стать моему настроению.

У двери Марины я оказываюсь через пару минут, настойчиво звоню в дверь, но ответом мне служит лишь тишина. Я звоню еще раз и только после этого слышу едва различимые шаги за дверью. Марина открывает мне, потирая глаза. Удивленно смотрит, но тем не менее открывает дверь, чтобы я смог войти.

Она, кажется, еще не до конца осознает, что я пришел нарушить ее сон и серьезно поговорить.

— Царев, ты время видел? — она спрашивает, но запинается, поднимает руку со смарт-часами, и я вижу, как ее глаза округляются от удивления. — Пять вечера?

— Именно! И я приехал поговорить!

— О нет. Нет-нет-нет, — цедит она. — С минуты на минуту приедет Миша, у нас…

При упоминании этого сморчка, которого мне пришлось лицезреть утром, когда мы заезжали за ключами, я злюсь. Вот какого он здесь забыл?

— Я подожду, пока вы поговорите, — киваю. — Запрешь меня в своей спальне.

— Ну уж нет. Давай собирайся и проваливай, Глеб. Приедешь часов в семь.

— И оставить тебя на два часа с этим австралопитеком? Ну уж нет!

При одной мысли, что этот слюнявый оставит свои слюни везде, где только можно будет, а в дополнение еще и на жалость надавит — а в том, что он надавит, я не сомневаюсь, — мне становится дурно. Никуда я не поеду! Вон за шторой пусть меня спрячет.

— У нас с ним серьезный разговор, Глеб.

— И у меня, — произношу. — У меня с тобой тоже серьезный разговор. Даже очень.

— Царев, забудь, что вчера было, не о чем нам с тобой разговаривать!

Марина огибает меня и, завернутая в простыню, идет к своей спальне. От одной мысли, что под простыней может ничего не быть, меня бросает в жар, но я тут же отгоняю эти мысли. Говорить нам нужно.

Го-во-рить!

Марина проходит в комнату и закрывает дверь, оставляя меня снаружи.

— Я не уйду! — кричу, чтобы она услышала.

— Да, я в курсе! Но и не останешься.

Я хмыкаю и жду, пока она оденется и выйдет. Если честно, Мишу я жду. Хочу, чтобы он наконец понял, что между мной и Мариной что-то есть. Да хотя бы то, что у нас что-то было. Ему или полностью наплевать на это, или он просто не хочет видеть то, что связано с ней. Ему что, важны его престарелые дамы? Тогда я точно чего-то не понимаю.

Марина показывается из комнаты через десять минут. Волосы распущенные, глаза метают молнии, а губы поджаты. Она недовольна. Моим присутствием или тем, что я пришел не вовремя? Ничего не сказав, она идет на кухню, останавливается у чайника, нажимает на кнопку и, повернувшись ко мне, спрашивает:

— Чай, кофе?

— Миша не придет?

Догадка мгновенно осеняет меня. Она вышла злой не из-за меня. И то, как она фыркает и с какой силой ставит на стол чашку, только подтверждает мою теорию. У этого придурка снова что-то случилось. Настолько серьезное, что он не может уделить несколько минут разговору с будущей женой. У меня на языке вертится только один вопрос…

Он идиот?

Просто других объяснений у меня нет. Я бежал к ней по одному зову, бросал пары, выбегал из аудиторий после сообщения о том, что к ней кто-то пристал. Я очень хорошо помню, как готов был отдать за нее все. Да и сейчас готов.

— Так чай или кофе?

— Разговор.

— Глеб, я только проснулась после бессонной ночи, которую ты устроил, так что… я могу выпить кофе? Пожалуйста! А потом мои уши будут готовы тебя выслушать.

— Кофе.

Марина ставит передо мной чашку кофе с молоком спустя десять минут. Я не успеваю кинуть сахар. Она делает это сама. Кидает две ложки, как я и люблю, а после поднимает голову и встречается со мной взглядом.

Ее рука замирает.

Я улыбаюсь, потому что она помнит.

— Какой кофе пьет Миша?

— Ты пытаешься понять, насколько хорошо я его знаю? — теперь улыбается она. — Очень хорошо, потому что мы с Мишей больше двух лет.

— А он тебя? — вопрос сам срывается с губ, но я и не собираюсь его сворачивать. Вместо этого спрашиваю: — Он знает, какую музыку ты слушаешь, какие фильмы смотришь, что любишь кушать на ночь или когда тебе плохо? Он что-то, мать твою, из этого знает? Потому что то, что я видел в кинотеатре… ощущение, что он был в шоке, поняв, что фильм выбирала ты.

— Ты пришел поговорить об этом?

Она не отвечает ни на один из вопросов, а мне почему-то не становится легче.

Наоборот.

Я понимаю, что все эти годы у нее, как и у меня, была иллюзия счастья. Иллюзия отношений, любящего парня, который всегда будет рядом, и семьи, которую они смогут создать. Все это неправда. Фальшивка. Я ее понимаю, потому что и сам так жил. Думал, что вот оно — все хорошо. Вот она — жизнь. Никем не связанный, без обязательств, никакой любви, все прекрасно.

Я был идиотом.

Лохом.

Подбирать эпитеты можно бессчетное количество раз. Просто я не понимал, что это все фикция, а она понимает. Гораздо раньше, чем совершила бы ужасную ошибку.

— Он многого не знает, — она кивает, — и я о нем тоже не знаю. — Марина пожимает плечами. — Знаешь, после тебя мне казалось, что это и неважно. Я знала о тебе практически все. С кем ты гулял, где подрабатывал, куда шел, когда тебе было плохо. Все, Глеб! И что? Что из этого получилось? Осмотрись вокруг! Нас больше нет. Есть сожженное дотла сердце и чувства, которые никак не хотят уходить, но нас… Нас нет!