Большинство из них сейчас задавалось вопросом, а не выбрать ли смерть полегче, совсем отказавшись участвовать в этой охоте.

За последнюю неделю в окрестностях Торгового округа произошла серия леденящих душу убийств. Почти невозможно было сказать, что тела когда-то принадлежали человекоподобным существам, и только лица оставались безупречно нетронутыми – ни порезов, ни синяков. Лица, на которых застыло выражение непередаваемого ужаса.

 Даже бывалым солдатам, участникам гражданской войны, изменившей политический ландшафт Тетира, становилось плохо при виде трупов. Они отмечали, что кровь оставалась глубокого красного цвета долгое время после смерти – явный признак долгих пыток, тяжёлых минут или даже часов ужаса перед концом. Это был не просто ассасин или случайный убийца, не какой-то уличный грабитель или разбойник. На такие зверства был способен только свирепый, хладнокровный злодей.

Опытные ассасины, рассевшиеся на всё ещё тёплых булыжниках тёмной аллеи, заглядывали в глаза графа и понимали, что у него есть какой-то ключ к тайне беспричинных убийств. Они все видели знакомую искорку смерти в его глазах, и втайне боялись её.

Келмар терял терпение. Его рука в беззвучной ярости сжимала рукоять сабли. Чёрные волосы прилипли ко лбу, а на сдвинутых бровях собрались капельки пота. Быстрым, отточенным движением, свидетельствовавшим об умении пользоваться их неслышным языком, он подал сигнал четырём ассасинам за его спиной, заставляя разбиться на две группы. Каждая из них будет патрулировать одну улицу, тщательно стараясь избегать стражи – что стало сложнее, ведь с началом убийств количество стражников почти удвоилось.

Спутники кивнули и тихо разошлись, прячась в тенях и держа руки у кинжалов и смазанных ядом коротких мечей. Проводив их взглядом, Келмар выпустил долго сдерживаемый выдох; боль пронзила его голову, переходя на шею. Эта боль теперь повторялась часто и была настолько сильной, что могла поставить его на колени. И вместе с болью приходили видения.

Он старался не думать о кошмарах, осаждавших его в моменты сильнейших страданий – образы окровавленных, мёртвых лиц, чьи рты застыли в молчаливой муке. Тепло разливалось по груди при звуке шумящей в ушах крови.  Потянувшись к тунике, граф вытащил амулет, который он раздобыл, когда всё только началось. Большое рубиновое сердце светилось и билось в унисон с каким-то неведомым ритмом. Спрятав это тепло в кулак, он озирался по сторонам, надеясь заметить убийцу, который, как он знал, прямо сейчас бродил по этим улицам.

Келмар не мог не вспомнить самое первое из этих жутких видений – видение собственной смерти.

А вспомнив, граф содрогнулся.

Бориал был рад избавиться от графа на несколько часов. Эта одержимость убийцей казалась ему странной и немного беспокоила. Его товарищ Фаэрдрал, похоже, особо не переживал – он никогда не отличался сообразительностью и уж тем более стройными размышлениями. Они пробирались над улицей Слоновой Кости, в западной части Торгового округа, повторяя путь другой пары, над параллельной Храмовой улицей, и сейчас остановились на крыше заброшенного склада, чтобы осмотреть местность, прежде чем двинуться дальше.

– Фаэр? – прошептал ассасин.

– Чего, Бор?

– Как думаешь, к чему это всё? – Бориал с излишним оптимизмом ожидал осмысленного ответа от своего совсем не смышлёного напарника, но решил, что попытаться спросить всё же стоило.

– К чему? Я просто решил, что сверху будет лучше вид, – Фаэрдрал продолжил осматривать всю длину улицы своими хорошо видящими в темноте глазами. Многие из братьев в гильдии из-за его прекрасного ночного зрения подозревали, что он хранит в себе частичку крови эльфов.

– Да нет, я имею в виду, почему новый граф так хочет остановить этого убийцу? Я слышал, что он и сам не боится запачкать руки в крови, ходят слухи, что он свёл в могилу даже собственного брата, графа Лукана.

