Возможно, так оно и есть. Возможно, это один из наших самых основных страхов, порожденный глупой гордостью, что наши дети будут знать больше, чем мы. В то же время, когда так много людей превозносят достоинства своих детей, нет ли в них глубокого страха, что эти дети увидят ошибки своих родителей?

У меня нет ответов на этот кажущийся парадокс, но ради Бренора я молюсь, чтобы он искал Мифрил Халл по правильным причинам, ради приключений и испытаний, ради своего наследия и восстановления фамилии, а не из-за желания сделать мир таким, каким он был раньше.

Я считаю, что ностальгия - это необходимая вещь и способ для каждого из нас найти покой в том, чего мы достигли или даже не смогли достичь. В то же время, если ностальгия побуждает к действиям, направленным на возвращение в то сказочное, окрашенное в радужные тона время, особенно тех, кто считает свою жизнь неудачной, то это пустая затея, обреченная породить лишь разочарование и еще большее чувство неудачи.

Еще хуже, если ностальгия ставит преграды на пути эволюции, тогда это действительно ограничивающая вещь.

В своих путешествиях по поверхности я однажды встретил человека, который носил свои религиозные убеждения как почетный знак на рукавах своей туники. «Я - последователь Гонда!» - с гордостью сказал он мне, когда мы сидели рядом в баре таверны, я потягивал вино, а он, боюсь, немного переборщил с более крепким напитком. Он продолжил объяснять предпосылки своей религии, саму причину своего существования, что все вещи основаны на науке, механике и открытиях. Он даже спросил, может ли он взять кусочек моей плоти, чтобы изучить ее и определить, почему кожа эльфа дроу черная. «Какого элемента не хватает, - спрашивал он, - что отличает вашу расу от ваших сородичей с поверхности?»

Я думаю, что последователь Гонда искренне верил в свое утверждение, что если он сможет просто найти различные элементы, из которых состоит кожа дроу, то сможет изменить пигментацию, чтобы темные эльфы стали более похожими на своих сородичей с поверхности, и, учитывая его преданность, почти фанатизм, мне показалось, что он чувствовал, что сможет изменить не только внешность.

Потому что в его представлении, все вещи можно объяснить и исправить.

Как я мог хотя бы начать объяснять ему всю сложность происходящего? Как я мог показать ему различия между дроу и поверхностным эльфом в самом взгляде на мир, возникшем в результате многовекового хождения по разным дорогам?

Для фанатика Гонда все можно разложить, разобрать и собрать обратно. Даже магия волшебника может быть не более чем способом передачи универсальных энергий - и это тоже однажды может быть воспроизведено. Мой спутник обещал мне, что он и его коллеги жрецы-изобретатели однажды воспроизведут каждое заклинание из репертуара любого волшебника, используя природные элементы в нужных комбинациях.

Но не было сказано ни слова о дисциплине, которой должен достичь любой волшебник, совершенствуя свое ремесло. Не упоминалось и о том, что могущественная магия не дается никому, а скорее зарабатывается, день за днем, год за годом, десятилетие за десятилетием. Это стремление длиною в жизнь с постепенным увеличением силы, столь же мистической, сколь и светской.

Так и с воином. Последователь Гонда рассказывал о некоем оружии, называемом аркебузой - трубчатом метательном снаряде, во много раз превосходящем по мощности самый сильный арбалет.

Такое оружие вселяет ужас в сердце настоящего воина, и не потому, что он боится стать его жертвой, и даже не потому, что он боится, что однажды оно заменит его. Такое оружие вызывает ужас, потому что истинный воин понимает: пока человек учится владеть мечом, он также должен учиться тому, зачем и когда его применять. Наделять силой мастера оружия кого угодно, без усилий, без тренировок и доказательств того, что уроки усвоены, значит отрицать ответственность, которая приходит с такой силой.

