Она вздрогнула и выпрямилась. Повернувшись, посмотрела на Дональда и испытала настоящее потрясение: он улыбался. Мысли лихорадочно завертелись в ее мозгу, отталкивая одна одну, как будто каждая пыталась завладеть ее вниманием в первую очередь. Нет! Нет! Боже! Это невозможно. Он же не такой дурак. Чертов тупица! Не ругайся. Только тупица стал бы… Дурак… Не ругайся, говорю тебе… Успокойся и подумай… Он считает… он считает, что в ту ночь… в ночь авианалета…

У Грейс была отнюдь не одна причина ненавидеть ту памятную ночь. С тех пор прошло более пяти месяцев, а она была беременной только четыре. Если бы это было наоборот, разоблачения удалось бы избежать, но как можно объяснить тот факт, что роды задержались на четыре, пять или более недель? Она решила поговорить с Дэвидом.

Она опустила голову. Дональд, глупо улыбаясь, продолжал смотреть на нее, и Грейс с трудом сдержала ругательства, готовые сорваться с ее губ.

Светлым апрельским днем тысяча девятьсот сорок третьего года тетя Аджи, продрогшая и усталая, вошла в свой дом. Ей хотелось выпить чего-нибудь горячего, дать отдых ногам, положив их повыше, но едва лишь она закрыла парадную дверь, как в ее кабинете раздался телефонный звонок.

Это, конечно, Сюзи, если она еще жива, решила старая женщина. Та считала, что если бомба попадет в Уоллсенд, то осколок будет долго летать над Ньюкаслом, чтобы выбрать своей жертвой именно ее, Сюзи. Звоня по телефону, она никогда не представлялась и не говорила «Привет», а всегда начинала с вопроса: «У тебя все в порядке, Аджи?» и, казалось, бывала очень удивлена, когда у Аджи все действительно оказывалось в порядке.

Аджи сняла трубку.

– Да… да, это Темпл 3567.

– Не вешайте трубку.

Когда женщина услышала голос на том конце провода, ее глаза расширились от удивления.

– О, привет, Эндрю.

– Послушайте, тетя Аджи, у меня буквально одна свободная минута, – теперь он называл ее тетей Аджи, и ей это нравилось. – Передайте Грейс, что я в любой момент могу проезжать через деревню – возможно, сегодня вечером или, самое позднее, завтра. Если повезет, мы сделаем там остановку. Сделайте это, пожалуйста.

– Да, Эндрю… Алло!.. Ты слышишь? Эндрю… Эндрю! Но он уже повесил трубку. Ну что ж, коротко и мило.

Возможно, это означало, что он вообще не должен был пользоваться тем телефоном. Они ехали из Шотландии, направляясь, вероятно, на юг. В воздухе что-то витало, в воздухе всей страны; люди как будто чего-то ждали. Черчилль припас какой-то козырь.

Надо сейчас же связаться с Грейс, решила Аджи. Она и не предполагала, что ей придется передавать подобное послание – прошло много недель с тех пор, как Грейс и Эндрю виделись в последний раз, ему даже не удавалось получить сорокавосьмичасовую увольнительную. Аджи сняла трубку, назвала телефонистке номер Грейс, и когда на том конце провода Пегги Матер низким голосом осведомилась: «Кто это?», отрывисто проговорила:

– Передайте миссис Рауз, что звонит ее тетя.

– Она занята, купает ребенка.

– Ну, так будьте любезны передать ей, что я хочу с ней поговорить.

Тяжелое, угрюмое молчание. Аджи не любила Пегги Матер, и знала, что эта антипатия взаимна.

Тетя ждала, переступая замерзшими ногами. Бедная Грейс, ей целыми днями приходится общаться с этим грубым созданием! С одной стороны – кухарка, с другой – муженек, этот ее Веселый Рыцарь… О, как он раздражал Аджи своими льстивыми манерами, этой сладенькой улыбочкой, постоянной игрой в папочку… Н-да! Невероятно, если задуматься: двое детей, которых он считает своим «достижением» – разве что не повесил на них таблички, но оба – не его. Да, просто невероятно… Аджи не знала, как ее племяннице удавалось обманывать мужа, поддерживать эту атмосферу. Что-то надо делать. Когда Эндрю вернется из армии, он наверняка раскроет свои карты. Аджи взяла карандаш и начала машинально чертить в блокноте. Будет ли Эндрю жить вместе с Грейс? Может, он станет агентом по продаже недвижимости? Так или иначе, ему придется найти какую-то работу, но не такую, которой он занимался до сих пор, – более денежную и перспективную, потому что он, конечно, не захочет сидеть на шее Грейс, и такое отношение весьма похвально. Аджи нравился Эндрю. Жаль, что у них с Грейс все так получилось. В нем была сила, сила более зрелая, чем его годы. Он напоминал тете…

– О, привет, Грейс.

