— Ясу, Тео! Кажется, я не вовремя...

«Адонис» вскинул на меня затуманенные глаза.

— Клио...

— Забыл? — улыбнулась я.

— Конечно, нет! — дёрнув бутылкой, из которой наливал вино, он чуть не разбил бокал. — Но надеялся, всё немного уляжется до твоего прихода. Подождёшь?

Я окинула взглядом переполненный зал.

— Может, в другой раз? Уверен, что не...

— Уверен! Садись! — он кивнул на место сбоку и бухнул на стойку бокал, чуть не доверху наполненный тёмно-красным вином.

Вздохнув, я забралась на высокий табурет. Не так я представляла себе это свидание...

— Теодор! — раздался из кухни зычный голос Влахоса-старшего, и Тео, махнув одной из девушек, чтобы та заняла его место за стойкой, унёсся на помощь родителю.

А я, вздохнув в очередной раз, отхлебнула большой глоток вина, но проглотить его не успела. Что-то сильно дёрнуло за плечо со спины, а над ухом гаркнули:

— Ты что, меня преследуешь?!

Сильно вздрогнув, я обернулась... и от неожиданности выплеснула всё вино прямо на белоснежную рубашку стоявшего за спиной Константинидиса.

— Ты... ты... — только и охнул он. — Ты...

— Кирье... Кир, — ужаснулась я. — Вы... здесь?

— А то не знаешь! — свирепо оглядевшись, он рявкнул пролетавшей мимо официантке:

— Где здесь можно уединиться?

Девушка — наверное, новенькая, ещё не видела её в ресторане ни разу — растерянно воззрилась на миллиардера, на меня и пролепетала:

— Кроватей для гостей у нас нет...

— Да зачем мне кровать?! — взвыл Константинидис.

Вцепившись в моё запястье, сволок со стула и повернулся к официантке.

— Показывай, куда идти!

Девушка, перепугалась окончательно и беспомощно посмотрела на стойку, за которой мелькала её коллега — видимо, собиралась спросить, как поступить. А я попыталась высвободить запястье, но Константинидис только стиснул его крепче и, нервно оглядевшись, поволок меня куда-то в направлении туалетов. Я попыталась сопротивляться, но тут очень кстати подвернулась открытая дверь, оказавшаяся выходом в хозяйственный дворик, и Константинидис поспешно втолкнул меня в неё.

— У вас в роду были киликийцы? — я демонстративно потёрла наконец выпущенное им запястье. — Знаете легенду о киликийских пиратах, похитивших Юлия Цезаря, и что с ними потом стало? Вы похищениям будто у них обучались!

— Замолчи, ради Бога! — он поднёс пальцы к вискам. — Почему всякий раз, когда тебя вижу, обязательно что-то случается?! Как теперь вернусь за стол в таком виде?

— Могла бы одолжить моё платье, но, боюсь, вам не пойдёт, — хмыкнула я.

— Зачем ты следила за мной?!

— Да я вообще, не знала, что вы здесь!

— Ты ведь живёшь на Крите!

— А на Санторини живёте только вы?

Константинидис явно собирался что-то сказать — уже даже открыл рот и поднял палец, но последний довод, видимо, оказался решающим. Опустив палец, он уже спокойнее спросил:

— Ты здесь правда не из-за меня?

— Честно? Не устрой вы истерику, я бы вас, скорее всего, и не узнала. Но мне начинает казаться, вам нравится роль жертвы.

— Выбирай выражения! — оскорбился он.

— Вы чуть не испортили мне свидание!

— Свидание? Здесь? — он вроде бы удивился. — С кем?

— Вам какая разница, — фыркнула я.

— Теперь и имя твоё вспомнил, — съехидничал он. — «Какая разница», верно?

— Верно. А как Эвелина? Удалось откачать?

— Откачать? — не понял он.

— Ну, она умирала от тревоги — ваши родители её спасали.

— А, это! — он махнул рукой. — Нет, обошлось.

— Она всё-таки была в чужой постели, а о вас и не вспомнила?

— Что? Нет, конечно! Не смей так говорить! — только было успокоившийся миллиардер вновь угрожающе сдвинул брови. — Моя невеста очень за меня переживала и злилась, что не давал о себе знать! Еле её успокоил.

— Подарок был дорогим, — сочувственно вздохнула я.

