Чувствует, что член во рту набухает сильнее.

Гаврила ускоряет темп проникновений – она тоже ускоряет собственные ласки.

Полине безумно хочется довести дело до конца, сначала почувствовать вкус спермы на языке, а потом уже кончить, но Гаврила подхватывает и поднимает ее раньше, чем это происходит.

Он разворачивает Полину и вдавливает ноющей грудью в холодный кафель.

Она упирается руками, чтобы не упасть.

Гаврила поднимает ее ногу, держит навесу и резко толкается влажным из-за слюны членом во влагалище, прикусывая плечо.

Движется назад и ещё резче в неё. Так проникновения получаются максимально глубокими. А сам секс – абсолютно им контролируемым.

Полина не сдерживает вскрик. Это слишком хорошо.

Гаврила таранит её членом быстрее и сильнее, чем она даже в теории могла бы выдержать ртом.

Снизу так влажно, что аж не верится.

Под звуки собственного протяжного вскрика Полю размазывает оргазмом, который Гаврила, кажется, не замечает.

Она пытается хватать ртом воздух, но практически не получается, потому что Гаврила выталкивает его каждым своим движением.

Поворачивает Полину голову, ныряет в рот языком, заполняя собой сверху и снизу.

Когда она старается выгнуться сильнее навстречу его проникновениям, Гаврила ругается грязно. Выходит, уже извергаясь. На пике оргазма.

Сперма стреляет на ягодицы, попадает на половые губы, стекает по бедрам… Ванная моментально заполняется его пряным запахом…

Они дышат тяжело, сохраняя молчание. Руки Гаврилы уперты по обе стороны от Полиной головы.

Поля знает, что Гаврила смотрит вниз. Саму тоже штормит. Кажется, что шкалит давление. Этот момент невозможно пережить.

Она отталкивается рукой от стены, едет вниз по телу, трогает себя между ног, собирает каплю с бедра, поворачивает голову и тянет палец ко рту.

Видит во взгляде Гаврилы вспышку, с наслаждением сначала слизывает, а потом сглатывает.

– Сумасшедшая, блин… – Он вроде бы не комплимент делает, а Поле всё равно тепло. Потому что с улыбкой. Потому что разворачивает, сгребает в объятья, целует в висок. – Любовь моя сумасшедшая.

– Тебе легче?

Они снова обнимаются. Она снова дрожит. Но страха перед Гаврилой и его поступком в ней уже нет.

– Мне охуенно хорошо… Тебе не слишком было?

– Всё тело ноет. Но я обожаю, когда так. Хочу, чтобы ты часто-часто так меня брал. Устала быть жертвой. Хочу быть живой для тебя.

Им хватает десяти минут, чтобы продышаться, воспользоваться душем и снова выйти в спальню.

Секс – это прекрасно, но Полина даже не пытается заниматься самообманом: Гаврила приехал в первую очередь поговорить.

Он возвращается в комнату первым. Поля – с опозданием в полминуты. Ей нужна пара секунд, чтобы настроиться.

Она покоряется его просьбе сесть на кровать.

Волнуется, конечно, но уже не так, как раньше.

И он совсем не так напряжен.

Присаживается на корточки, берет в свои руки её, гладит большими пальцами ладошки.

– Придется уехать, малыш. – Режет без ножа, хоть изначально было понятно, что рано или поздно эти слова Поля услышит.

– Вдвоем? – она и сама знает, что нет, но спрашивает, как дура. Гаврила еще не отвечает, а ей уже больно.

Он улыбается, немного наклоняет голову, сглаживает своим:

– Пока нет. Мне нужно закончить все дела. Я буду приезжать. Не часто, но обещаю.

– Но когда-то ты приедешь окончательно? – как бы Полина ни хотела, на глаза всё равно наворачиваются слезы. Она даже не пытается их скрыть. Гаврила видит. Снова улыбается и тянется к щеке, чтобы смахнуть.

– Да. Как только смогу Гордеева оставить, чтобы он тут хуйни не наворотил – приеду окончательно.

Он совсем не определяет сроки. Это может тянуться годами, но Полина принимает это и кивает.

Лучше так, чем вообще без него.

Вообще без него она умрет.

– Есть пара дней, Поль. Подумай, что тебе важно успеть. Дальше – всё. Год хотя бы ты точно сюда не вернешься. А Полиной Павловской уже никогда.

