Обо всем таком они и поговорили вечером после пресс-конференции, наконец-то получив разрешение зайти вместе куда-нибудь и по русскому обычаю выпить по стакану водки. Стала эта встреча прощанием. Прощанием с прошлым. Это было их последнее прикосновение к миру шпионажа и контршпионажа, секретных операций и громких разоблачений, конспиративных квартир и шифрованных радиопередач, к тайному фронту, война на котором никогда не утихает.

Николай сызмала стремился «жить, как все». В общем, так он и прожил свою жизнь, не считая короткого — если соотносить с длительностью всей жизни — периода его «приключений».

Так бывает со многими. Но одни считают этот короткий период (война, участие в каком-то рискованном предприятии и т. д.) интересным и ярким в сравнении с серостью будней. Такие люди любят поговорить о былых боях и походах, о приключениях и лишениях. И чем дальше уходит время или чем серее будни, тем больше любят они вспоминать.

Но есть другие люди. И, видимо, имея в виду их, классик высказал тонкую мысль о том, что самые авантюрные приключения имеют своей целью восстановление чем-то нарушенного нормального (обыденного) хода вещей. Все — ради продолжения существования.

У Николая Карповича Шурко был ярко выражен именно такой склад личности. Верно, однако, и то, что его «приключения», оценка их им самим и особенно другими людьми принципиально отличались от того, что было с человеком, допустим, ветераном войны, который никогда не был ни в плену, ни на оккупированной территории, не служил в РОА, не состоял в НТС, кому выпало счастье пусть и тяжкого, но прямого пути. Вот и сидел Николай все праздники Победы взаперти, не показываясь на люди. Хотя злодеем не был.

Но есть иные, неказенные, неофициальные «анкеты», основывающиеся не на писаных законах, а на народных представлениях. А здесь несколько иная шкала оценок, несколько иная иерархия ценностей, несколько иначе судится-рядится, что такое хорошо и что такое плохо. Спецотделы, управления кадров, выездные комиссии — это одно, а что народ считает и говорит — другое. Скажем, был ли, не был Иванов или родственники его на оккупированной территории — ну и бог с ним, как не быть, ежели, к примеру, испокон веку жили Ивановы под Брянском. Но вот пусть даже лишь прикоснулся к измене человек — и честь его замарана. И никакими официальными постановлениями или умными рассуждениями популярных литераторов не отвести косого взгляда. Именно таким, прикоснувшимся к измене, и чувствовал себя Николай. Вот почему он прятался в День Победы.

Давно замечено, что в русском народе существует симпатия к преступникам (беглый каторжник рассказывает в песне — «хлебом кормили крестьянки меня, парни снабжали махоркой»). Но это — к переступившим официальные законы, и то не все. Переступившие закон народной нравственности — не преступники, а отщепенцы. Это страшнее. А изменник и отщепенец в народном сознании — понятия очень близкие...

Но праздник Победы, святой наш праздник, раз в году. А в будни Николай Карпович отличался от других разве что тем, что не читал детективов и шпионских фильмов не смотрел, и когда все вокруг с ума сходили, не отлипая от телевизоров во время передачи очередного сериала, он забирался куда-нибудь с книжкой или журналом. Что касается телевизора — предпочитал «В мире животных» и «Клуб кинопутешествий». Из мягкого кресла в уютной московской квартире отчего не обозреть пейзажи какого-нибудь экзотического Марокко...