– Я же говорил, что могу зашибить.

Сплошная темнота зашторенных окон не позволяла ничего разглядеть. Он нагнулся и пошарил руками по полу. Пальцы коснулись сухой лодыжки, обтянутой тонким чулком.

– Вот ты где. – Вуд повёл ладонь вверх, ощущая живое тепло, устремившееся через пальцы в живот, концентрирующееся жаркой волной в паху. – Это ты, Кэт, меня не обманешь – я чувствую твой аромат.

В ответ ни слова, только прерывистое дыхание, наполняющее наэлектризованный воздух желанием.

Руки Мэттью коснулись кружева трусиков. Чужие холодные пальцы впились в его ладони, пытаясь оторвать от сокровенного места.

– Ну, уж нет, в этот раз всё будет по-моему.

Он переместил руки на талию, обтянутую шуршащим шёлком, и рывком поднялся, отрывая вслед за собой от пола драгоценную ношу.

– Можешь молчать сколько угодно, мне достаточно будет стонов…

Но стонал Вуд сам. Дикое желание липкой пеленой застилало мозг. Пальцы, впившиеся в мягкие полукружья женской груди, дрожали, пытаясь оголить и без того низкое декольте.

– Ну же, испаночка, покажи, насколько ты можешь быть страстной. Я это помню… – И она откликнулась на призыв ночного насильника.

Жаркие губы впились в его рот, тонкие пальцы зарылись в волосы. Мэттью, наконец-то, услышал в ответ на своё рычание женские вздохи.

Всё, что произошло дальше, походило на борьбу изголодавшихся по любви индивидуумов, отдавшихся всепоглощающей животной страсти. Его руки рвали тесный корсет платья, путаясь пальцами в жёсткой шнуровке, требовательно сжимая нежную податливую плоть. Её – с нетерпением дёргали за ремень, стаскивали ставшие тесными брюки и, вырывая пуговицы, скидывали с плеч рубашку, впиваясь ногтями в широкую спину.

Не было слов, только всхлипы, стоны, рычания и звуки жадных поцелуев. Они снова оказались на полу, на этот раз борясь за право быть сверху.

Победила женщина. Она вставила в себя член; мягкий качок бёдрами – и твёрдая плоть уже глубоко внутри тесного влажного жара. Она продолжала молчать, а он…

– Боже, всё как тогда. Я люблю тебя… – Полные губы не дали возможности договорить: испанка не жаждала разговоров, желая совершенно другого, и Вуд давал это.

Бешеный ритм толчков, взятый в начале, менялся на глубокое проникновение с вращением. Она давила ладонями ему на грудь, не позволяя сменить положение, оставляла укусы с засосами, впиваясь, вгрызаясь короткими поцелуями в шею и плечи, управляя движениями вспотевших тел.

Мэттью сжимал упругие ягодицы, вдавливая пальцы в напряжённые мышцы, сминая ладонями шелковистую кожу. Оторвавшись от губ, ловил ртом затвердевшие соски, посасывая, покусывая крупные вишенки, наслаждаясь их вкусом.

– Клубника с зелёным яблоком… Наездница…

И снова поцелуй партнёрши прервал рвавшиеся наружу воспоминания. Лишь звуки шлепков плоти о плоть и стоны любовников нарушали тишину погружённой в полную темноту комнаты.

Он принимал её игру в незнакомцев – и это делало соитие намного ярче. Она не позволила стянуть с себя маску, оставляя закрытой верхнюю часть лица. Гладкая причёска претерпела изменения – и несколько длинных прядей чёрными змеями обвили его плечи. Всего несколько минут страстной борьбы – и вот они уже бьются в пароксизме оргазма. Блаженство – взрывное, невыносимо острое, сладкое, уносящее прочь сознание, – спазмами яркого пламени из центра живота разливалось по телу. Вуд кричал; она, вздрагивая, приглушённо всхлипывала, судорожно сжав зубы.

Он, едва отдышавшись, хрипло прошептал:

– Спасибо… Вот это секс, хоть и слишком быстрый. Я вовсе не против повторить и сделать всё более нежно, как тогда, – язык Мэттью заплетался, но руки прочно удерживали ту, что принял за Кэтлин, – только минуточку отдохну…

Узкая ладошка накрыла губы, делая новую попытку поговорить невозможной. Он силился разглядеть глаза любовницы сквозь прорези маски, но не мог: лицо испанки расплылось в серое бесформенное пятно. Алкоголь и истома делали тело свинцово тяжёлым; веки сомкнулись – и он провалился в короткий сон.

