Некоторое время, волшебник, нахмурясь, размышлял о возможностях. В его тусклых глазах промелькнуло что-то вроде паники.

– Может быть и нет, но вот, что я точно знаю, так это то, что сейчас доберусь до вас, – раздался грохочущий голос. Маленький, крепкий мужчина вышел из-за полуразрушенной стены лавки, размахивая прутом из ванги. – Быстро разбежались, мерзавцы.

Ребятня без оглядки кинулась кто куда, забыв о своем менее расторопном рекордсмене. Тэд, спотыкаясь, последовал за ними, протестующе вопя о том, что его забыли.

Урсо обернулся к своему спасителю. Хоть волшебник и сидел на низком стуле, его глаза были на одном уровне с глазами пришедшего, чей торс с бочкообразной грудью держался на необычайно коротких, кривых ногах. Он был примерно одного роста с дварфами, но явно не из этой расы. Его лицо было безбородым, как у ребенка, хотя он и был уже зрелого возраста. Он не походил и на представителя какой-либо другой расы, объясняющей его рост – ему не хватало худощавого телосложения и волосатых ног хафлингов Луирена, а также луковичного носа и голубых глаз, обычных для гномов. Тем не менее, некоторые шутники называли его Гнарфлинг – невероятное сочетание всех трех рас – и имя прижилось.

Что-то, что из-за отсутствия лучшего определения можно было назвать дружбой, выросло между двумя неудачниками. Гнарфлинг был единственным, кто регулярно искал компанию Урсо, и кто, казалось, определенно наслаждался фантазиями старого волшебника. Он наклонился и посмотрел на путаницу ниток на станке мага.

– И что сие означает?

– Павлиньи птенцы Мелоди Сибар, – ответил Урсо, указывая на спутанный клубок серой нити. – Они выводятся сегодня. Или, может быть завтра. По крайней мере, те, кто хочет вылупиться вообще.

– Это надо отметить.

Гнарфлинг откупорил бутылку, из которой они сделали пару глотков, передавая друг другу. После этого он смачно рыгнул и, успокоившись, сел, готовясь насладиться утренним рассказом. Его благостное настроение исчезло, когда он увидел, как толстая женщина целенаправленно движется к ним.

– Воздушный корабль движется на всех парусах по суше сюда, – пробормотал он.

Описание было недалеко от правды. Вилма была матерью Даммета, веселой, болтливой женщиной, которая зачастую – и для этого были свои оправдания – выглядела немного взволнованной и растрепанной. Пряди черных волос выбились из ее единственной косы, а круглое лицо раскраснелось от утренней работы. Как и ее сын, она постоянно чем-то была занята, и в то же время никогда. Но в отличии от многих односельчан, она время от времени встречалась с Урсо, главным образом потому что он был один из немногих, кто терпел проделки Даммета.

Облегченно вздохнув, женщина сбросила с плеч ремни, в которых держалась корзина с недавно собранными плодами. Плоды были тяжелые, с покрытой толстой шкуркой ореховой скорлупой, и извлечение мякоти из них – довольно долгий процесс. Она отцепила от пояса небольшой тесак – необходимый инструмент для этого дела – и начала плавно водить им по точильному бруску.

– Какое будущее ждет этот маленький уголок королевства Залаторна, господин маг?

– Белая собака, – тихо сказал Урсо.

– Страшное событие, – усмехнулась она.

Он мрачно кивнул.

– Эта собака станет причиной смерти больше чем половины людей в соседней деревне.

Маленький пятнистый щенок бродил недалеко от лавки волшебника. Вилма добродушно рассмеялась.

– Это щенок шавки Даммета, и она ближайшее существо, похожее на белую собаку. В ней нет никакой угрозы.

– Несколько лет, нет, но потом эта собака уже будет бродить далеко от деревни и спарится с оборотнем-волком. Их потомок будет иметь чисто белый мех и выглядеть больше собакой, чем волком. В человеческом облике она будет миловидной девой.

Вилма ответила тонкой улыбкой.

– Наверняка мой муж Томас будет наслаждаться подобным рассказом! Пусть только он взглянет на смазливую девку – это станет его смертью. – Она бессознательно взмахнула своим тесаком, в смертоносном жесте.

– Верно, но его смерть будет не от вашей руки, – ответил Урсо.

