— Ванная в твоем распоряжении, но, пожалуйста, экономь горячую воду, — Беатриса заторопилась отвлечь его внимание от больного вопроса. — Уголь стоит ужасно дорого. Ну, я пойду. Помойся с дороги и спускайся вниз. Пеки прислали бутылку своего знаменитого хереса.

— А они не придут обедать?

— Нет, они придут к ужину. За обедом будут только свои.

Они вышли в коридор. Брет повернул направо и подошел к четвертой двери — там, как он выучил в Кью-гарденз, была ванная. Беатриса, смотревшая ему вслед, успокоенно пошла вниз по лестнице. Ее успокоила легкость, с какой он ориентировался в доме. А Брет чувствовал себя виноватым перед ней, и у него было скверно на душе. Одно дело — морочить голову мистеру Сэнделу, да еще когда тебя буравит скептическим взглядом королевский адвокат — это было даже интересно. Но морочить голову Беатрисе было просто недостойно.

Брет рассеянно помыл руки, устремив взгляд за окно. Вот это и есть та самая травянистая равнина, по которой в Англии ездят верхом и за которую он продал душу дьяволу. Скоро он сядет на лошадь и поедет по этой тихой пустоши — прочь от людей и их сложностей, прочь от этой игры в покер с человеческими жизнями, и там, на просторе, ему опять будет казаться, что он все сделал правильно и продал душу не зря.

Вернувшись к себе в комнату, Брет обнаружил там ярко накрашенную блондинку с развязными манерами, в цветастом облегающем платье. Она делала вид, что поправляет цветы в вазе на подоконнике.

— Привет, — сказала блондинка. — С возвращением.

— Спасибо, — ответил Брет. «Что это за особа? Кажется, она не ждет, чтобы он ее узнал».

— Как вы похожи на вашего брата!

— Да, говорят.

Брет вынул из саквояжа набор щеток и расчесок и положил их на туалетный столик. Это был символический жест — теперь его дом здесь.

— Вы меня, конечно, не знаете. Я — Лана Адамс из деревни, внучка столяра Адамса. Я согласилась здесь работать, потому что мой жених служит у них конюхом.

Так вот это кто — горничная. Брет внимательно поглядел на нее, и ему стало жаль ее жениха.

— Только вы выглядите гораздо старше своего брата. Это, наверно, потому, что поездили по свету. Зарабатывали себе на жизнь и все такое. Не то, что ваш избалованный братец. Вы уж меня извините, но он действительно слишком избалован. Вот он и поднял бучу из-за вашего возвращения. По-моему, сплошная глупость. Стоит на вас только посмотреть, и ясно, что вы — Эшби. Чего тогда твердить, что вы никакой не Патрик? Вот что я вам скажу — не поддавайтесь ему. Он терпеть не может, когда ему перечат. Всю жизнь ему все потакали. А вы не обращайте внимания.

Брет молча разбирал саквояж. Девица наконец замолчала. Она, видимо, собиралась сказать что-то еще, но тут в дверях раздался звонкий голос Элеоноры:

— Ну как, у тебя все в порядке?

— Я зашла поздравить мистера Патрика с возвращением, — поспешно сказала блондинка. Она бросила Брету ослепительную улыбку и, покачивая бедрами, вышла из комнаты.

Интересно, много ли из того, что рассказала Лана, услышала Элеонора?

— Славная комната, — сказала Элеонора. — Вот только солнца здесь утром не бывает. Эту кровать мы привезли из Клер-парка. Тетя Беа продала маленькие кроватки и купила эту. Очень приличная кровать, правда? Она стояла в комнате Алекса Ледингема (Какая ирония судьбы — он будет спать на кровати Лодинга!) А в остальном комната не изменилась.

— Да, я вижу. Даже обои те же самые.

— Робинзон Крузо и компания. В детстве я была влюблена в Робин Гуда. У него такой мужественный профиль.

— А в соседней комнате тоже остались старые обои с картинками и стишками?

— Ну конечно. Идем, я тебе покажу.

Брет прошел с Элеонорой в соседнюю комнату, но не столько слушал ее воспоминания об изображенных на обоях персонажах, сколько думал о том, что ему сказала Лана.

Значит, Саймон не верит, что он — Патрик. «Чего тогда твердить, что вы никакой не Патрик?» Значит, Саймона не убедили доказательства, собранные адвокатами.

