Витторе подошёл ближе и положил руку на плечо графу:

– Брат, мне искренне жаль, что в твоей жизни случилась Анжелика, но это не значит, что все женщины – исчадия ада. В данном случае comparaison n’est pas raison[65]. Поверь, и среди женщин есть поистине ангельские создания.

Моразини усмехнулся:

– Твоя Анджелина, конечно же, из их числа?!

– Ты зря иронизируешь, брат. Ты не видел её, а берёшь на себя смелость судить. На тебя это совсем не похоже. Ты живёшь и действуешь, исходя из принципа «а вдруг». Тобой руководят твои страхи. Я понимаю: кто обжёгся горячим супом, дует и на холодный[66]. Я же стараюсь придерживаться иного принципа: кто боится каждого листочка, тот в лес не ходит[67].

Поэтому давай ты попридержишь свой скепсис хотя бы до знакомства с моей невестой. Оно состоится уже совсем скоро. Завтра епископ Дориа проведёт для нас пре-кану[68]. Завтра ты сможешь познакомиться с Анджелиной Беатой. Если ты готов слушать, то я расскажу тебе сейчас всё, что ты хотел бы узнать о ней.

Альфредо на мгновение замолчал, прошёл к креслу, опустился в него, коснулся глаз привычным жестом и лишь потом произнёс:

– Ну что же, рассказывай. Если у меня будут возникать вопросы, я по ходу дела буду тебе их задавать.

Витторе последовал примеру брата и тоже опустился в кресло. Немного помолчав, он начал говорить:

– Впервые я увидел Анджелину пятнадцатого августа прошлого года на праздновании в честь чудотворной иконы Чёрной Мадонны с младенцем в Кьеза-Санта-Мария-Ассунта в Позитано. Даже в той пёстрой толпе её невозможно было не заметить. У Анджелины очень запоминающаяся внешность. Особенно глаза. Тот, кто увидел её глаза, не забудет их никогда! Ты сам это поймёшь при встрече. Но в тот день я просто глазел на неё, как и сотня других прихожан, слышавших историю о чудесном спасении рыбаками красивой девушки во время шторма.

В конце июня прошлого года на берег моря выбросило перевёрнутую лодку, рядом с которой лежала бесчувственная девушка. Один из спасших её рыбаков забрал пострадавшую к себе домой, но, когда она очнулась, тут же впала в забытьё. Её била лихорадка, она бредила.

Судя по изорванной одежде, девушка была не из бедных. Кроме того, на груди у неё висел богато украшенный золотой медальон с инициалами «М.E.А.».

Через дочку рыбака, которая служила помощницей кухарки в доме потомственного рыцаря синьора Луиджи Гаспаро Форческо, о спасённой девушке прознала его супруга, синьора Бенедетта Джустина, которая, по отзывам горожан, отличается особым милосердием и благодушием.

Они с мужем потеряли во младенчестве собственную дочь. Других детей Господь им не послал. Поэтому известие о спасённой девушке вызвало у синьоры Бенедетты вполне понятные чувства.

Она навестила незнакомку в домике рыбака и предложила забрать её к себе для лучшего ухода. Несколько дней, несмотря на старания призванного доктора, девушка находилась в смертельной лихорадке и беспамятстве, но и очнувшись, ничего вразумительного о себе сказать не смогла.

Спасённая не помнила ни кто она, ни как её зовут, ни как она очутилась на берегу во время шторма. «Полная потеря памяти как результат пережитых страданий», – таков был вердикт местного эскулапа.

Единственной зацепкой для всех было то, что девушка прекрасно говорила по-английски. Итальянский язык ей тоже был знаком, но говорила она на нём с лёгким акцентом. Это сейчас Анджелину не отличишь по выговору от местной знати.

Альфредо слушал брата с мрачной напряжённостью во взгляде, но тут не удержался, перебил:

– Когда же тебя угораздило влюбиться в неё до потери памяти? Не говори, что это была любовь с первого взгляда. Только не это!