Улыбка женщины угасла, и страх появился в ее глазах. Если волшебник – пусть даже сумасшедший волшебник – начинает говорить о смерти, значит пришло время разжигать погребальные костры.

– Если, конечно, ваш мальчик не забудет привязать свою пеструю собаку в полнолуние перед осенним равноденствием, то этой девицы никогда не будет. Это спасет нас всех от большой беды. – Урсо поднял голову, как будто прислушиваясь к голосу внутри себя. – Хотя это вызовет другую большую проблему. Эта же самая девица-оборотень могла бы принести гибель в парящий город. Это избавило бы нас от многих неприятностей. С другой стороны... – Он замолк, прерванный резким, предупреждающим тычком локтя Гнарфлинга.

Улыбка облегчения и жалости вернулась к женщине.

– Парящие города сейчас, не так ли? Здесь, в Халруаа?

Урсо пожал плечами.

– Местами да, а местами и нет.

– Ну все, хватит об этом, – многозначительно сказал Гнарфлинг.

Вилма бросила быстрый взгляд в сторону коротышки и тут же отвела его. Она с трудом терпела этого странного маленького мужчину. Каждый в Аштараххе знал много чего о других и все поголовно страдали, если не хватало информации о ком-то. Но даже самые талантливые сплетники среди них не могли придумать историю, которая могла бы убедительно объяснить, кто такой этот Гнарфлинг или установить цель его приезда в Аштарахх. Вилма же обладала ограниченным воображением и всегда относилась с явным подозрением ко всем, кого не могла понять. Она улыбнулась Урсо и, взвалив корзину на плечи, быстро вышла из лавки.

Гнарфлинг вытащил из кармана бутылку и махнул ей в сторону станка.

– Что еще ты там видишь?

Выражение горечи отразилось на лице волшебника.

– Все, – тихо сказал он грустным и бесконечно утомленным голосом. – Все.

Коротышка смущенно кашлянул, чувствуя себя неловко, видя страдание своего друга.

– Ну, тогда, как насчет того, чтобы начать новое плетение и посмотреть, что в итоге получится.

Урсо, послушно взяв маленький нож, вырезал спутанное кружево со своего станка. Затем, он исполнил сложный тайный жест, и на кривом каркасе появился новый набор вертикальных нитей. Он долго изучал нити основы, как бы рассматривая и тут же отбрасывая множество возможностей. Наконец, он взялся за челнок и начал укладывать уток.

Его руки носились над холстом с изысканным проворством мастера, добавляя новую нить здесь или другой цвет там. Вскоре начала проявляться некая закономерность. Светящиеся, серебристые нити соединились в тонкую сеть. Однако, ткань, образовавшаяся в ячейках этой сети, оставалась неопределенного темного цвета, словно тени в лунную ночь. Гнарфлинг в недоумении нахмурился, поскольку он видел, что Урсо в некоторых местах вплел ярко-красные нити. Даже этот насыщенный цвет исчез в темном мраке.

– Что это означает? – спросил он.

– Это Плетение, – ответил Урсо, намекая на магию, словно паутиной опутывающую и поддерживающую всю Халруаа, как и, Гнарфлинг знал это, весь остальной мир. – Или, по крайней мере, это место Аштарахха в этом Плетении.

Гнарфлинг, прищурившись, наклонился ближе. Несомненно, он различал слабые очертания деревни так же, как мог ее видеть с высоты парящий ястреб, словно вырезанные в плотно увязанном полотне, представлявшем собой джунгли. Более тонкие серебряные нити соединяли поля и здания, и крошечные светящиеся точки, казалось, мелькали по обширному пространству – необыкновенное изображение рыночной площади и людей, находящихся на ней.

Вообще-то, это была первая достаточно различимая картина, которую Гнарфлинг когда-либо видел на ткацком станке Урсо. И почему-то это его беспокоило. Так же, как и напряженное выражение на лице волшебника, когда он случайным образом перемешивал цвета в узоре, тут же поглощаемые странной, темной пустотой, которая выделяла и определяла серебристое Плетение.

Проще говоря, на ткацком станке висел небольшой, но уже готовый гобелен. Урсо внимательно изучал свое творение, а Гнарфлинг, в свою очередь, изучал Урсо.