Конечно, есть волшебники и воины, которые совершенствуют свое ремесло, не научившись той эмоциональной дисциплине, которая должна ему сопутствовать, и, безусловно, есть те, кто достигает большого мастерства в любой профессии в ущерб всему миру - Артемис Энтрери является идеальным примером - но такие люди, к счастью, редки, и в основном потому, что их эмоциональный недостаток обнаруживается в самом начале их карьеры, и это часто приводит к довольно резкому падению. Но если последователь Гонда добьется своего, если его ошибочное представление о рае воплотится в жизнь, то все годы обучения будут мало что значить. Любой дурак может взять в руки аркебузу или другое мощное оружие и уничтожить опытного воина. Или любой ребенок может воспользоваться магической машиной Гонда, воспроизвести огненный шар и сжечь полгорода.

Когда я высказал последователю Гонда некоторые из своих опасений, он, казалось, был шокирован - не разрушительными возможностями, а скорее моим, как он выразился, высокомерием. «Изобретения жрецов Гонда сделают всех равными!» - заявил он. - «Мы возвысим низшего крестьянина».

Едва ли. Все, что сделает последователь Гонда и его приспешники - это обеспечит смерть и разрушение на уровне, доселе неизвестном в Королевствах.

Больше ничего нельзя было сказать, ибо я знал, что этот человек никогда не услышит моих слов. Он считал меня или, если на то пошло, любого, кто достиг уровня мастерства в боевых или магических искусствах, высокомерным, потому что не мог оценить жертвы и самоотверженность, необходимые для таких достижений.

Высокомерный? Если бы так называемый низший крестьянин последователя Гонда пришел ко мне с желанием научиться боевым искусствам, я бы с радостью обучил его. Я бы радовался его успехам так же, как и своим собственным, но я бы требовал, всегда требовал, чтобы он был скромен, предан своему делу и понимал силу, которой я обучаю, понимал потенциал разрушения. Я не стал бы учить никого, кто не продолжал бы проявлять должный уровень сострадания и общности. Чтобы научиться пользоваться мечом, нужно сначала понять, когда им пользоваться.

В линии рассуждений последователя Гонда есть еще одна ошибка, на мой взгляд, чисто эмоциональная. Если машины заменят достижения, то к чему будут стремиться люди? И кто мы, собственно, без таких целей?

Остерегайтесь инженеров общества, говорю я, которые хотят сделать всех в мире равными. Возможности должны быть равными, но достижения должны оставаться индивидуальными.

Я умираю.

Каждый день, с каждым вдохом я приближаюсь к концу своей жизни. Ведь мы рождаемся с конечным числом вдохов, и каждый мой вдох приближает солнечный свет, который является моей жизнью, к неизбежному закату.

Об этом трудно помнить, особенно пока мы здоровы и сильны в молодости, но я понял, что это важно помнить - не для того, чтобы жаловаться или впадать в меланхолию, а просто потому, что только при честном осознании того, что однажды я умру, я могу начать жить по-настоящему. Конечно, я не зацикливаюсь на реальности собственной смертности, но я верю, что человек не может не зацикливаться, хотя бы подсознательно, на этом самом внушительном призраке до тех пор, пока он не поймет, по-настоящему не поймет и не оценит, что однажды он умрет. Что однажды он уйдет из этого места, из этой жизни, из этого сознания и существования, в то, что его ждет. Ибо только когда человек полностью и честно принимает неизбежность смерти, он освобождается от страха перед ней.

Так много людей, кажется, вязнут в одной и той же рутине, выполняя каждый день ритуалы с почти религиозной точностью. Они становятся существами простой привычки. Отчасти это комфорт, который дает привычка, но есть и другой аспект - глубоко укоренившаяся вера в то, что пока они все делают одинаково, все будет оставаться неизменным. Такие ритуалы - это способ контролировать окружающий мир, но на самом деле они не могут этого делать. Ведь даже если они будут следовать точному распорядку день за днем, смерть обязательно найдет их.