Странная штука - чувства. Как они разлетаются перед лицом логики, как они берут верх над самыми основными инстинктами. Потому что, оценивая все с позиций времени и с позиций гуманизма, мы чувствуем, что инстинктивное потакание своим желаниям - это слабость, мы ощущаем, что потребности общества должны перевешивать желания индивидуума. Только когда мы признаем наши провалы и осознаем наши слабости, мы сможем подняться над ними.

Вместе.

Это абсолютные понятия, пантеон идеалов, прекрасные боги и злобные демоны, навсегда сцепившиеся в борьбе за души смертных. Понятие Ллос - это абсолютное зло, понятие Миликки - абсолютное добро. Они противоположны, как черное и белое, и между ними нет никаких оттенков серого.

Таковы добро и зло. Абсолютные, жесткие понятия. Не может быть никакого оправдания подлинно злому деянию, никаких оттенков серого.

Несмотря на то что добрый поступок часто приносит личную выгоду, само это деяние являет собой абсолютную ценность, ибо определяется целью поступка и воплощается в нашей вере в тот самый пантеон. Но всегда ли так считают все смертные расы, разумные существа, - люди и эльфы, дворфы и полурослики, гоблины и великаны? Подобное многообразие приводит к неразберихе, смешению абсолютных понятий.

Логика многих очень проста: я - дроу, дроу - злые, следовательно, я - злой.

Они не правы. Ибо что есть разумное существо, если не олицетворение возможности выбора? И не может быть ни добра, ни зла без цели. Правда, в Королевствах есть расы и культуры, особенно гоблины, у которых в целом доминирует зло, и другие, такие как светлые эльфы, которые ближе к концепции добра. Но даже в этих расах, которых многие считают воплощениями абсолюта, имеют место цели и действия индивидуумов, которые в конечном счете и оказываются решающими. Я знал гоблина, который не был злобен, я - пример дроу, который не пошел по жизни дорогами своей расы. И все же немногие дроу, и еще меньшее число гоблинов, являются исключениями из правила, и поэтому утверждения общего характера остаются в силе.

Наиболее любопытной и разнообразной среди всех рас является раса людей. Здесь результаты в наибольшей степени могут отклоняться от абсолюта, поскольку главным у людей является восприятие, а цель зачастую скрыта, засекречена. Ни одна раса не обладает таким опытом в искусстве самооправдания. Никто не сравнится с людьми в умении изобрести благовидные предлоги и уважительные причины и в конце концов заявить о высокой цели. И ни одна другая раса не обладает такой способностью верить в свои собственные утверждения. Сколько было войн между людьми, когда обе воюющие стороны заявляли, что бог, добрый бог, на их стороне и в их сердцах!

Но добро - это не предмет восприятия. То, что является «добром» для одной культуры, не может быть «злом» для другой. Это может быть справедливо для нравов животных и для мелких козней, но не для добродетели. Добродетель абсолютна.

Она должна быть таковой. Добродетель - это торжество жизни и любви, признание других и желание стремиться к добру, к лучшему. Она означает отсутствие гордости и зависти, готовность делиться радостью и наслаждаться достижениями других. И не требует оправдания, потому что есть в каждом сердце. Если некто совершает злой поступок, то, как бы он ни пытался скрыть свои истинные намерения, ему не уйти от истины, абсолютной истины, находящейся в его собственном сердце.

Внутри каждого из нас есть такое место, где мы не можем укрыться от самих себя, где судией является добродетель. Признать истинную природу наших деяний означает предстать перед этим судом, для которого не имеет значение само деяние. Добро и зло - это цели, а цель не подлежит оправданию.

Все мы когда-нибудь попадем в это место. И Кэддерли Бонадьюс, создавший Храм Парящего Духа, самое величественное и все же самое скромное из человеческих достижений. И Артемис Энтрери. Возможно, это случится после его смерти, но он отправится туда, поскольку таков удел всех нас в конечном счете, и какие же страдания ему предстоят, когда он осознает истинную суть своей порочной жизни! Я молюсь о том, чтобы он отправился туда скорее, и мое пожелание не имеет ничего общего с местью, ибо месть не стоит молитвы. Пусть Энтрери предстанет перед судом своего сердца, чтобы увидеть истину и прозреть. И тогда он найдет радость даже в наказании, подлинную гармонию, которую никогда не мог познать на прежних путях.