Почему?

Этот вопрос гвоздем сидел в голове Брета, когда он спускался по лестнице вслед за Элеонорой.

Элеонора привела его в большую гостиную. Беатриса разливала по рюмкам херес, а Сандра тихонько бренчала на рояле.

— Хочешь, я тебе сыграю? — спросила она Брета.

— Нет, — ответила Элеонора, — он не хочет. Мы разглядывали старые обои, — сказала она Беатрисе. — Я и забыла, как я была влюблена в Робин Гуда.

— А мне эти дурацкие картинки на обоях никогда не нравились, — заявила Сандра.

— Ты никогда не читала книжек, поэтому тебе эти картинки ничего не говорили, — отрезала Элеонора.

— Мы перевели близнецов из северного крыла, когда им стала не нужна няня, — объяснила Брету Беатриса. — Уж очень далеко была детская от всех нас.

— Да, чтобы утром разбудить Сандру и Джейн к завтраку, приходилось совершать суточный переход, — заметила Элеонора. — Сандру надо было звать несколько раз. Вот и пришлось перевести их поближе.

— Тем, у кого слабое здоровье, нужно больше спать, — сказала Сандра.

— С каких это пор у тебя слабое здоровье?

— Не то, чтобы слабое, но Джейн гораздо крепче меня. Правда, Джейн? — воззвала Сандра к сестре, которая только что тихонько вошла в гостиную.

Но Джейн не обратила на нее внимания.

— Саймон приехал, — тихо сказала она, подошла к Беатрисе и подняла на нее вопросительный взгляд, словно надеясь услышать от нее, что все в порядке.

На секунду в гостиной воцарилось молчание. Все застыли, только Сандра выпрямилась на своем стульчике, и глаза ее загорелись предвкушением интересных событий.

— Вот и хорошо, — сказала Беатриса, наливая вино в следующую рюмку. — Значит, обед будет вовремя.

Зная теперь, какие сложности возникли с Саймоном, Брет восхитился ее самообладанием.

— А где он? — небрежно спросила Элеонора.

— Идет сюда, — ответила Джейн и опять посмотрела на Беатрису.

Дверь отворилась, и в гостиную вошел Саймон Эшби. Он на секунду задержался на пороге, глядя на Брета, затем закрыл за собой дверь.

— Приехал, значит? — сказал он ровным бесстрастным голосом.

Он пересек комнату и остановился напротив Брета. У Саймона были необыкновенно светлые серые глаза с темным ободком. Но они ничего не выражали. Ничего не выражало и его бледное лицо. Чувствовалось, что он натянут, как струна. Брет подумал, что, если его тронуть пальцем, наверняка раздастся звон.

И вдруг напряжение исчезло. Казалось, он издал вздох облегчения.

— Они тебе, наверно, не сказали, — небрежным тоном произнес он, — но я был готов до последнего вздоха отрицать, что ты Патрик. Но теперь, увидев тебя, я беру все свои возражения назад. Конечно, ты — Патрик. — Саймон протянул Брету руку. — Добро пожаловать в родной дом.

Тишина в комнате взорвалась голосами. Все задвигались, зазвучали поздравления, звон бокалов, смех. Даже Сандра, предвкушавшая драматическую сцену, сумела скрыть свое разочарование и принялась клянчить, чтобы ей подлили еще хересу: обычно близнецам в торжественных случаях плескали на дно рюмки несколько символических капель.

Брет потягивал золотистый напиток и благодарил небо, что все обошлось. Но он был озадачен. Почему, увидя его, Саймон явно испытал облегчение?

Кого он ожидал увидеть? Чего он боялся?

Саймон не допускал возможности, что Брет — это Патрик. Может быть, он просто не смел надеяться, страховался от неизбежного разочарования? Может быть, он думал: «Я не хочу тешить себя напрасными надеждами — вдруг окажется, что это вовсе не Патрик?» Отсюда и облегчение? Он понял, что это действительно Патрик.

Нет, непохоже.

Брет наблюдал за искрящимся весельем Саймоном и ломал голову над произошедшей в нем переменой. Несколько минут назад Саймон Эшби был напряжен до предела. А сейчас у него такой вид, словно гора свалилась с плеч. Да-да, именно так. Вот откуда это внезапное облегчение. Реакция человека, который шел на казнь, и вдруг получил помилование.