– Хочу попрощаться с Сабой, – Полина просит, чувствуя, как по щеке скатывается новая слеза. Ей не нужно долго и хорошо думать. Всё важное для нее находится сейчас в этой комнате. И это важное забрать она не сможет. Но и уехать, не попрощавшись с Сабиной, тоже.

– Ты ей доверяешь?

– Да, как себе.

– Хорошо. Организуем.

– И… – Поля начинает, но запинается. Ей не нужна встреча с мамой. Не нужны вещи из квартиры. Не нужны деньги. Ценности. Записи. Пусть всё сгорит, ей без разницы. Есть только одно желание. Восемь лет она мечтала об одном.

– И что? Хорошо подумай, Полюшк. Я не тороплю, но лучше скажи сегодня. Надо же успеть...

– Отвезешь меня в Любичи? – Попасть туда, где они были неповторимо счастливы.

– Волнуешься?

– Очень. Аж коленки трясутся, – Полина признается, поворачивая голову к Гавриле и робко улыбаясь в ответ на его улыбку.

Чтобы не тряслись, он накрывает левую ладонью и гладит нежную кожу на внутренней стороне большим пальцем.

Поля же млеет от его касаний. В них всё – любовь, абсолютное право обладать, уверенность, спокойствие.

Он ничего не боится. Он настолько в себе уверен, что Полина сдается этой уверенности.

Они выехали в Любичи поздним вечером. Нельзя сказать, что особенно прятались. Об этом тоже можно было бы волноваться, но Полина отбрасывает от себя лишние мысли.

Если Гаврила что-то делает – он уверен, что так можно.

Прощаясь с Агатой, Полина чувствовала искреннее сожаление. Не сложись их жизни настолько неожиданным образом, они никогда не встретились бы. Негде было бы пересечься. Но о новом знакомстве Поля не жалела. Знала, с её отъездом их связь не разорвется насовсем.

Иногда они будут списываться, созваниваться. Даст бог – может даже увидятся ещё.

Но когда – не загадывала.

Ведущая в Любичи дорога не так идеальна, как те, что ведут в элитные поселки вокруг столицы. Чем ближе деревня – тем чаще потряхивает. И тем быстрее у Полины бьется сердце.

Она пытается в темных силуэтах распознать те же виды, которые восемь лет травили душу. Но чувства сейчас другие. Куда больше тоски, чем предвкушения.

С тех пор всё изменилось. И Любичи тоже.

Не зря она струсила когда-то на пути в эту одновременно манящую и пугающую деревню. Сама не справилась бы. Хорошо, что сейчас рядом есть Гаврила.

Поля поглаживает его руку, которая по прошествии пяти минут опять на её колене.

С замиранием сердца следит за приближением к темному-темному огромному дому.

Знает, что этот – Гаврилов. И он совсем не такой, как тот, что живет в её памяти.

Ворота теперь разъезжаются сами. На увеличившемся втрое за счет выкупа соседних участков дворе и не пахнет старыми деревьями и сухой травой. Здесь идеально. Очень похоже на то, как всё устроено в доме Гордеева… Но не хватает души.

Полина старается, чтобы разочарование не отразилось на лице.

Выходит из машины, не дожидаясь, пока Гаврила обойдет её и поможет.

– Куда спешишь? – ему это не нравится. Поля оглядывается, а Гаврила подходит и легонько хлопает по ягодицам.

Прижавшись губами к её щеке, идет дальше к багажнику.

Они навезли всякого. Гаврила пообещал, что два последних дня он посвятит ей.

Поэтому снова, как когда-то, заносит пакеты в новый дом, пока Полина со страхом оглядывается.

По обретенной вчера привычке ведет по голове и мурашки по коже… Непривычно. Будто это не она.

Вместо длинных русых волос на голове у нее белый короткий ежик. Для глаз в сумке лежат голубые линзы. Стригла и красила её Агата. Объяснила, что за годы затворничества многому научилась.

Говоря честно, Полину одинаково выбила бы из колеи и идеальная новая прическа, которая даже, наверное, идет, освежает образ, и покрась её Агата под леопарда.

Это настолько непривычно, что смотришь в зеркало и кажется, что не на себя. Сложно привыкнуть. Получится ли — Поля не знает.