Я посещаю это место в своем сердце так часто, как только могу, для того чтобы избежать ловушек легкого оправдания. Это место полно боли, но, только приходя туда, мы можем подняться к добру. Только там, где не действуют никакие ложные оправдания, мы можем осознать истинность наших намерений и в силу этого познать суть наших деяний. Только там, где судия добродетель, рождаются герои.

Я хорошо помню, как я вернулся в Мензоберранзан, город, в котором родился, город моего детства. Я плыл на плоту, и вот показался город - зрелище, которого я боялся и которого в то же время страстно желал. Я никогда не хотел вернуться в Мензоберранзан, и все же мне было интересно, что я почувствую, оказавшись там. Было ли это место таким ужасным, как в моих воспоминаниях?

Я хорошо помню тот момент, когда мы проплывали мимо изогнутой стены пещеры и в поле нашего зрения попали скульптуры, высеченные в сталагмитах.

Это было разочарованием.

Я не испытал ни гнева, ни благоговейного страха. Никакой теплоты ностальгии, подлинной или фальшивой, не снизошло на меня. Никаких воспоминаний о детстве, даже о хороших временах, проведенных с Закнафейном.

В тот решающий момент я понял только, что в городе горят огни: необычное и, возможно, значительное событие. Я думал лишь о своей миссии и о том, что следует быстро двигаться, чтобы ее выполнить. Мои страхи, ибо, разумеется, они оставались, были сугубо рационального свойства. Не импульсивные и безрассудные страхи, возникшие из воспоминаний детства, но весьма реальные волнения, вызванные тем, что я входил в логово могущественного врага.

Позже, когда позволила обстановка, я поразмыслил над той минутой, удивленный, что она оказалась столь разочаровывающей, столь несущественной. Почему меня не ошеломил вид города, который был для меня родным в течение первых тридцати лет жизни?

И, только обойдя с северо-запада Хребет Мира и вернувшись в Долину Ледяного Ветра, я понял истину. Мензоберранзан был всего лишь одним из мест, встретившихся в моем путешествии, но он никогда не был моим домом. Как и говорилось в предсказании слепой ведьмы: Долина Ледяного Ветра была моим первым домом. Все, что до нее - Мензоберранзан, Блингденстоун, даже заколдованная роща моего наставника Монтолио Де Бруши, - было всего лишь путем, по которому следовало идти.

Я понял это, когда обогнул Хребет Мира и вновь увидел Долину, - впервые за последние десять лет ощутил на своем лице непрекращающийся ветер, тот ветер, который всегда был здесь и который дал этому месту свое имя.

Сложное понятие: дом! Оно звучит по-разному почти для каждого. Для меня дом - это не только место, но и чувство, теплое и уютное ощущение, что все в порядке. Дома мне не нужно извиняться за то, что я делаю, или за цвет моей кожи. Здесь меня должны принять, потому что здесь мое место. Оно одновременно и в личном, и в совместном владении, ведь этому месту личность подходит в наибольшей степени, но только из-за того, что вокруг - друзья.

Когда я увидел Долину Ледяного Ветра, меня переполнили воспоминания о том, что здесь происходило, - совсем не так, как это было при первом моем взгляде на Мензоберранзан. Я вспомнил, как сидел на склоне Пирамиды Кельвина, наблюдая за звездами и кострами странствующих племен варваров, вспомнил о том, как я сражался с йети рядом с Бренором. А кислое выражение лица дворфа, когда он лизнул свой топор и впервые узнал о том, что мозги йети ужасны на вкус! И первая встреча с Кэтти-бри, верной моей спутницей. Тогда она была совсем еще девочкой, доверчивой и прекрасной душой, неистовой по своей природе и все же всегда тонко чувствующей.