Очнулся Мэтт от холода, с удивлением пытаясь разглядеть тёмную комнату, в которой лежал на полу совершенно голым.

– Твою мать, где я и что тут делаю? – Память с готовностью предоставила воспоминания, заставляя руки шарить по полу. – Чёрт, где она?

Он вскочил на ноги и на этот раз нашёл выключатель. Встроенные в потолок лампы жёлтым светом наполнили кабинет… Харриса.

– Вот только этого и не хватало. Сынуля трахает незнакомку в кабинете папочки. Более пошлую сцену представить сложно. Ну почему всё у нас через жопу, Паркер?

Получить ответ было не от кого. Испанка исчезла, прихватив костюм секс-партнёра на пять минут. Она оставила на полу в доказательство, что не была миражом или пьяной фантазией агента Вуда, куски чёрно-красного платья, порванные трусики, ковбойские сапоги и шляпу.

– Нормальный ход… Хоть бы брюки не брала. Там телефон в кармане, мог вызвонить помощь, а так…

Мэттью натянул обувь, нахлобучил на голову кожаную ковбойку и направился к шкафу, надеясь там раздобыть одежду отца. Надежда не оправдалась: среди кучи пустых плечиков одиноко болтался белый халат.

– Вы все издеваетесь что ли?

Он обречённо вздохнул – пенять на судьбу можно до бесконечности, да только без толку, – накинул отцовскую спецодежду, собрал с пола куски ткани и, обнюхав трусики, удовлетворённо пробормотал:

– Может отпираться и говорить что угодно, но это была она, – сунул вещественное доказательство в карман и направился к выходу, столкнувшись с собственным отражением в зеркале.

– Вот это да…

Голая шея в вырезе была сплошь покрыта лилово-кровавыми следами жгучей страсти. Агент поднял воротник, сжав белые треугольники ладонью, но это мало спасало – вид ниже коротких пол халата при других обстоятельствах вызвал бы смех. Крепкие мускулистые ноги от середины бедра защищали от посторонних взглядов лишь крокодиловая кожа сапог и густая растительность.

– Кэт, ты за это ответишь, отработаешь непосильным трудом в постели не менее недели.

Вуд ещё раз оглядел кабинет, поправил сдвинутые кресла, выключил свет и вышел навстречу громкой музыке к участникам маскарада.

Название своему костюму он придумал с трудом: злобный ковбое-доктор. Впрочем, Брэндон, встреченный недалеко от танцующей массы, его оценил по-другому.

– Ты что, переоделся во врача-извращенца? – глаза верного друга были мягко сказать удивлёнными. – Что случилось? Ты пропал, как сказала Бетти, в поисках таинственной испанки, и за это время сумел поменять имидж карнавального персонажа? Представляешь, что скажут родители, увидев тебя в подобном виде?

– Она меня бросила вот так!

– Кто? – Холл принял слова родственника за пьяный бред.

– Паркер – кто. Вернее, Кармен, но это точно была Кэтлин!

– Какая «Кэтлин»? Она в Финиксе. Давай я отвезу тебя домой.

– Не раньше, чем найду её.

– Посмотри на себя! Какое «искать»? Тебе нужно хотя бы штаны натянуть, а не бегать по залу, сверкая задницей.

– Это заметно?

– Что?

– То, что я без трусов? Она и их стянула, зараза, чувствуется влияние сестры. Несколько дней пробыли рядом – и Паркер стала совершенно другой.

– А ты хотел за пару месяцев изменить то, что копилось годами? Она шестнадцать лет считала себя не в твоём вкусе. Что твои яйца принадлежат Лесси. И в ту ночь ты вставил свой член в неё лишь потому, что принял за любимую блонду. У любого нормального человека это родило бы кучу комплексов. Так какой она стала?

– Ты говоришь то, что я и так слишком хорошо знаю. – Отмахнулся он с довольной сытой ухмылкой. – Сегодня Кэтлин была раскрепощённой, уверенной в себе, хоть и таинственной. Нужно с чего-то начинать? – он просто светился, вообразив себя психологом с голой задницей. – Пусть вот так. В темноте. Не называя имён. Почувствует, что желанна до дрожи. Поверит в собственную сексуальность. Если начнёт доверять мне хоть в чём-то, то это просто тигрица…