– Давно сидишь?

– Нет, вода теплая ещё.

Полина улыбается, следя, как Гаврила тянется к воде и проверяет пальцем.

– Да, неплохо. И пахнет вкусно.

– Шоколадом...

– Ага, точно...

Их разговор звучит тихо и поразительно по-бытовому.

– Подождешь меня в спальне? Я сейчас выйду…

Реагируя на просьбу Полины, Гаврила кивает, тянется вслепую за одним из лежащих на полке полотенец. Встряхивает его, раскрывая.

– Я сама… Если можно…

Мог бы настоять, конечно, но смысл? Он не знает глубины её травмы. Ещё одним мучителем стать откровенно страшно.

Поэтому просто дает в вытянутую руку и действительно выходит.

Прежде, чем сесть на кровать, снимает куртку – в ней тут пздц жарко. Бросает на кресло, расстегивает несколько пуговиц на рубашке, окидывает комнату взглядом.

Слышит тихое копошение за дверью. Чувствует почти полное умиротворение.

Они с Полиной после той ночи о себе особенно больше не разговаривали. Он её не трогал. Не прессовал. Ни на чем не настаивал. Страшно.

Да и ей не до него.

И сегодня ничего такого не хотел вроде бы. Просто зайти, доброй ночи пожелать.

А теперь сидит и ждет, когда его Полька выйдет из ванной.

Она выходит быстро. Босиком. В том же полотенце, которое Гаврила для неё снял. Волосы уже не собраны в высоком пучке на макушке, а рассыпаны по плечам.

На тонкой шее и ключицах капельки. Спешила.

Синяков действительно почти не видно. Если бы остались – она не рискнула бы, а так...

Подходит к нему, останавливается в шаге.

Когда Гаврила кладет руки на талию и чуть ближе тянет – позволяет. Шагает между шире разведенных мужских колен.

– Всё хорошо? – вместо ответа на ее вопрос Гаврила вжимается в женский живот лбом и закрывает глаза.

Нельзя так любить, как он любит. Это изнутри сжирает.

Полина не настаивает на ответе. Кладет на его волосы руку. Гладит.

Он так это обожает – сил нет.

Боится спугнуть момент. Ловит его с жадностью. Мурлыкать готов.

Двигаться не хочется – ни вперед, ни назад, но Полина решается первой.

Чуть отступает, заставляя находить в себе силы, чтобы удерживать потерявшую точку опоры голову.

Гаврила поднимает взгляд и смотрит на нее, когда на колени падают свинцово тяжелые руки.

Поля не лучится решительностью. Сомневается. Не уверена. Но осторожно опускается на его колени.

Двигается ближе. Тянется губами к губам.

– Я весь день тебя ждала…

Гаврила обнимает её, с ума сходя от тихого шепота и вкуса губ.

Полины руки едут по плечами и обнимают за шею, а ему всё равно страшно нырнуть под полотенце и коснуться тела.

Только страх не мешает организму отреагировать на её близость.

Полина немного ерзает – наверняка прекрасно чувствует его желание.

Он впервые её целовать не боялся, а сейчас – пиздец как. Пробует осторожно. Пытается поймать настроение. Темп. Всё, что задает она.

– Не больно? – в ответ на его вопрос Поля уверено качает головой. Отрывается и тянется к полотенцу сама.

Сама же распускает. Чуть-чуть дрожит под взглядом Гаврилы. А он не может сдержаться и не разглядывать.

Кое-где еще есть синяки, но уже пожелтевшие – ещё чуть-чуть и исчезнут. Она похудела. Грудь. Живот. Бедра.

Он всю её наощупь помнит. Теперь мечтает вернуть в то же состояние.

Проезжается пальцами от пупка выше, взвешивает одно из полушарий в ладони. Гладит прогнувшуюся поясницу и поднимает взгляд к глазам.

Между ними так всё хрупко, что страшно испортить. Сексом можно.

Но Гаврила рискует.

Съезжает ладонью на ягодицу, сжимает. Ртом накрывает сосок.

Она сладкая, как всегда. И ей нравится, как всегда.

Поля постанывает, отдаваясь и доверяя.

Снова ныряет в волосы пальцами и вжимается носом в его висок.

Дышит часто, концентрируясь на ощущениях.

И Гаврила тоже. Просто сейчас они кажутся нереальными.