Фаэрдрал прищурился, обдумывая вопрос. Несмотря на то, что думали о нём его собратья, он вовсе не был тупым – просто не торопился. Хорошенько подумав над ответом, он наконец ответил, слегка напугав Бориала, который уже успел сосредоточиться на осматривании окрестностей:

– Полагаю, вопрос в деловой репутации.

– Репутации?

– Ага. Граф вложился в несколько предприятий в этом округе, значит, должен платить налоги и подати Дюку и Совету Лордов. Тела на улицах денег не приносят. И гульдера не заработаешь, если все будут бояться приходить сюда и тратить.

Бориал признал наличие смысла, он и сам видел не одного предпринимателя, сразу же буквально зверевшего, если прибыли проседали хотя бы немного.

– Не говоря уже о менее легальной деятельности графа на стороне.  Не знаю, как ты, а я насчитал не меньше трёх патрулей городской стражи, от которых нам пришлось скрыться на пути сюда. Хранить подпольные операции в тайне становится накладно.

 Бориал посмотрел вниз на улицу и согласно покивал. Но всё же что-то было в глазах Келмара более тёмное, излишняя осмотрительность, несвойственная торговцу, просто потуже завязывающему кошелёк.

Странный звук полностью завладел их вниманием. Они позабыли о разговоре, напряжённо вслушиваясь и пытаясь определить источник. Вот снова – приглушённый стон совсем недалеко к востоку. Быстро, как кошки, ассасины спустились по стене здания, двинувшись в сторону нарушенной ночной тиши.

Пробираясь по краю тёмного переулка, Фаэрдрал знаком велел остановиться – оба мужчины услышали затруднённое дыхание из аллеи. Высунувшись из-за угла, готовый в любую секунду сдёрнуть кинжал с пояса, Фаэрдрал вгляделся в тени.

Но его глаза увидели лишь спящего бедняка, завернувшегося в потрёпанный старый плащ и прислонившегося к стене. Разочарованный ассасин прислонился к каменной стене и расслабился. Бориал раздражённо закатил глаза, но продолжил осматривать улицу, надеясь заметить хоть что-нибудь, о чём позднее можно будет доложить графу. Фаэрдрал выпрямился и начал переходить улицу, направляясь к следующему зданию, его приятель последовал за ним.

В тот момент, когда Бориал посмотрел на север, в сторону перекрёстка, что-то тёплое и мокрое попало ему на правую щёку и шею. Повинуясь инстинкту, он повернулся, левой рукой доставая метательный кинжал из ножен. Но там стоял только Фаэрдрал – с широко раскрытыми глазами и тихо хватая ртом воздух. Два необычных костяных лезвия торчали у него из груди, приподнимая его над землёй; носки его сапог слегка дёргались над булыжниками дороги, пока жизнь вытекала из него вместе с кровью.

Только когда нож несчастного выпал из его руки, Бориал заметил, что оружие при падении не издало ни звука, хотя должно было звенеть громче сотни мечей в неподвижном ночном воздухе. Необычное оцепенение разлилось по венам ассасина, и необъяснимый ужас парализовал всё тело, позволяя двигаться лишь глазным яблокам.

Он заметил покрытую толстой чешуёй, шипами и острыми костяными отростками конечность, выходящую из-за спины Фаэрдрала. Она тянулась до фигуры сейчас вполне бодрствующего бродяги, причудливыми изгибами скрываясь под потрёпанной одеждой, словно змеиный хвост. Бедняк лежал на животе, опираясь на обтянутые серой кожей руки. Из-под капюшона его грязного плаща виднелись только два светящихся, словно поздний закат, глаза и улыбающийся рот, полный острых зубов-иголок.

Каждая мышца в теле Бориала велела ему двигаться, но пульсирующие волны могучей силы исходили от бьющегося в конвульсиях тела нищего. Бесконтрольный ужас навалился на ассасина, заставив упасть на колени. Его собственное оружие беззвучно покатилось по камням улицы, когда его руки обмякли.

Наблюдая за тем, как человеческая фигура вырастает, шея удлиняется, а на плаще выступают тонкие сосуды, и одежда натягивается на увеличивающихся костях, Бориал внезапно осознал, что ни разу в жизни не молился ни одному богу, кроме Тиморы, Леди Удачи.