– Здравствуйте, тетя Аджи. У вас все в порядке?

– Да, у меня все в порядке. С такого вопроса всегда начинает тетя Сюзи, – Аджи услышала смех Грейс и тихо поинтересовалась: – Ты одна?

– Да.

– Мне сообщили по телефону, что кое-кто в любую минуту может проехать через вашу деревню. Если повезет, они сделают там остановку. Сегодня вечером или завтра, он не знает.

Воцарилось молчание.

– Алло, ты слушаешь?

– Да, да, слушаю, тетя Аджи. Когда вы узнали?

– Несколько минут назад.

– Спасибо, тетя Аджи, спасибо.

– Ну, тогда я буду кончать. Я только что пришла и буквально разбита и внутри, и снаружи. Ветер такой, что может сломать пополам. А как там у вас?

– О, прекрасный день, солнечный, даже теплый.

– Счастливые. До свидания, дорогая.

– До свидания, тетя Аджи, и спасибо… спасибо… Грейс положила трубку и медленно направилась в гостиную. Она выглянула в сад: Дональд разрыхлял мотыгой землю между кривоватых грядок овощей. Ничто не напоминало о том прекрасном саде, который рос когда-то в Уиллоу-ли. Все грядки были заняты теперь овощами, и Дональд, ценой собственной спины, которая немало наболелась за это время, овладел искусством их выращивания. Даже при этом его усилия не принесли бы ощутимого результата, если бы не организаторский талант супруга Грейс, с помощью которого он привлекал в огород на уик-энды деревенских жителей всех возрастов.

Грейс подошла ближе к окну. Неожиданно она почувствовала, как все внутри у нее начинает ускорять свой бег. Надо позвать детей и выкупать их. Эндрю может быть в деревне уже сегодня вечером, подумала она. Но как узнать об этом? Может, он придет прямо сюда, не скрываясь? А почему бы и нет, почему бы и нет? Если он не найдет ее на их новом месте встречи, он придет сюда Он обязательно захочет увидеть ее. Что бы ни случилось, он захочет увидеть ее. О, Эндрю… Эндрю… Глаза Грейс устали от того, что она постоянно рисовала себе его образ. Она часто задумывалась о том, что если что-то случится, то у нее не останется даже его фотографии – только память. И все-таки нет. Чтобы увидеть Эндрю, ей только стоило посмотреть на Беатрис. У дочери Грейс были его глаза, его прямой, выразительный нос. Может, позднее он и не придаст ей особой красоты, зато будет подчеркивать характер. Беатрис, когда вырастет, станет такой, как Эндрю, чего нельзя было сказать про Стивена.

Грейс опять посмотрела в сад. Стивен и Вероника Купер работали рядом с Дональдом.

В сыне Грейс было что-то от чрезмерно худощавой фигуры Эндрю; когда он поднимал голову, Грейс казалось, что она видит профиль Эндрю, но на этом сходство и заканчивалось.

Ей всегда было больно смотреть на то, как Стивен буквально поклоняется Дональду. Что бы тот ни делал, мальчик всегда копировал его. Ему даже удавалось передавать интонации голоса Дональда.

Более четырех лет Грейс наблюдала – и часто кипела при этом от гнева, – как Дональд делает все, чтобы занять в сердце мальчика основное место. То же самое он делал теперь и по отношению к Беатрис. Иногда Грейс казалось, что ей следовало бы только радоваться этому, но никакой радости она почему-то не испытывала.

Дочь родилась примерно на десять дней раньше срока, или – по подсчетам Дональда – более чем на три недели позже. Однажды субботним днем Дональд заметил, как Грейс выходила с Бертраном Фарли из ньюкаслского автобуса. Они оба смеялись, и когда Бертран хотел помочь ей выйти, она споткнулась и чуть не упала. В этот момент Дональд как раз выходил из церковных ворот. Потом Грейс мысленно видела, как ее супруг прикидывает в уме, не может ли, исходя из этой даты, молодой Фарли оказаться отцом ребенка.