— Он о себе много мнит, — сказал Брет.
Саймон засмеялся.
— Это верно. Но у него для этого есть основания.
— Да, красавец, ничего не скажешь.
— Не только красавец. Ездить на нем — сплошное наслаждение. И прыгает как бог.
Брет подошел к коню и погладил его по шее. Тот принял ласку с удовлетворенным, но немного скучающим видом.
— Ведет себя, как знаменитый тенор.
— Тенор? А, ты имеешь в виду его самодовольство. — Он посмотрел на коня как бы свежим глазом. — Да, он о себе очень высокого мнения. Я как-то об этом не думал. Хочешь прокатиться?
— С удовольствием.
— Ему надо размяться. Его сегодня еще не проезжали.
Саймон подозвал конюха.
— Артур, оседлай Тимбера.
— Сейчас, сэр. Мундштук?
— Нет, один трензель.
Конюх ушел.
— У него шелковый рот, — сказал Саймон.
«Не хочет, чтобы шелковый рот рвал удилами грубый ковбой, — подумал Брет. — Или тут что-то другое?»
Пока седлали Тимбера, они осмотрели двух оставшихся лошадей. Одна была гнедая кобыла с красивой головой и хорошей формы крупом, но чересчур длинной спиной («Два хороших конца компенсируют неважную середину», — заметил Саймон). Звали ее Скапа. Последним был жеребец Шеврон ярко рыжей масти и прекрасных статей, но с беспокойным взглядом.
— А ты на ком поедешь? — спросил Брет, увидев, что Саймон заводит Шеврона обратно в денник.
Саймон задвинул засов и обернулся.
— Я думал, тебе хочется прокатиться одному, — сказал он. Брет не нашелся, что ответить — такой удачи он просто не ожидал. Саймон тем временем продолжал:
— Только не давай ему очень перегреваться, а то он опять вспотеет после того, как его вытрут насухо.
— Да нет, мы потрусим потихоньку, — сказал Брет, перекидывая ногу через седло. Наконец-то он попробует, что такое английская верховая лошадь.
Артур протянул ему два хлыста на выбор. Брет взял один из них и повернул лошадь в сторону от ворот, через которые они вошли.
— Ты куда? — с удивлением спросил Саймон.
— Проедусь по долине, — ответил Брет, притворяясь, что понял вопрос в общем смысле.
Если на другом конце двора больше нет выхода на кратчайшую дорогу к пустоши, Саймону придется ему об этом сказать. А если есть, пусть опять призадумается.
— Ты взял слишком короткий хлыст, им не закроешь за собой ворота, — небрежно сказал Саймон. — Или ты собираешься прыгать через все изгороди, что встретятся на твоем пути?
— Ничего, как-нибудь закрою, — безмятежно ответил Брет.
Он тронул поводья, и Тимбер двинулся шагом
— Будь с ним повнимательней — он с фокусами, — как бы между прочим заметил ему вслед Саймон.
— Ладно, — отозвался Брет и поехал к задним воротам, у которых его ждал Артур.
— Вы с ним поосторожнее, сэр. Это тот еще артист, — улыбаясь, сказал Артур с ноткой восхищения в голосе.
Брет повернул направо и поехал по узкой дорожке между выгонами. Что Артур имел в виду под словом «артист»? Жук? Прохиндей?
Да, похоже, что от Тимбера надо ждать подвоха.
«Артист» тем временем спокойно трусил по дорожке, нетерпеливо прядая ушами в предвкушении предстоящей пробежки. Увидев ворота в конце дорожки, Тимбер стал пританцовывать от нетерпения. «Тихо!» — сказали руки Брета, и Тимбер успокоился. Ворота были открыты, но поскольку на них белела надпись: «Пожалуйста, закрывайте ворота!», Брет заставил Тимбера попятиться, чтобы их закрыть. Тимбер, судя по всему, был так же хорошо знаком с воротами и их назначением, как ковбойская лошадь с лассо, но Брету никогда прежде не приходилось ездить на столь хорошо отлаженном механизме. Тимбер слушался малейшего движения руки или каблука, не подвергая команды седока ни малейшему сомнению и выполняя их с легкостью и уверенностью. Удивленный и восхищенный этой отзывчивостью лошади, Брет решил получше проверить, как Тимбер слушается повода. И хотя перед Тимбером уже было открытое пространство, хотя он уже ступил на траву, он безропотно замедлял и убыстрял шаг и даже развернулся в противоположную сторону, когда Брет это ему приказал.
— Ну, ты сокровище, — тихо проговорил Брет.
Тимбер повел в его сторону ушами.
— Чудо да и только, — сказал Брет и послал лошадь в легкий галоп. Тимбер устремился вперед, туда, где вдали темнели заросли можжевельника.