— Не то слов... Откуда ты знаешь?!

Я с трудом сдержала смех и с самым серьёзным видом развела руками.

— Унаследовала этот дар от матери, а она — от своей, и так — до самых истоков нашего шаманского рода.

— Нетрудно в это поверить, — хмыкнул Константинидис. — Стоит лишь глянуть в твои глаза. Совсем как у... — он запнулся, пытаясь найти сравнение.

— Вампира? — подсказала я.

— Точно! И крови пьёшь ничуть не меньше, чем настоящие кровососы!

— «Настоящих» кровососов не бывает, — поучительно заявила я. — Или вы имеете в виду летучих мышей, а не Эдварда из «Сумерек»?

— Да при чём здесь Эдвард из «Сумерек»? Мне за стол не в чем вернуться! — со страдальческим видом миллиардер развёл руками, как бы демонстрируя залитую вином рубашку, и вздохнул.

— Ну... могу спросить у владельца, есть ли у них запасная рубашка — держат же что-то для официантов, — сжалилась я над его бедой.

— Ты это сделаешь? Буду очень признателен! — просиял Константинидис. — Только поторопись. Я привёл сюда Эвелину, чтобы извиниться за... прошлую ночь, и вот снова заставляю её ждать!

— Бедная Эвелина, — с издёвкой покачала я головой. — А вам это наверняка будет стоить ещё одного «не то слово» дорогого подар… Что вы делаете?!

Миллиардер уже сдёрнул с себя испорченную рубашку, обнажив впечатляющий торс.

— Может, подождёте, пока будет во что переодеться? — я двинулась было к двери, но тут же остановилась.

Стоявший спиной к двери Константинидис не видел, как она отворилась, и лишь пренебрежительно фыркнул:

— Почему так смотришь? Можно подумать, не видела меня вообще без одежды!

А я чуть не застонала — во дворик через приоткрывшуюся дверь вошёл... Тео. За его спиной — довольно ухмыляющаяся Ханна. Коварная стерва наверняка видела, как Константинидис сволок меня со стула, и поспешила сообщить об этом предмету своих вожделений, выбрав поистине идеальный момент для появления! Не знаю, насколько ревнив Тео, но уединение с довольно привлекательным обнажённым до пояса миллиардером, только что выдавшим очень недвусмысленную фразу, наверняка не слишком хорошо скажется на нашей зарождающейся дружбе. Что ж, критичные ситуации требуют критичных решений. Вскинувшись, как кобра, я хлопнула Константинидиса по щеке и возмущённо выкрикнула:

— Между нами всё кончено, сколько можно повторять?! Перестань меня преследовать! — и, всхлипнув, бросилась к Тео. — Как рада, что ты здесь!

Кажется, пощёчина ошарашила всех, включая Ханну. Она как-то странно попятилась, словно опасалась, что следующая достанется ей. И, не то, чтобы мне не хотелось как следует влепить мерзавке, но Тео был сейчас важнее. И... он оказался действительно ревнивым. Угрожающе сдвинул брови, шагнул в сторону потерявшего дар речи Константинидиса и гаркнул:

— Ты преследуешь мою девушку, хасиклис[1]?

Сердце сладко заныло — Адонис назвал меня «своей девушкой»... Я расплылась в счастливейшей улыбке, на мгновение забыв и об оклеветанном миллиардере, и о вероломной Ханне — обязательно рассчитаюсь с негодяйкой позже! Но пришедший в себя Константинидис всё испортил. Заикаясь от возмущения, он расправил могучие плечи и оранул ещё громче Тео:

— К-как ты м-меня назвал, алитис[2]?!

— Не смей к ней приближаться, палиопаидо[3]! — Тео сжал кулаки.

— Я и не думал, вромьярис[4]! Это она меня преследует! Точнее... я думал, что преследует, но на самом деле... Да с чего я тебе объясняю?! Это — наше с ней дело!

Мне очень захотелось поднести ладонь ко лбу и простонать хорошо известное из «Ивана Васильевича»: «Ой, дурааак...», но накалявшаяся всё больше ситуация требовала моего срочного вмешательства.

— Она не хочет иметь с тобой никаких дел, малакас[5]! — вконец разозлился Тео. — Немедленно убирайся, или отсюда вынесут фарш из тебя!