Витторе после этих слов брата заметно помрачнел и нахмурился:

– Никогда не любил предисловие в книгах. Особенно предисловие в форме авторского нравоучения и морали. Всегда считал, что читатель вправе сам расставлять приоритеты в прочитанном, а не довольствоваться авторскими сентенциями.

Моразини усмехнулся.

– Знаешь, братец, я тоже не склонен к морализаторству, и всё же… Любовь с первого взгляда к спасённой с потерей памяти – это напоминает мелодраму.

– С первого не с первого, но с той самой встречи я не пропустил ни единой мессы в церкви Позитано. Я не мог забыть этих глаз! Мне хотелось всматриваться в них ещё и ещё! Я узнал, что семья Форческо приняла спасённую девушку как родную дочь и дала ей имена святых покровительниц: блаженной Анджелины из Сполето и святой мученицы Беаты Сансской, в день памяти которых она была спасена.

– И долго ты так забавлялся церковными гляделками?

– Не поверишь, долго. Я ведь тоже поначалу думал, что это блажь, что это пройдёт. Когда закончился сезон, я вернулся в наше палаццо в Неаполе. Думал, что светская суета излечит меня от напасти. Но не тут-то было! Только там, вдали от Анджелины, я понял, что уехал в Неаполь, а сердце своё оставил здесь.

Я вернулся на виллу к рождественской мессе. И тогда я впервые с ней заговорил. Был повод. Она вместе с другими прихожанками собирала пожертвования на рождественский обед для бедных. Я подошёл к ней и справился, чем могу быть полезен. Видел бы ты её улыбку в тот момент! Я был готов самолично накормить всю бедноту Позитано, лишь бы девушка не прекращала улыбаться именно мне!

С тех пор мы стали общаться до и после мессы. Так я узнал, что Анджелина прекрасно образована. У неё широкий кругозор. Она может поддержать практически любую тему в разговоре. Много читает. А ещё, не поверишь, любит шахматы! И в этом ей нет равных! Синьор Форческо говорит, что о таком партнёре он мог только мечтать!

Граф Моразини иронично выгнул бровь.

– С обширным кругозором, играет в шахматы, но не помнит, кто она и откуда. Как удобно, чтобы облапошить такого доверчивого юнца, как ты!

Виконт возмутился такому замечанию старшего брата:

– Только не надо делать из Анджелины филистимлянку Далилу[69]. На роль коварной обольстительницы она совсем не годится. Эта роль больше подходила твоей бывшей жене.

Альфредо вскинул голову, как от пощёчины.

Поняв, что в попытке защитить свою избранницу он перегнул палку, Витторе попытался сгладить произведённый эффект:

– Прости, брат, я не должен был говорить этого. Это неблагородно с моей стороны. Всегда помнил поговорку: «О покойниках либо хорошо, либо ничего», но сейчас не удержался. Не удержался, потому что не узнаю тебя.

И всё из-за того, что она сделала с тобой. Ты сам на себя не похож. Ты – это не ты. Где мой благородный и великодушный брат? Рыцарь без страха и упрёка, рыцарь до мозга костей, честный, высоконравственный и порядочный? Для которого самого понятие «дама» – идеал чистой и непорочной души? Неужели одна жалкая тучка смогла закрыть собой солнце?![70]

Альфредо встал и подошёл к окну, за которым сумерки сгустились уже довольно изрядно. Какое-то время он стоял молча, нервно раскачиваясь с пятки на носок. Затем, не оборачиваясь к брату, каким-то бесстрастным, уставшим голосом произнёс:

– Витторе, братишка, нет больше рыцаря, в которого ты безоглядно верил. Я же и пытаюсь тебе это объяснить. Если во мне что-то и осталось от былого рыцарства, то меня, скорее, стоит величать Рыцарем Печального Образа. Дон Кихот проиграл в борьбе с ветряными мельницами. Его мечты разбились о препоны жестокой действительности. А прекрасная Дульсинея лишь посмеялась над несчастным дуралеем. Одного жаль: Дульсинея теперь лежит в сырой земле, придавленная тяжёлой могильной плитой. Видит Бог, никогда я не хотел ей подобной участи. Тем более что вместе с собой она забрала моего ребёнка!