Он приподнимает Полю с колен и укладывает на кровать.

Сам – сверху, стараясь не давить.

Гладит скулу, смотрит в раскрытую душу.

– Ты боишься? – Полины глаза наполняются слезами. Это делает больно.

– Боюсь, что уничтожила всё.

Не уничтожила, конечно, но этот страх Гаврила понимает.

Не может на слезы смотреть. Закрывает глаза, тянется к губам. Гладит живот, скользит по бедру, щекочет щиколотку, сгибая в коленке.

Не будет он её трахать. Нахер ей это сейчас не нужно. А вот нежность, ласка, слова всякие…

– Он тебя насиловал? – этот вопрос в голове крутится без остановки. Гаврила жить не может, не зная точно.

Должен держать любопытство при себе, а не получается. Чувствует, что Полина под ним каменеет, но знает точно – не соврет.

Она смотрит прозрачно, моргает…

– Нет. Я сказала, что отрежу яйца, когда пьяным заснет, если попытается… Он трус…

Гавриле на секунду становится легче дышать. Это никак, в принципе, на его действия не повлияет. Но хорошо, что ей было чуть лучше, чем он думал.

Легкость отражается на лице улыбкой. Он снова гладит женское бедро, тянется к губам, шепчет:

– Мыслим одинаково…

Полине, наверное, непонятно, о чем речь, но объясниться она не просит.

Чувствуется, что ей очень хочется ожить. Она сосредотачивается на поцелуе и ощущениях, которые Гаврила дарит.

На легких ласках. На нежных словах.

У него для каждого её миллиметра находится свой комплимент.

Когда рука ложится на лобок и едет вниз, Полина не сдерживает стон. Отводит колено в сторону, закрывает глаза и прогибается навстречу.

Она горячая, готовая, полна желания отдаться. Но Гаврила оставляет за ней право дать заднюю. Поэтому ограничивается пальцами, впитывая безупречный вид.

Её стоны и движения бедрами навстречу неглубоким проникновениям. Царапины на его шее и жажда поцелуев.

Гаврила избавляет её от ответственности и необходимости о чем-то просить. Доводит до разрядки, которая получается бурной несоизмеримо с его действиями.

Она просто расслабилась. Он просто безумно её любит.

Позволяет сильно-сильно обнимать себя за шею и прятаться там же, сокращаясь вокруг влажных фаланг.

Гаврила чувствует безумный бег ее сердечка, и не может не улыбнуться.

Она такая живая сейчас. Это счастье.

Господи, спасибо.

– Я уеду на несколько дней. Не волнуйся. – Гаврила признается не сразу. На очередной минуте тишины, поглаживая мягкое расслабленное тело.

Прижимается губами к ключице и едет выше. Целует шею. Вдыхает запах шампуня. Это не Полин, но он всё равно хочет запомнить.

Вот этот момент тоже поймать. Вдруг всё не по плану пойдет?

– Это обязательно? – она спрашивает настороженно. Отвечать не хочется.

– Но ты же меня дождешься, правда?

На его шее сильно-сильно сжимаются руки. Полина утыкается в его щеку, жмурится, обещая:

– Я всегда тебя дождусь. Ты только возвращайся.

То, что лучше всего спрятано, веселее всего искать.

Бывшего Полиного мужа прятали фанатично.

Хотя формально он не бывший, но Полина уже может считать себя вдовой.

Гаврила докуривает личную сигарету, набрасывает капюшон и заходит в подъезд.

Чуть-чуть интересно понять их логику, но не то, чтобы прямо критично важно. Здесь нет охраны. Даже камер нет. Он тусовался рядом – проверял.

Всё до мелочей.

Какая квартира. Что по соседям. Что можно себе позволить. Что нельзя.

Теперь же взбегает по лестнице, почти что сам себя не слыша. Не нужно будить лифт. И добрых людей будить не нужно. Как прекрасно, что всем вокруг друг до друга настолько похуй.

С дверью Гаврила работает отмычкой. За собой по вежливому беззвучно закрывает.

Попав в ту самую квартиру, чувствует, как нетерпение начинает сочиться через поры. Он им переполнен.

Оживлять картины избиения Полюшки не надо. Навсегда перед глазами.

По коридору он движется тихонечко, заглядывает в одну из комнат.

В ней по кругу ходит младший Доронин. На взводе пацан. Чет неспокойно ему… Удивительно.