Так вот что чувствует человек, сидя верхом на хорошей английской лошади! Что он слит с ней воедино, что от него не требуется никаких усилий. Какое волшебное ощущение!
Тимбер скакал по упругому травянистому ковру. Как странно, что из-под копыт не поднимаются маленькие пылевые вихри. Англия, Англия, Англия, пели подковы. Мягкий стук копыт по короткой английской траве.
«Ну и пусть, — думал Брет. — Пусть я преступник, пусть я подлец, но я получил то, что хотел, и оно этого стоит. Да, стоит, черт подери! Если даже я завтра умру, все равно я не пожалею о содеянном».
Они поднялись по пологому склону. Брет увидел окаймленную кустами естественную аллею шириною ярдов в пятьдесят, которая шла по гребню гряды холмов. Про нее Алекс Лодинг забыл ему сказать, и она не была обозначена на картах. Но нельзя же, даже на подробной карте, отметить все кусты можжевельника. Брет в нерешительности натянул повод. Но Тимбер рвался вперед. Он-то знал про эту ровную аллею между двумя рядами кустов.
— Ну ладно, — сказал Брет, — посмотрим, на что ты способен.
И он тронул поводья.
Брету приходилось ездить на резвых скакунах. Он даже выигрывал на скачках. Ему приходилось скакать со скоростью реактивного самолета. Так что просто быстрый бег его не удивил бы. Но он был удивлен его плавностью. Брету казалось, что он сидит на лошадке, подвешенной к карусели.
Мягкий воздух обтекал его лицо, щекотал в ушах и убегал назад, унося с собой запах вереска и кожи. «Ну и пусть, ну и пусть, ну и пусть!» — пели подковы. «Ну и пусть, ну и пусть!» — отзывалась кровь в жилах Брета.
Если даже он завтра умрет, он ни о чем не пожалеет.
Когда показался конец аллеи, Тимбер замедлил ход, но Брет не любил, чтобы лошади сами принимали решение. Он пришпорил коня в конце аллеи, повернул налево и поехал назад по другую сторону кустов можжевельника, переведя Тимбера сначала на рысь, потом на шаг. Вороной по-прежнему был послушен каждому движению повода.
— Слушай, приятель, — сказал Брет, похлопывая его по холке, — в Англии все такие, или ты особенный?
Тимбер с достоинством наклонил голову, принимая похвалу как должное.
Но вскоре Брет позабыл про лошадь, засмотревшись на открывшуюся перед ним панораму. Не считая того, что она лежала перед ним как бы вверх ногами, а не так, как карта, где сверху находится север, а снизу — юг; ему предстала деревня Клер и ее окрестности в том виде, в каком он впервые увидел их на карте.
Немного налево в окружении аккуратных квадратиков выгонов краснели крыши служебных построек Лачета. Еще дальше налево виднелась стоявшая на возвышении церковь, а еще дальше из бледной зелени деревьев проглядывали крыши Клера. За деревней на южном склоне долины, защищенный им от штормовых ветров с Ла-Манша, стоял длинный белый дом — поместье Клер-парк.
Напротив возвышался холм, похожий на тот, на котором сейчас был Брет, но пониже. Этот холм назывался Десять буков. На его пологом склоне было пастбище, рассеченное шрамом заброшенной каменоломни, а на самой верхушке стояла группа буков, которая и дала холму его название. От десяти буков осталось только семь, но все равно эта купа могучих деревьев красиво венчала южный склон долины.
Брет знал, что с другой стороны холм Десять буков полого спускался к обрыву над морем. К тому самому обрыву, где закончилась жизнь Патрика. Позади Клер-парка располагались фермы, которые через две-три мили переходили в пригороды Вестовера. В ложбинке, разделявшей Клер-парк от холма Десять буков, шла тропинка к берегу моря. Та самая тропинка, по которой восемь лет назад в последний раз прошел Патрик Эшби.
И тут Брет вдруг впервые осознал всю реальность трагедии, которую он использовал для своей выгоды. Осознал острее, чем в комнате, где раньше жил Патрик. В доме, кроме Патрика, ему приходилось думать о многих вещах, имеющих непосредственное отношение к происходящим событиям. Ему приходилось разговаривать, и надо было постоянно держаться начеку. Здесь же, на вершине холма, он прямо-таки увидел Патрика воочию, увидел, как по извилистой тропинке идет мальчик — настолько несчастный, что весь этот веселый зеленый мир утратил для него всякую ценность. У этого мальчика были такие лошади, как Тимбер, у него были брат, сестры, тетка, были друзья и дом, но все это оказалось ему ни к чему.
